От этих воспоминаний стало муторно. Как бездарно он проводил то время – гараж, случайный заработок, зачем-то водка. Гараж приятеля он нашел сразу и, подойдя ближе, обнаружил, что дверь приоткрыта. Заглянуть внутрь Егор не рискнул. Он спрятался за угол и, подобрав с земли камешек, кинул в металлическую дверь. Через несколько мгновений появился приятель. Егор, не говоря ни слова, показался из-за угла и приложил палец к губам. Приятель подошел ближе.

– Привет. Ты откуда? Тебя искали. В институте ошивались какие-то мужики.

– Они убили отца. А мне надо спрятаться на несколько дней. Потом я уеду. Можно здесь пожить?

Приятель помолчал, потом оглянулся на открытую дверь.

– Погоди, я сейчас выпровожу…

Через двадцать минут Егор сидел на старой раскладушке.

– Смотри, тут есть все. Вода, немного еды. Даже постельное белье есть. Мать старое, но чистое, выстиранное отдала на тряпки, но я так к нему и не притронулся, можешь его взять. Сторожа у нас нет, но ворота запираются.

– Не страшно, если что, я по крышам смогу отсюда выбраться. Ключ от гаража у тебя есть?

– Есть запасной, я его оставлю. Изнутри закроешься. Позвони мне, когда будешь уезжать.

– Ладно. Только ты ко мне сейчас не приезжай, сам понимаешь, могут следить.

Часы тянулись так медленно, ночь так долго не хотела наступать, что Егор извелся. Полдня он старался наладить свой быт. Принес воды, постелил постель, вскипятил чай. Одежду достал из сумки, аккуратно развесил. Егор понимал: для того чтобы выбраться из ситуации, ему придется прибегнуть к помощи незнакомых людей, и поэтому выглядеть он должен прилично. Чтобы не вызывать недоверия или чувства брезгливости. Ближе к вечеру он перекусил парой булок, которые догадался купить по дороге. Когда стемнело, он погасил свет и приоткрыл ворота гаража. Свежий прохладный воздух хлынул в помещение. Егор поставил маленькую скамеечку у входа и устроился на ней так, чтобы его не было видно с улицы. Как ни странно, свежий воздух усилил запах бензина, краски и масла, которым навсегда пропиталось это помещение. С улицы доносились шум дороги и редкие голоса. Над гаражами нависали башни жилых домов. В них зажигался свет, готовился ужин, ссорились, мирились, рассказывали дневные новости. Егор сидел на неудобной скамейке, разглядывая чужую жизнь, раздумывая над своей. Прошел день, а он так и не знал, как поступить. Завтра наступит новый день, он проснется все в том же неведении. Егор вдруг почувствовал страшную усталость. «Что это я?! Всего лишь один день! А я уже без сил и у меня опустились руки!» – подумал он и почувствовал, как к горлу подкатил комок. Он испугался, попробовал откашляться, но комок словно рос внутри, и вдруг из глаз брызнули слезы. Егор попытался их сдержать, но не смог. Через минуту он беззвучно рыдал, прислонившись лбом к воротам гаража. Ему не было стыдно, он потерял отца, опасался за жизнь матери, боялся за себя. Он с тоской думал о брошенном доме. Он не верил никому, поэтому боялся идти в милицию. Он думал о Нике, о том, как много сделала для него Калерия Петровна. Егор плакал, испытывая облегчение. Слезы помогли стать сильнее – с ними ушло тайное наивное желание переждать, пересидеть все неприятности. Слезы очистили его от эмоций, оставив сухую решимость, волю и злость. Лег спать он под утро.

Мария Александровна собиралась в магазин, когда зазвонил телефон.

– Мама, это я, только ничего не говори, просто послушай меня. Возьми билеты и срочно выезжай в Москву. Самым ближайшим поездом или автобусом. Все равно чем, только очень быстро. Возьми немного вещей, деньги. Все самое необходимое. В Москве мы встретимся с тобой в музее. На Крымском Валу. Возьмешь билет, походи посмотри картины.

– Егор! Где ты?! Что с тобой?! Я уже не знала, что думать! Господи! Отца похоронили, тебя не было! Что с тобой случилось?!

– Мама, я все объясню, но обещай, что никому не расскажешь о моем звонке!

– Хорошо, но что с тобой?

– Мама, все в порядке. Выезжай в Москву, встречаемся у музея.

Егор повесил трубку. Все это выглядело нелепо и даже смешно, если бы не одно «но». Рано утром примчался приятель и сказал, что перед началом лекций около института видели тех же самых ребят. Они расспрашивали про Егора.

– Спасибо, что предупредил. Я сегодня вечером, наверное, съеду. Все будет зависеть от одного человека. – Егор был все так же осторожен.

– Делай, как знаешь. Я не тороплю.

Егор проводил приятеля, быстро собрал сумку и поехал на Курский вокзал. Там он купил два билета, потом немного продуктов и поехал в музей. Пережив все свои приключения, он решил перестраховаться. «Москва – город огромный, но и здесь при желании можно найти любого человека. Но вот в музее будут искать в последнюю очередь!» – подумал он, заходя в зал советского авангарда.

Мария Александровна появилась со стороны Садового кольца. Но она не пошла через открытую площадь, она выбрала тенистую аллейку, шедшую по периметру. Егор увидел мать сразу, но не подошел. «Как хорошо, что я любил кино про шпионов!» – подумал он, внимательно наблюдая, нет ли около матери кого подозрительного. Но время близилось к закрытию, поэтому людей было немного. Егор увидел, как мать подошла ко входу, поднялась по ступенькам и остановилась у афиши.

– Мама, здравствуй! – Егор подошел сзади и взял Марию Александровну под руку.

– Ой, Егорушка. – Мать всхлипнула.

– Мам, все потом. Потом поплачешь, потом поговорим. У нас с тобой будет время.

– Зачем ты меня вызвал? Куда мы сейчас идем?

– На вокзал. Через час отправляется поезд, на который я уже купил два билета.

– Какой поезд?! – Мария Александровна вырвала свою руку у Егора. – Какой поезд? Куда мы едем?! Нам надо в Славск! Там дом. Там отец!

– Папы больше нет. А те, кто его убил, еще не достигли своих целей. Поэтому и я и ты в опасности. К сожалению, от нашей смерти они ничего не выиграют, но это такие люди, которые сначала убивают, а потом думают. Они не умеют договариваться, и это самое страшное.

– Что ты такое говоришь?! – воскликнула Мария Александровна. – Как же Славск?

– Мы обязательно вернемся в Славск, только позже. Когда не будет так опасно. Когда у меня будет возможность повлиять на ситуацию. Или когда ситуация изменится сама. Видишь, как много вариантов, которые позволят нам вернуться домой, – улыбнулся Егор.

– Не смешно. Мне много лет. Куда ты меня тащишь?! Куда я поеду, к кому?! – Мария Александровна вдруг заплакала.

– Мама, ты еще молодая! Мы с тобой горы свернем! Вернее, я сверну! А ты будешь рядом. Мы же – семья, понимаешь?! Я не могу уехать и оставить тебя здесь!

Егор утешал мать, понимая, что той надо выплакаться.

В купе они вошли за пятнадцать минут до отхода поезда.

– Как здорово! Мама, я сто лет никуда не ездил! – Егор закинул сумки наверх, выложил билеты и стал помогать устроиться матери.

– Да, хорошо, – почти безучастно отвечала она.

Протопали к выходу люди, стукнули двери, прозвучал сигнал, и качнуло вагон. Егор смотрел на перрон, на котором толпились провожающие. «Вот и уехали! Ну, теперь ночь, день, и вечером мы будем у моря».

– Егор, я устала, буду спать ложиться, – Мария Александровна достала халат.

– Конечно, переодевайся, а я чаю попрошу у проводницы.

Егор вышел в коридор и остановился у окна. Состав набрал скорость, за окном мелькали подмосковные домики, лес и вечерний горизонт. Что-то бесконечно завораживающее было в самой дороге, в равномерном движении вагона, стуке колес. «В этом и заключается целительное свойство путешествий», – усмехнулся про себя Егор. Когда он вернулся в купе, Мария Александровна уже спала.


Комнату они сняли сразу же. Из толпы пассажиров их выхватила кругленькая тетка:

– Надолго? Могу устроить. Недорого.

– В отпуск. На месяц. Ну а там как дела пойдут, – быстро ответил Егор.

– Дела-то какие? По торговой части? – осведомилась тетка.

– Нет, личные.

– А! Дай-то бог. – Ответ ее удовлетворил. Видимо, под личными делами она подразумевала исключительно любовь.

– Ну так что предложить можете и за сколько? – улыбнулся Егор.

– Пойдем, посмотрите, там и поговорим. Зачем на пальцах показывать?!


Шли они прилично – Егор даже забеспокоился за Марию Александровну.

– Что, автобус здесь у вас не ходит? – спросил он тетку, которая резво бежала.

– Ходил. А сейчас сам черт не поймет. То ходит, то не ходит.

– Ясно. Все как везде. А простые люди страдай! – посочувствовал Егор, чем расположил к себе тетку.

– Точно. Мы же не молодые. Нам такое расстояние с сумками да с товаром не пройти.

– А товар какой?

– Пирожки, яблоки, иногда курица жареная. Ну, там зелень. Все сразу и не унесешь.

– К поезду выносите?

– Ну да. Хорошие деньги, между прочим.

– И еще квартиру сдаете.

– Почему – квартиру? – обиделась тетка. – У меня свой дом. И сад. И огород.

– Ого! Мам, слышишь, и сад есть, и огород!

Мария Александровна что-то промолвила в ответ. Она чувствовала себя лучше, но неизвестность впереди и оставшаяся жизнь позади – вот что ее мучило.


– Мама устала. Ей отдых нужен. Чтобы тихо было и никто не мешал, – пояснил Егор.

Тетка растерялась. Сын такой заботливый, отца потерял, о матери заботится. И люди тихие, приличные.

– С вас много не возьму. Только…

– Что только? – спросил Егор.

– Иногда подсобишь мне? Ну, там, вода, огород, ветки обрезать…

– Ох, хозяйка! – улыбнулся Егор.

– Татьяна Васильевна меня зовут, – важно сказала та.

– Согласен. Помогу вам, если уж совсем тяжко.

Татьяна Васильевна была типичным частником на морском побережье. Она уже лет двадцать сдавала «углы» отпускникам. Впрочем, в последнее время дела в этом бизнесе шли плохо – народ научился отдыхать в Турции. А там – сервис, и шведский стол, и море, и аниматоры. Одним словом, хоть внешне и хорохорилась хозяйка, но понимала, что эти двое выручили ее. А поскольку она была человеком добрым, то всей душой посочувствовала и уже через час считала их родней.

– Маша! Я так буду тебя называть – мне можно, я старше. Ты давай сюда, на топчан под абрикос. Тут тень, поспишь, пока с обедом возиться буду. А ты, Егор, вещи заноси, раскладывай, позову тебя бочку воды налить!

Вскоре запахло борщом, укропом и котлетами.

В хлопотах, разговорах, обустройстве прошли первые дни. И вскоре они жили по графику – завтрак долгий, с разговорами. Татьяна Васильевна подсаживалась, рассказывала городские истории, новости, расспрашивала о жизни в Славске. Потом она спохватывалась и уже до вечера ее не было слышно и видно – магазины, рынок, огород, обязательная торговля на перроне вокзала. Мария Александровна читала – нашла в доме чьи-то оставленные книжки. Немного помогала по хозяйству. Вечером все садились ужинать, и точно так же, как и утром, Татьяна Васильевна делилась дневными впечатлениями. Егор часто уходил в город – он присматривался к здешней жизни.

– Татьяна Васильевна, вот мне какая в голову идея пришла – устроюсь я грузчиком на рынок. Как вы смотрите?

– А что, денег нет? – насторожилась хозяйка.

– Да нет, деньги есть, – почти соврал Егор, – но не могу я сидеть и мух глотать. Понимаете, я ведь из-за мамы здесь. Ей отдых нужен. Ей смена обстановки нужна. А я студент и еще подрабатываю.

– А кто тебя позвал? – успокоилась Татьяна Васильевна.

– Палатка овощная, там у них главный Валера.

– Знаю, только главный совсем не Валера, а Ибрагим, ему это место принадлежит. А Валера больше воображает. Он отчитывается перед Ибрагимом.

– Я не знал.

– Тут вообще все непросто. Устраивайся, но имей в виду, что Валера хмырь. Обмануть может. Договаривайся, чтобы деньги платили за каждый выход.

– Это как?

– Были случаи, люди отрабатывали неделю, а он их выгонял без расчета.

– Спасибо, что сказали.

На следующий день Егор разгружал капусту. Вечером заплатили ему деньги. Маленькие, но заплатили.

– Мам, вот, на мелкие расходы, – Егор отдал матери несколько бумажек.

«Раньше такую сумму я даже деньгами не считал, а теперь у меня болит спина и два волдыря на ладонях», – подумал Егор и постарался не расстраивать себя. Он не имел права огорчаться – ему нужны были душевные силы.

Но самым лучшим временем суток оставался вечер. Татьяна Васильевна ложилась спать рано. А Егор с Марией Александровной шли на обрыв, усаживались на скамеечку. Сначала они молча смотрели на море, потом начинали вспоминать Петра Николаевича и жизнь в Славске. Они перебирали мельчайшие подробности, как перебирают жемчуг – с почти сладострастным тайным удовольствием. Ведь та жизнь и была настоящим их сокровищем. А потом опускалась ночь и море превращалось в небо, небо в море. И в этой темноте оставались только маленькие огни маяка и, похожие на звезды, огни проходящего вдалеке судна.