Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

– Я ничего не понимаю, кроме того, что ты совершенно безответственный человек!

– Мам, я возьму несколько дней за свой счет.

– Ника, возвращайся домой. Хватит гулять! Дома дел полно. Не жизнь, а праздник себе устроила!

Ника в растерянности молчала. Потом, закрыв рукой микрофон, сказала Егору:

– Ничего не получится. Я не смогу. Мама просит, чтобы я вернулась. Она волнуется.

– Я тебя понял, – кивнул Егор и стал набирать чей-то номер. Ника обратилась к Калерии Петровне, которая что-то кричала в трубку:

– Что, мама? Что у тебя? Телефон звонит? Городской? Хорошо, ответь, а я тебе позже перезвоню, – Ника отключила телефон и подошла к окну. Внизу был мокрый Невский проспект.

– Калерия Петровна, вы не узнаете меня? – вдруг раздалось у нее над ухом. – Это я, Егор. Ника рядом со мной. Мы встретились в Петербурге. Да, вот представьте себе. Да, это я. Простите, что пропал на двадцать лет, но я всегда помнил о вас и о помощи, которую вы оказали мне. Калерия Петровна, перестаньте плакать, а то я сейчас сам расплачусь. Я вам еще позвоню, а пока хочу спросить, можно Ника погостит у нас с мамой? Да нет, недалеко, в Лихтенштейне. Два часа лету, мы теперь там. Нет, нет, это самый настоящий Лихтенштейн, а не название коттеджного поселка. Да, надеюсь, и вы приедете. Хорошо, спасибо. Нет, что вы, это действительно я! До свидания и до встречи.

Егор отключил телефон и посмотрел на остолбеневшую Нику:

– Вот. Разрешение получено. Надо собираться в дорогу.

В этом импульсивном поведении Егора было все, что может позволить себе зрелый состоятельный человек. И желание удивить, и желание показать себя, и желание покорить и развернуть скатертью-самобранкой свой успех и свои возможности. Но в этих поступках была еще одна очень важная вещь. И, может быть, Егор до конца и не осознавал ее. Он стремился вернуть прошлое таким, каким оно было, стремился не упустить то, что держалось в его душе долгие годы и что было в какой-то степени мерилом всех отношений, случившихся в его жизни. К тому же присутствие этого самого Виктора, соперника, подогревало его пыл. Ему казалось, что, не перехвати он инициативу, пойдет все прахом и он потеряет Нику навсегда. Егор не понимал, что он будет делать дальше. Он не знал, к чему может привести эта затея. Его цель пока была короткой, но достичь он должен был ее любой ценой.

– Слушай, почему такая спешка? – спросила Ника, наблюдая, как он бронирует билеты на самолет.

– У меня не будет больше такого шанса исправить собственные ошибки.

Ника промолчала, но, улучив момент, сказала:

– Егор, я хотела бы с тобой поговорить.

– Я слушаю.

– Только не перебивай и постарайся вслушаться в мои слова.

– Обещаю.

– Первое. Я благодарна, что пригласил меня в такое путешествие. Я даже не буду скрывать, как я рада видеть тебя. Но есть вопрос материальный, который совершенно неразрешим. Я в Питере уже достаточно долго и, как ты сам понимаешь, не планировала путешествие в Лихтенштейн. Но я должна путешествовать на свои деньги, иначе я никакого удовольствия не получу.

Ника мысленно сказала спасибо маме, которая все-таки умудрилась сунуть ей в кошелек пару сотен долларов. Понятно, эта сумма была мала, но все же у нее были карманные деньги.

– Понимаю, – кивнул головой Егор.

– Я бы хотела знать, сколько стоит билет и сколько будет стоить гостиница в Лихтенштейне. Для меня это вопрос принципиальный.

Задавая этот вопрос, Ника хотела получить исчерпывающий ответ. Она уже решила, что позвонит Шевцовой и одолжит у нее немного денег. Перевод с карты на карту занимал считаные минуты, а отдать долг она смогла бы за месяца три-четыре.

– Понимаю. Поэтому подробно объясню. Это мое приглашение. Это мой подарок. Если угодно, это моя благодарность Калерии Петровне за то, что она сделала для меня. И, я специально это подчеркиваю, это знак благодарности тебе. Именно ты тогда побывала в квартире и достала ту картинку. Скорее всего, ты спасла мне жизнь. Рискуя своей. Думаю все перечисленное вполне годится как объяснение. Главное, что я делаю все искренне. – Егор помолчал и добавил: – В конце концов, я же должен тебе объяснить, почему исчез на двадцать лет. А в двух словах, так, на бегу, это не расскажешь. Для этого надо время. Мы с тобой проведем несколько дней, обо всем поговорим…

– Я тебя поняла. Мне необходимо встретиться с Виктором. Он уезжает.

Егор поднял на Нику глаза:

– У вас так все серьезно?

Ника развела руками. Она действительно не знала, что ответить. Вчера ей казалось, что ее жизнь прибилась к берегу. И она рада ощутить почву под ногами. Еще вчера ей казалось, что все решено, остались «мелочи» вроде выбора местожительства и смены работы. Еще вчера она готовилась рассказать маме о Викторе и пригласить его в Славск. Но сегодня… Сегодня она уже ничего не понимала.

Все организационные вопросы решились очень быстро. К счастью, у Ники была шенгенская виза, сделанная для тура некоторое время назад. Отель и билеты были добыты без труда.

Виктору она позвонила поздно вечером.

– Слава богу, я уж и не знал, что подумать. А сам звонить не решался, – Виктор Андреевич так волновался, что вдруг стал заикаться.

– Все нормально. Нам надо встретиться, и я все объясню, – заторопилась Ника.

– А может, не надо? – вдруг на удивление спокойно сказал Кочетов. – Давай вернешься, и тогда мы встретимся.

– Нет, нет. Надо сейчас, я тебе все объясню. Это тот самый человек, который исчез двадцать лет назад. Я должна поехать с ним. Я уже думала, что он пропал или с ним что-то случалось. И мама моя так думала. Понимаешь, его хорошо знает моя мама. Они, он, его родители из нашего города, – Ника зачем-то придала истории семейственность.

– Я верю тебе. И я ничего не хочу спрашивать. Ника, пойми, все нормально. Никаких обид или претензий. Я буду ждать твоего звонка. Позвони, как только ты вернешься.

Ника не могла успокоиться. Ей слышались в голосе Кочетова обида и неверие. И ей хотелось успокоить его, уговорить отнестись к происходящему легко.

– Виктор, видишь ли… – начала она и не закончила. Ника поняла, что ей нечего сказать Кочетову. Она сама не знает, что будет через день, два, через неделю. И уверять себя, что это просто поездка, путешествие с другом, было бы обманом. Эта внезапная встреча таила в себе столько всего, что давать обещания, зарекаться было бы крайне опрометчиво.

Вечерами, наслаждаясь роскошью номера, в котором она теперь жила, Ника мысленно перебирала все детали их с Егором встречи. Она пыталась понять, в какой момент он принял решение вернуться за ней, что послужило толчком для такого поступка. Она, обуреваемая женским любопытством и тщеславием, хотела его спросить, но все же стеснялась. Она вообще старалась придать всему происходящему дружеский оттенок. Но в глубине души бродили надежды: «Он изменился – двадцать лет все-таки, но все такой же симпатичный. Появилась мужественность, появилась уверенность. И какая история жизни! Это просто представить невозможно!» Ника вспоминала рассказ Егора, и ее распирало от гордости. Ей казалось невероятным, что такой мужественный и стойкий мужчина когда-то ее любил, а сейчас всеми силами удерживает подле себя. «Но какова Шевцова! Знала и молчала. Нашла его и ничего мне не сказала. А с другой стороны, может, и правильно сделала. Я сама, наверное, не решилась бы ему позвонить. Я положительно сойду с ума от этой поездки!» – думала она каждый вечер.

Ника подолгу разговаривала по телефону с Калерией Петровной, та все никак не могла поверить в то, что объявился Егор Бестужев и что он пригласил Нику погостить.

– Как Егор выглядит? Изменился? Худой? А волосы?

Ника подробно все рассказывала и однажды сказала:

– Мама, он очень похож на отца. Иногда просто копия Петра Николаевича.

И эта одна фраза растопила настороженность и убрала резкость из тона Калерии Петровны.

– Ты передай, что на могиле у отца порядок, ухаживаем за могилой. А если они надумают приехать в Славск погостить, мы всегда их примем с радостью. Мы почти родные люди.

– Обязательно, мама, – пообещала Ника.

Что там из обязательного набора роскоши любят упоминать в романах? Шампанское? Цветы? Бизнес-класс? Лимузин? Так вот Ника получила все сразу, только вместо бизнес-класса был комфортабельный частный самолет.

– Что это? – Ника обвела рукой салон, где все обтянуто белой кожей и отделано дорогим деревом.

– Это самолет, – улыбнулся Егор.

– Ну, не воздушный шар. Это же очевидно!

– Услугами этой компании я пользуюсь постоянно. Очень надежно. И комфортно.

– И красиво, – добавила Ника. Она уже успела глотнуть шампанского, и в голове у нее шумело.

– Это очень дорого, да? – понизив голос, спросила она.

– Ну, – смутился Егор, – как сказать. Недешево.

– И ты тратишь такие деньги? Ты же мог бы… – Ника вдруг замолчала, потому что ничего не придумала взамен такой траты денег.

– Ну, я тебя слушаю, – Егор улыбнулся. Он откинулся на спинку кресла и наблюдал за Никой.

– Что ты так на меня смотришь?

– Я просто хочу понять, что можно сделать такого полезного вместо покупки этих билетов.

– Ну, например… Я не знаю, – сдалась она, – но мне кажется, есть более практичные вещи.

– Например?

– Машины, дома, украшения, картины. То, что останется. А что такое перелет? Воздух, – Ника развела руками.

– Ну, да, правильно, воздух! – рассмеялся Егор.

Ника осуждающе покачала головой. Она захмелела, и откуда ни возьмись, в ней заговорила обида.

– Скажи, ты все свои деньги зарабатывал ради чего? Ради этой мебели? Может, разумнее, эти два часа провести в обычном самолете, который, кстати, тоже удобен?

– Буду думать над твоими словами, – миролюбиво согласился Егор, – а пока мы пообедаем.

Через несколько минут перед ними стояли тарталетки с черной икрой, салат с крабами, лимон тонюсенькими ломтиками и пиалы с крем-супом.

Ника подняла бровь, а Егор рассмеялся.

– От шампанского ты стала такой воинственной, что даже страшно, – сказал Егор.

Аэропорт небольшого австрийского городка, молниеносный паспортный контроль, багаж, который уже был в машине, и сама машина мягкая, удобная, почти бесшумно несущаяся по автобану, – все это было быстрым эпизодом. В машине они болтали о всяких пустяках, Егор комментировал картинки за окном. Наконец они подъехали к городу.

– А вот и отель. Все как ты хотела – маленький, удобный, и наш дом совсем близко. Располагайся, отдыхай, я позвоню тебе вечером.

– Хорошо. – Нику совсем разморило от раннего вылета, шампанского и разговоров. Оставшись одна, она принялась рассматривать двухкомнатный номер и пейзаж за окном. Потом, разобрав вещи, села за стол и стала писать открытки. Одна предназначалась Калерии Петровне, другая Шевцовой. Открытки с местными видами она предусмотрительно купила внизу у стойки администратора. От этого занятия ее отвлек телефонный звонок.

– Как ты себя чувствуешь? Отдохнула? – раздался голос Егора.

Ника обвела взглядом номер, потом посмотрела на окно. Там ничего не было видно, кроме синей горы и белого ледника.

– Алло! Алло! Ты меня слышишь? – забеспокоился Егор.

– Да, слышу. Чувствую себя отлично! Писала маме открытку. – Ника вышла на балкон. Теперь ей были видны редкий лес и остроконечные крыши на склоне.

– С тобой точно все в порядке?

– Да. Я просто любуюсь видами, – рассмеялась Ника.

– Ты знаешь, я ужасно рад, что тебе здесь нравится. А теперь одевайся, я заеду за тобой через два часа, и поедем к нам домой. Ты не представляешь, что было с мамой, когда она узнала, что ты прилетела со мной!

– Я тоже буду очень рада видеть ее! Все, собираюсь!

Самое удивительное, что Ника совершенно не прихорашивалась. Ее новая короткая стрижка была удобной – достаточно высушить голову. Она порадовалась, что перед отъездом из Питера догадалась купить пару недорогих обновок. Егор обмолвился, что апрель здесь теплый, с цветущими деревьями и жарой днем. И теперь она с удовольствием посмотрела на себя в зеркало – легкое платье, пиджачок на плечах, маленькая сумочка. «Отлично!» – улыбнулась себе Ника, потом посмотрела на часы, капнула духами на запястье – так ее учила Калерия Петровна – и вышла из номера. Только сейчас она оценила скромное богатство этого отеля. Все было просто, но чрезвычайно элегантно.

Мария Александровна изменилась. Ника вдруг с ужасом поняла, что те ощущения, которые в ней бродят словно вино уже неделю, это обман и наваждение. Ника поняла, что встреча с Егором дала ложное чувство остановившегося времени. Конечно, делая над собой усилие, она неизменно твердила про себя: «Двадцать лет – это большой срок, мы уже стали другими!», но это делалось для проформы. В душе заливались соловьи и господствовало убеждение, что годы-то прошли, а вот они, Ника и Егор, остались прежними, даже стали еще лучше.