Наталия Миронина - В ожидании Синдбада

– Как ты? Выспалась? – Она присела на край дивана.

– Да, мам. Я даже не помню, как заснула.

– Это хорошо. Так и должно быть.

– Ты на работу идешь?

– Я уже была на работе, – улыбнулась мать, я зашла тебя проведать и перекусить. Вставай, вместе пообедаем.

– Ты знаешь, у нас очень хорошо дома, – улыбнулась Ника.

– Знаю. – Мать поцеловала Нику и пошла на кухню.

– Ты сегодня оставайся дома. Поваляйся, книжки почитай. Дел никаких нет. За хлебом только сходи. – Калерия Петровна разогревала обед.

Ника с мокрой после душа головой сидела с ногами на стуле и грызла корочку хлеба.

– Схожу, – ответила Ника. – Может, еще что-нибудь надо сделать?

– Не надо. В выходные окна помоем.

При этих словах Ника сморщилась. Шло лето, но оно никогда уже не будет таким, каким его представляли они с Егором.

– Ника, перестань! – Калерия Петровна положила ложку и подошла к дочери.

– Мама, где Егор? – уже в голос зарыдала Ника. Все, что накопилось за эти дни, вырвалось наружу. Мать гладила ее по голове, пытаясь успокоить.

Одиночество – это лучший способ понять происходящее. Ника проводила мать на работу, уселась за письменный стол. На листе бумаги она аккуратно начертила таблицу. В каждую графу внесла дату и время, рядом записывала все, до мельчайших подробностей, что происходило в этот день. Зачем она это делала – она еще не знала. Егор был в Москве в день гибели отца. И это обстоятельство не давало предположить каких-либо версий. А Ника не знала и не догадалась спросить у следователя, был ли Егор в этот день на занятиях. В какое время ему сообщили о случившемся, как, на какой электричке, каком автобусе или на чьей машине он добирался до Славска. Ника ничего этого не знала, и получалось, что вместо этого жуткого дня образовалась «черная дыра». Свою таблицу она рассматривала несколько минут, потом вздохнула. Ника не была наивной – понятно, что никуда она не «полезет», ни в чем разбираться не будет, она побоится помешать розыску и следствию. Все, что она сейчас аккуратно записала в колонки, – она сделала, чтобы попытаться ответить на вопросы внутри себя.

За хлебом она пошла к вечеру. Пошла и очень пожалела. Город возвращался с работы, вел детей из садиков, вышел просто прогуляться. Каждый встречный считал своим долгом остановить ее и, выразив сочувствие, попытаться что-нибудь узнать.

– Что-то Егора не видно. Ты его давно видела?

– Ты не знаешь, кто в их квартире сейчас живет?

– Как Калерия Петровна? Переживает, поди?!

Последний вопрос задавали тетки. Время скорби в городе прошло, наступило время любопытства. Ника умело уворачивалась, ответы давала обтекаемые, неконкретные. Ее пытались «поймать», но она тут же прощалась и уходила от разговора.

– Ой, извините, мне батон надо купить, мама сейчас с работы придет!

В булочной стояла очередь.

– Ника, проходи, тебе белый? Черный? – продавщица окликнула ее, как только она вошла в магазин.

– Здравствуйте, тетя Галя, – поздоровалась Ника, – мне и белый, и черный. Но я постою, ничего страшного!

– Не выдумывай, проходи. Тебя пропустят, – продавщица Галя начальственно махнула рукой, а очередь промолчала. Гале не перечили.

– Как там мать-то?

– Нормально. В смысле, переживает, – спохватилась Ника.

– Понятно. Мы переживаем, а ей-то каково. Петр Николаевич чай не чужой вам был, – со значением сказала Галя. Ника смутилась. «Простота хуже воровства», – промелькнула у нее в голове любимая поговорка матери.

– Тетя Галя, мама, конечно, переживает. Но сегодня на работу пошла. Говорит, сотрудницы даже плачут.

– А кто там плачет?! Что им-то плакать. Вот мать твою жаль. Такой мужчина, такие отношения! Ты ей передавай привет. Скажи, чтобы заходила. Я-то ее хорошо понимаю. Помню, как мой Вася помер, я просто чуть с ума не сошла.

Покойный муж продавщицы Гали был пьяницей, изводил жену, а когда он помер, Галя расцвела.

– Спасибо, тетя Галя, я обязательно маме передам, – Ника взяла покупки.

– Иди, девочка, иди. И Егора что-то не видно? – уже в спину задала продавщица последний вопрос.

Ника с готовностью обернулась и не моргнув глазом ответила, как научил ее следователь:

– Не успел он на похороны, у родственников гостил. А сейчас прямиком поехал к Марии Александровне, она у родственников гостит. Они пока там будут.

– А, – продавщица Галя удовлетворенно кивнула головой. Очередь тихо внимала диалогу.

«Уф! – Ника вышла из магазина и перевела дух. – Вроде соврала честно!» Она поудобнее схватила свертки и пошла к дому. Только она сделала два шага, как ее окликнули:

– Ника, ты куда это?

Ника оглянулась и увидела Аню. Рядом с ней стоял молодой человек. Красивый, но в лице его было то, что всегда пугало Нику – грубость. Ника перевела взгляд на нарядно одетую Аню и поняла, что она ее остановила, чтобы дать разглядеть новое платье и спутника. Спутник не был доволен этой заминкой. Пока Аня и Ника обменивались приветствиями, молодой человек отошел в сторону.

– А мы гулять, – Аня пыталась понять, какое впечатление на Нику произвел ее спутник.

– Правильно, – Ника кивнула головой, – а я за хлебом.

– Ты завтра в школе будешь?

– Буду. Я и сегодня хотела прийти, но проспала.

– Понятно. – Аня сделала паузу, но, не дождавшись от Ники проявления любопытства, сообщила тихими голосом: – Это Семен. Он не наш, он из Александрова.

– А что здесь делает? – удивилась Ника.

– Ко мне приехал, – довольно сказала Аня.

– Здорово.

– Вообще-то у него свои дела там, в Александрове. Серьезные.

– Очень? – насмешливо спросила Ника.

– Не знаю. А что? – теперь удивилась Аня.

– Дела неприятными могут быть. Ты уж осторожней. Нам Наташки хватает с ее Генкой. – Ника вспомнила их разговор с Егором про рэкет, про наезды, про парней, которые вылезли из спортивных костюмов и стали одеваться во все черное, ездить на не новых, но иностранных машинах и обирать торговцев.

– Брось, – махнула рукой Аня, – так все сейчас живут.

– Не все, – отрезала Ника.

– Кстати, а где Егор? – Аня прищурилась. – В городе говорят разное. Может, у него тоже дела. Всякие, неприятные.

– Егор с матерью у родственников. Она плохо себя чувствует, – громко ответила Ника. Ей хотелось поставить на место подругу, но присутствие этого Семена мешало.

Дома Ника разложила покупки – сахар пересыпала в трехлитровую банку, карамель выложила в вазу. Она просмотрела уроки, повторила доклад, с которым должна была выступать через два дня, и стала разогревать ужин.

– Мам, как ты думаешь, если позвонить следователю и спросить, как идут дела, он расскажет? – спросила Ника.

Они с матерью вышли в сад. Там уже смеркалось, на темной земле выделялись первоцветы. Яблони блестящими, полными соков ветками образовали над ними шатер.

– Ника, прошло совсем немного времени. Вряд ли они что-то узнали.

– Но ведь… – Ника запнулась, – ведь не могло случиться самое плохое?

– Не думаю, – Калерия Петровна покачала головой, – так не бывает. Скорее всего, он уже с Марией Александровной. С тобой не связывается, потому что ему надо побыть одному, с матерью. Жизнь надо налаживать.

– Ты не обманываешь меня?

– Зачем? Я не буду этого делать. Я понимаю, ты любишь Егора. И он тебя.

– Ты никогда этого не говорила мне.

– Что именно я не говорила?

– Что ты понимаешь, как мы к друг другу относимся.

– Я про многое молчала, только вот не знаю, правильно ли я делала.

– Ты про Петра Николаевича?

– Да. Надо было честно тебе все рассказать, объяснить. Ты у меня взрослая не по годам.

– Мама, ты все правильно сделала. Кто знает, как бы я отнеслась к этому. Может быть, ревновала бы тебя. И ты бы мучилась, разрывалась между мной и им, а еще хуже, прекратила бы отношения. Нет, ты у меня молодец! Ты не побоялась полюбить.

Калерия Петровна рассмеялась, но в голосе чувствовались слезы:

– Ника, ну откуда ты у меня такая?

– Какая?

– Премудрая!

– Я – в тебя. И, наверное, в папу. Одним словом, обычный ребенок своих родителей.

– Пойдем спать, – Калерия Петровна встала, – уже поздно и дождем запахло. А завтра… Завтра будет утро…

Дождь налетел внезапно. Стукнуло окно, ветки зашуршали, что-то покатилось по садовой дорожке. Ника, которую сон свалил сразу, как только она прикоснулась щекой к подушке, открыла глаза. На улице гремело и ухало. Дождь завладел городом – потоки воды неслись вниз по улице, к пристани, к реке. «Господи, просто какой-то потоп!» – пробормотала Ника и получше накрылась одеялом. Она закрыла глаза, засунула правую руку под подушку и… И в это время послышался стук. Осторожный, словно боялись напугать. Ника замерла. Ночь за окном вдруг стала страшной, тени в комнате угрожающими. «Мне показалось, – подумала Ника, – это все дождь, это ветки, сад, вода. Нет там никого, и никакого стука не было!» Она приподняла голову над подушкой, в это время сверкнула молния и в окне показалась чья-то голова. Ника вскрикнула, выскользнула из постели, застучала босыми пятками по полу.

– Мама, проснись, у нас в саду кто-то есть! – Она тормошила за плечо Калерию Петровну.

– Ника, ты с ума сошла. Что ты кричишь?!

– Мама, я не кричу, я шепотом! В саду кто-то есть!

– Ника, ложись в постель, я сейчас тебе валерьянки накапаю. Ты просто перенервничала!

Ника растерянно посмотрела по сторонам. Она точно видела на фоне озаренного молнией сада чей-то силуэт! И стук она тоже слышала! Теперь Ника не сомневалась – в окно постучали. Хотя, если бы это был кто-то, желающий им зла, он бы не стучал, а бесшумно пробрался в дом.

– Мама, я боюсь, но надо пойти посмотреть, кто там!

Калерия Петровна выбралась из постели, накинула халат, сунула ноги в шлепанцы:

– Пойдем, посмотрим…

– Я боюсь. Хотя… Мам, там точно был человек.

Калерия Петровна внимательно посмотрела на дочь. Потом, на всякий случай, взяла в руки тяжелый подсвечник и прошла в комнату дочери. Ника осталась на месте и прислушивалась. Какое-то время было тихо, потом послышался звук раскрываемого окна, потом окно захлопнулось. За все это время Ника не услышала ни одного слова, ни одного восклицания. Словно все движения производил абсолютно немой человек. Через мгновение Ника услышала, как мать прошла в прихожую и открыла входную дверь. Послышалась легкая возня, и только тогда раздался чей-то голос:

– Свет не включайте на всякий случай.

Ника замерла на месте. Этот голос она не спутает ни с каким другим. Это был Егор.

– Ника, накинь халат, не стой столбом, – Калерия Петровна разговаривала сухим и властным тоном, словно наводила порядок в подведомственном музее.

– А почему свет нельзя зажечь? – Ника во все глаза смотрела на грязного, всклокоченного Егора. Его лицо было в синяках и царапинах, правая рука в крови.

– Чтобы никто не заподозрил, что мы встречаем гостей. – Калерия Петровна уже рылась в аптечке. – Ника, пожалуйста, очнись! Иди в ванную, включи колонку.

– Я вам все объясню, – улыбнулся Егор, – все расскажу. Только приду в себя немного…

– Ты сначала пойдешь в душ. Вот тебе, – Калерия Петровна дала Егору мужскую рубашку и брюки, – переоденешься. Это – отца. А твои вещи я сейчас постираю. До утра высохнут. Ника зашьет и все погладит. – Калерия Петровна говорила отрывисто, делая сразу несколько дел.

Она открыла перекись водорода, промыла царапины Егора, чем-то смазала синяк. Потом выдала полотенце и подтолкнула в сторону ванной.

– А мне что еще делать? – растерянно спросила Ника. Она не понимала, радоваться или нет. Да, Егор нашелся, он был жив, но таинственность, с которой он появился, пугала.

– Завари свежий чай, подогрей суп, бутерброды сделай. Да, и достань, там, в буфете, водка.

– Водка?

– Господи, Ника! Человек падает от усталости, шевелись, поторапливайся.

– Хорошо. – Ника не обиделась на тон матери. Наоборот, было что-то успокоительное в том, что хоть кто-то знает, как надо поступать в таких ситуациях.

– Ника, и никакого света!

– Почему?

– На всякий случай. За домом могут следить.

– Кто? – у Ники похолодели руки.

– Любопытные. Займись едой!

Через полчаса все трое сидели на кухне. Пока Егор мылся, а Ника готовила ужин, Калерия Петровна постаралась обеспечить их безопасность. Бесшумно двигаясь по темным комнатам, она закрыла на все шпингалеты окна, задернула шторы. На подоконники разложила бьющиеся предметы.

– А вазочки зачем здесь? – удивилась Ника, случайно увидев, чем занимается мать.

– Если в окно полезут, уронят, мы услышим.

– Мама, я сейчас закричу! Ты можешь мне объяснить что-нибудь?

– Позже, сначала надо сделать все дела, – отрезала мать, закрывая входную дверь на ключ и продев в ручку швабру. Размотав длинный провод, она отнесла телефон на кухню.