Дебора Мартин - В плену сомнений

— Леди Джулианы сейчас нет, поэтому она не сможет сегодня с тобой заниматься.

Сердце Эвана гулко застучало. Значит, приключилась какая-то беда.

— А где она, сэр?

На скулах Вогана заиграли желваки.

— В Кармартене, навещает братьев.

Эван опять вспомнил о том, что говорила экономка. Они поссорились, сказала она.

— Могу я спросить, сэр, надолго ли она уехала?

— Она может вернуться завтра. — Сквайр судорожно вздохнул. — Или позже. Я не знаю. Она поехала поговорить с тем самым мужчиной, за которого собиралась выйти замуж. — Он насупился, видимо, сообразив, что сказал лишнее.

Бедняга! Он страдает от того, что леди уехала. Эван знал, что не его дело говорить о таких вещах, но сквайр выглядел таким потерянным, что он не смог сдержаться.

— Я уверен, она скоро вернется, сэр. Она совершенно не любит того маркиза. Она любит вас.

Казалось, слова Эвана сильно удивили сквайра. Затем он отвел глаза и нахмурился.

— Хотел бы я разделять твою уверенность.

— Но вы просто должны поверить, — горячо заявил Эван, не в силах оставаться равнодушным, когда речь шла о леди Джулиане. — Каждый понимает, что ей не нужен никакой муж, кроме вас.

Сквайр подошел к камину и уставился на пляшущие языки пламени.

— Ты знаешь, она не всегда любила меня. Она даже хотела развестись со мной, когда я вернулся. — Его голос захрипел и перешел на шепот. — И говорят, она тоже виновата в том, что меня завербовали во флот.

У Эвана отвисла челюсть.

— Кто это сказал? Кто бы это ни был, он страшный лгун, сэр! Моя госпожа всегда говорила, что вы самый умный, самый красивый, самый добрый! Конечно же, она не могла послать на страдания такого человека.

Мистер Воган молчал, и Эван вскочил со стула. Он просто не мог позволить, чтобы сквайр думал такие ужасы о милой леди Джулиане!

— Я бы никогда не поверил ничему такому о ней. Она всегда была ко мне так добра! И ко всем в этом имении. — Он решительно выпрямился. — Я не понимаю, как вы можете в ней сомневаться.

Воган взглянул на него, на его лице впервые за последние дни мелькнула слабая улыбка.

— Ты очень любишь леди Джулиану, правда?

К горлу Эвана подступил комок. Он вспомнил их первую встречу: садовник тогда притащил его к леди Джулиане и донес о его воровстве. Она могла придумать для него любое наказание, и отец только одобрил бы его.

Вместо этого она открыла для него целый мир.

— Да, — быстро сказал он. — Я думаю, она самая замечательная женщина во всем Уэльсе.

На мгновение мистеру Вогану удалось обрести хладнокровие.

— Это действительно так.

Он запустил пальцы в свои нечесаные волосы. Похоже, он делал это неоднократно за последние два дня.

— Без сомнения, ты прав, и она скоро вернется домой. Ты не мог бы зайти к нам завтра? Боюсь, что сегодня занятий действительно не будет.

Эван кивнул. Он всегда быстро понимал, когда его отсылали прочь, и никогда не задавал лишних вопросов. Он только надеялся, что ему удалось немного успокоить сквайра Вогана. Пробормотав «до свидания», мальчик повернулся и вышел из комнаты.

Дверь за ним захлопнулась, и привычная тоска сжала сердце Риса. Необычайно проницательный ребенок! И что это заставило Риса выложить ему все?

Очень просто. Вогану не терпелось, чтобы хоть кто-нибудь опроверг те горькие сомнения и страхи, что мучили его со вчерашнего дня. Инстинкт подсказал ему, что Эван сможет это сделать.

И мальчик смог. Рис грустно улыбнулся. Эван был так уверен в Джулиане, так упрям, защищая ее! И все это выглядело настоящей пародией на его собственное отношение к жене.

Вчера Рис был уверен, что останется в Ллинвидде. Он убедил себя, что его гнев справедлив. То был не знак недоверия к ней, а просто отказ общаться с ее вероломными братьями.

Но приход Эвана после омерзительной ночи, проведенной в одиночестве, вынудил его взглянуть правде в глаза. Джулиана знала эту правду лучше него. Она знала, что его мучит, что мешает ему полностью поверить ей и каковы тому причины.

Но на самом деле все было даже хуже, чем она предполагала. Его самый глубинный, самый тайный страх был еще более жалким и презренным. Он боялся, что, приехав в Кармартен, станет свидетелем того, что она вновь счастливо соединилась с Девонширом при старании своих братцев. Легче было этого не видеть, поджидая ее здесь, прячась, словно трус.

Воган содрогнулся. Эван был прав. Как он мог о ней так плохо думать? Эти последние две недели она была для него всем, о чем только можно было мечтать. И после стольких доказательств ее любви разве можно поверить, что Джулиана снова предаст его?

И верить, что она когда-то предала его, значило не понять истинной ее натуры. Его голова раскалывалась, и Воган рухнул в ближайшее кресло. Может, настало время посмотреть в лицо правде, которую он старался не замечать все это последнее время? Предала ли она его тогда, шесть лет назад? Или все было так, как она утверждает, — ее братья все подстроили и очернили ее как преступницу?

Он засмотрелся на огонь, мечтая, чтобы пламя сожгло его страхи и сомнения. Черт побери, что же случилось в ту давнюю ночь? Если было так, как говорит она, тогда ее братья каким-то образом сами узнали об их браке и приняли меры, чтобы разрушить его.

Разве так уж невозможно в это поверить? Пожалуй, возможно. Сент-Албансы вполне способны на такую низость. Ведь все, что он видел после возвращения, доказывало, что Джулиана — человек слова и никогда бы не могла пренебречь брачными обетами, особенно по причинам, которые выдвигал Нортклифф.

А какими же причинами, которые показались ему тогда столь убедительными, объяснял Нортклифф ее предательство?

Причина первая: презрение к его валлийскому происхождению. Рис глубоко вздохнул. Могла ли женщина, которая так весело отплясывала с валлийскими фермерами, которая спрятала под юбкой змею, чтобы помочь валлийскому мальчику получить образование, стыдиться этого? Маловероятно.

Причина вторая: стремление разбогатеть. Это вызвало у него улыбку. Если жизнь с Джулианой чему-то и научила его, так это тому, что она была бережлива в деньгах и никогда не стремилась к излишней роскоши. Хотя он не скрывал от нее размеры своего теперешнего состояния, Джулиана не заказывала роскошных туалетов и не требовала себе новых драгоценностей.

Улыбка исчезла с его лица, когда он вспомнил следующую причину: отсутствие дворянского титула. Тут он не мог быть совершенно уверенным. До сих пор ему казалось, что Джулиана не придает этому значения. Он знал, что ее отношение к жениху было связано с чувствами, а не с титулом маркиза. Она совсем не переживала, что ей не суждено было стать маркизой. Очевидно, это все-таки не имело для нее решающего значения.

Закрыв лицо руками, он перешел к последней причине, той, которая казалась ему наиболее существенной. Причина четвертая: она боялась, что Рис женился на ней из-за Ллинвидда.

Действительно, если бы Джулиана хоть на минуту заподозрила его в корыстолюбии, она бы отвергла его немедленно. Для нее, разумеется, было немаловажно, что муж выбрал ее ради нее самой.

Рис поднял голову. Тогда он не мог знать, что Ллинвидд принадлежал ей, и был уверен, что Джулиана это понимала. Кроме того, однажды она поинтересовалась, не женится ли он на ней, чтобы заявить свои права на Ллинвидд. Его возмущенный ответ, казалось, тогда убедил ее.

С губ Вогана сорвалось проклятье. Теперь, когда он обдумал все причины, выдвигавшиеся Нортклиффом, ни одна из них не казалась ему больше убедительной. Сейчас он знал о Джулиане столько, что просто не мог поверить, что она могла так безжалостно его предать.

Но как быть с трактирщиком? Как объяснить тот факт, что никто не смог бы найти их без ее помощи? И то, что, как утверждал Нортклифф, он узнал о «Сынах Уэльса» от нее? И почему Сент-Албансы продолжали настаивать, будто она отреклась от него, даже когда он вернулся в Уэльс?

Она не смогла привести никаких объяснений. Видимо, их не было.

Но ведь они должны быть. Ее попытки объяснить причину, по которым она скрыла их брак, звучали убедительно. Значит, должны были быть здравые объяснения всему, что случилось. Возможно, если бы Воган не убеждал себя столь настойчиво в ее предательстве, он нашел бы время повнимательнее расследовать происшедшее. Даже сейчас, если бы он задал прямые вопросы, то, может быть, получил бы на них ответы.

Но ему больше не нужно искать ответов. Он больше не верит, что Джулиана его предала, что бы там ни говорил трактирщик или ее братья. Сент-Албансы лгали, трактирщик лгал… черт побери их всех, врал весь белый свет! Одна Джулиана была невиновна. И он готов был в этом поклясться.

Тогда что его сдерживает? Если он сердцем чувствует, что она невиновна, что же мешает ему поверить своей прелестной жене, которая, по словам Эвана, «самая замечательная женщина во всем Уэльсе»?

Ему вспомнились слова Моргана. «А тебе не приходило в голову, что ты предпочел неверие по совсем иным причинам? Если ты признаешь, что она не предавала тебя, то не сможешь заставить ее быть твоей женой против ее воли, правда? Ты должен будешь предоставить ей выбор между браком и свободой. Тогда ты рискуешь потерять ее. А ведь ты не хочешь так рисковать?»

Со стоном Рис вскочил и зашагал по комнате. Морган был прав. В основе его недоверия был ужасный страх, что, получив право выбирать, Джулиана не выберет его. И решит, что он не стоит ее.

Он ударил кулаком по ладони. Да и почему ей, собственно, выбрать именно его?! Он отказался поверить ей, а ведь она ждала его, пока не потеряла всякую надежду. После возвращения он публично оклеветал ее, унизил перед семьей, потащил за собой, как пират награбленную добычу, и даже почти изнасиловал.

А Джулиана была нежной великодушной женщиной, к которой он не имел права даже прикасаться! Почему он так ужасно с ней обошелся?

Остановившись как вкопанный, Воган вспомнил тот день, когда он явился к отцу Джулианы. Тогда он тоже был зол на весь мир, что не сможет быть парой дочери графа, и потому попытался низвести ее до своего уровня, обвинив в соглядатайстве. Его тогдашнее поведение объяснялось лишь одним — страхом, что Джулиана решит, будто слишком хороша для него. Странным образом, но картина была схожей с тем, как поступали с ним на флоте. Каждый раз, когда «кошка» опускалась на его спину, ему твердили, что он жалкая, ничтожная, слабая валлийская сухопутная крыса, годная лишь на корм рыбам. На самом же деле в этих словах ему мерещился совершенно иной смысл: «Ты, проклятый дворянчик, со всем твоим образованием и манерами слишком умен и слишком упрям для флота, и за это мы тебя ненавидим». И все эти шесть лет его пытались навеки привязать к флоту, сделать подобным себе, запуганным и одурманенным грогом.

Он тоже пытался привязать Джулиану к себе. Он грубо обращался с ней, а когда жестокость не помогала, пускал в ход соблазн, стараясь удержать ее около себя. Он словно бы хотел уверить и себя, и ее, что она предательница, что она не стоит его, в то время как в глубине души знал, что не стоит ее он. Хуже всего, что он так ни разу и не предоставил ей выбора — остаться с ним или уйти.

Воган подошел к зеркалу в золоченой оправе и уставился на свое искаженное страданием лицо. Разве он мог позволить ей выбирать? Она бы ни за что не избрала столь жалкое создание, которое только и могло, что мучить ее! Она просто не стала бы этого делать!

И все же… Рис вспомнил, как две ночи тому назад они вот так же вместе стояли перед этим зеркалом. Она слушала, а он говорил: «Если я сомневаюсь в твоей любви, то только потому, что не могу поверить в нее. Меня ведь особо не за что любить».

Как она тогда ответила? Назвала его слепым дурачком и пылко заверила: «Разве ты не понимаешь, что я не могу не любить тебя? Всю жизнь, до самого моего последнего вздоха для меня не будет существовать никого, кроме тебя».

С мучительным стоном он сунул руки в карманы и нащупал обломки «ложки любви», которые носил с собой со вчерашнего дня.

Все в ее поведении противоречило здравому смыслу — то, что она любила его, что предпочла богатому английскому дворянину. Разум твердил ему, что так быть не может. Но хоть однажды должен же он поверить голосу сердца?

А сердце его говорило, что Джулиана любит его и никогда не предавала.

Воган сжал в кулаке сломанную ложку. Он должен верить ей. Другого пути сохранить ее любовь и обрести мир в своем сердце просто нет.

Теперь он это знал наверняка.

На второй день пребывания в Нортклифф-Холле Джулиана решила, что Рис не приедет. Иначе бы он, конечно, уже появился. Она думала, что он прискачет вчера, разгневанный и непреклонный, чтобы увезти ее из волчьего логова. Однако он не приехал.

Ей стало грустно. А что, если он вообще не приедет? Как она сможет находиться с ним рядом, зная, что он ее не уважает?