Сабрина Джеффрис - В плену твоих желаний

Взбив повыше подушку, девушка постаралась не думать о вечернем разговоре. Но слова Лахлана упорно звучали в ее ушах.

«Муж Энни высказался против вытеснения арендаторов… И тогда граф приказал своему поверенному уволить его»

Раздался тихий стук в дверь.

– Я вхожу, дорогая, – произнес Лахлан.

Он вернулся, чтобы помыться. Боже милостивый!

Притворяясь, что спит, Венеция продолжала лежать лицом к стене, когда он вошел. Она услышала, как звякнул ключ, когда он запер дверь, шуршание одежды, когда он раздевался. Должно быть, она притворялась убедительно, раз он не заговорил с ней.

Перевернувшись на живот, Венеция повернула голову так, чтобы видеть ванну, стоявшую перпендикулярно кровати. К счастью, Лахлан сидел к ней спиной.

Он окунулся с головой в воду, и когда вынырнул, волосы его каштановыми ручейками струились по шее. Неожиданно для Венеции он уперся ладонями в края ванны и поднялся во весь рост, открыв ее взору белокожие ягодицы. Мускулистые, крепкие, великолепно очерченные ягодицы.

Так вот как выглядит обнаженный мужчина – мышцы взбугрились на его бедрах, когда он нагнулся, чтобы взять полотенце, упругие жгуты мускулов перекатывались по плечам, когда он вытирался. Затем он слегка повернулся боком и открыл взгляду… уродливый рваный шрам, пересекавший ногу от колена до середины бедра. Венеция тихо ахнула. Шрам был совсем свежим, потому что все еще оставался опасно красным, воспаленным, должно быть, разбух от воды.

– О Господи! – прошептала девушка.

Лахлан напрягся. Слишком поздно она поняла, что произнесла эти слова вслух. Прежде чем она успела отвернуться, он посмотрел на нее, и их взгляды встретились.

– В чем дело?

Ей следовало бы пробормотать извинения и отвернуться, но раз уж она увидела шрам, ей необходимо было все выяснить. Венеция указала на его ногу:

– Кто сделал это с вами?

Желваки заиграли у него на щеках. Все еще оставаясь в ванне, он обвязал полотенце вокруг талии и повернулся к девушке лицом, сердито глядя на нее, словно суровый воин-горец в белом килте.

– Наемники вашего отца.

Венеция судорожно вздохнула. Нет, такого ответа она не ждала.

И он понял это, потому что в его взгляде появилась агрессивность, вызвавшая у нее желание все опровергнуть. Теперь она заметила небольшие розовые шрамы, усеявшие ребра, и глубокую, едва зажившую рану на руке, подобную той, что пересекала бедро.

– Что они с вами сделали, откуда такая ужасная рана? – прошептала Венеция.

Лицо его застыло, будто было высечено из камня.

– Когда им удалось выбить из моей руки нож, двое держали меня, а третий избивал дубиной. Они сломали мне бедро, так что кость вышла наружу, разорвав мышцы и связки.

Потянувшись к креслу, стоявшему возле ванны, Лахлан оперся на его спинку, чтобы перенести ногу через край.

Венеция видела, каких усилий стоило ему это движение, и когда он снова заговорил, то слегка задыхался.

– Маме удалось привести ногу в порядок, но поскольку мы объявили, что я умер от ран, нельзя было рисковать и пригласить врача из города, чтобы он контролировал лечение. Так что нога заживала долго.

– Понимаю. – Охваченная ужасом, девушка поднялась с постели. – Что еще они повредили вам? Какие еще кости сломали?

Он хрипло рассмеялся:

– Я не подсчитывал свои болячки. Зато теперь вы знаете, куда меня больнее ударить, когда задумаете в следующий раз бежать, Принцесса.

– Я бы никогда… Я бы не смогла…

Но она ведь колотила его, разве нет? Не слишком сильно, конечно, но, возможно, достаточно, чтобы причинить боль. Сердце замерло у нее в груди.

– Так, значит, поэтому вы мне ничего не сказали? Чтобы я не могла воспользоваться этими сведениями вам во вред? – Когда он не развеял ее подозрения, а просто пожал плечами, девушку захлестнуло раскаяние. – Простите меня. Мне так жаль…

– Пустяки. Во время войны бывало и хуже. Я не слишком пострадал.

– Черта с два, не слишком. – Она оглядела его опытным взглядом, натренированным за годы добровольной работы в госпитале, где вместе с подругой, леди Дрейкер, они ухаживали за ранеными. Плотный комок подкатил к горлу при виде его многочисленных шрамов. – Скажите, что еще они повредили нам? Клянусь, я не использую вам во вред то, что вы скажете.

Взгляд его скользнул по ее лицу, как бы оценивая степень искренности. Потом он тяжело вздохнул:

– Это не имеет значения, дорогая.

– Для меня имеет. – Венеция огляделась и заметила ключ на полу, куда он положил его, перед тем как помыться. Прежде чем он успел среагировать, она схватила ключ и, зажав в кулаке, спрятала за спину.

– Скажите, где еще у вас раны, или вам придется отнимать его силой.

Лахлан крепко выругался.

– Или скорее всего, – продолжала Венеция, пятясь к дверям, – я просто отопру дверь и убегу. Можете тогда гнаться за мной в своем полотенце…

– Ребра, – коротко ответил он.

Девушка остановилась, вопросительно приподняв бровь.

– Они сломали мне пять ребер, два с одной стороны и три с другой.

Сколько же раз она ударила его локтем по ребрам? О Господи!

– А шрам на лбу? – прошептала она. – Это тоже они?

Лахлан вздохнул:

– Да, это когда мы боролись за нож.

– Вам повезло, что вы не потеряли глаз. – Еле сдерживая слезы, Венеция взглянула на шрам, изуродовавший его предплечье. – Руку вам сломали тоже они?

– Нет, это случилось позже. После того как они огрели меня дубиной по голове, я упал с моста и сломал руку. – Лахлан мрачно улыбнулся. – К счастью, у меня очень прочный череп. Дубина только оглушила меня, и я успел сообразить, что следующего удара уже не пережить. Тогда я притворился, что потерял сознание, и скатился с моста.

Венеция смотрела на него с изумлением:

– С какой же высоты вы упали?

– Футов двадцать или что-то около того. Я ударился о выступ скалы и сломал руку, но, вероятно, это спасло меня, потому что отбросило в сторону и я упал в воду, а не на камни. По счастью мне хватило ума оставаться под водой, пока течение не отнесло меня достаточно далеко. Потом я ухватился здоровой рукой за тростник, выполз на берег и укрылся в папоротнике. Поскольку уже стемнело, мерзавцам не удалось меня найти.

Сломанные рука, нога… ребра… ножевая рана… чудовищный удар по голове. Чудо, что он вообще выжил.

Слезы жгли Венеции глаза. Вот еще одно, что он скрыл от нее, хотя мог попытаться пробудить в ней сочувствие, рассказав обо всем.

Вместо этого он молча сносил ее удары. Сколько раз она толкала и пинала его, даже била, а он только ругался, охал и стонал? Наверное, ему было очень больно!

Но теперь она сумеет возместить ему причиненное зло и облегчить его страдания. Уж это-то по крайней мере она может для него сделать.

Дорогая Шарлотта!

Проходимцев и негодяев вовсе не так много. Большинство мужчин хотят найти себе кого-то, кто будет выслушивать их речи, время от времени бросать на них восхищенные взгляды и обнимать долгими унылыми ночами. Я подозреваю, что большая часть женщин ищут то же самое.

Всегда к вашим услугам Майкл.

Лахлана тронуло выражение сочувствия на лице Венеции. Затем она бросилась к дверям, доказав, что это была всего лишь хитрая уловка. Силы небесные! Она усыпила его бдительность, и теперь собиралась сбежать!

Он поспешил за ней, насколько позволяли мокрые босые ступни и больная нога, но она успела отпереть и распахнуть дверь, прежде чем он настиг ее.

– Салли, Салли! – закричала она через дверь. – Ты очень нужна мне!

Остановившись, Лахлан удивленно смотрел на девушку. Было слышно, как служанка бежит по коридору. Комната Салли тоже располагалась здесь, наверху.

– Черт возьми, что ты делаешь? – прошипел Лахлан. Тут появилась Салли и спросила:

– Что случилось, миледи?

– У моего мужа очень разболелись раны, – спокойно ответила Венеция служанке. – Но у меня нет подходящих снадобий, чтобы помочь ему. Может, у вас есть какой-нибудь конский бальзам?

Какого дьявола!..

– Да, мисс. Я сейчас принесу.

– И еще миску и чистую ткань для перевязки, пожалуйста. Ах да, и еще… если у вас есть в огороде корень окопника…

– У хозяйки есть немного, внизу. Я сейчас же вернусь, миледи.

Когда Салли убежала, Лахлан затворил дверь. От волнения у него сжалось сердце. Оказалось, сочувствие Венеции вовсе не было притворным.

– Конский бальзам? – спросил он тихо. – Что вы еще задумали?

– Я помогала ухаживать за ранеными в госпитале. Тамошний врач клялся, что нет лучше средства для заживления поврежденных мускулов, чем конский бальзам. – Печальная улыбка тронула ее прекрасные губы. – Он ведь помогает лошадям, не так ли?

– Я не лошадь.

– Вы уверены? В такой переделке, которую вам довелось пережить, обычный человек ни за что бы не выжил.

– Но я уже вам говорил, что меня нелегко убить.

Опустив глаза, она коснулась пальцем шрама на его предплечье и произнесла с болью в голосе:

– Не могу поверить в то, что отец мог одобрить что-нибудь в этом роде.

Лахлан ощетинился:

– Сайкстон ясно сказал, что это «послание» от вашего отца. Он приказал им образумить меня, Шотландского Мстителя, чтобы я прекратил грабежи. И требовал, чтобы они сделали это как можно жестче.

– Сайкстон? – Кровь отхлынула от ее лица.

– Так звали главного. Один из них окликнул его по имени.

Девушка, словно в оцепенении, отошла от дверей.

– В чем дело, Венеция? – спросил Лахлан.

– Ничего, просто… – Она озабоченно нахмурила лоб.

– Вы что-то знаете, – раздраженно произнес он.

– Я не уверена.

– Черт побери, скажите мне, что вам известно…

– Я принесла то, что вы просили, – сообщила Салли. Венеция все взяла у нее и отпустила спать.

Как только Салли ушла, Лахлан нетерпеливо спросил:

– Что вам известно о людях вашего отца?

Ее прекрасные глаза смотрели хмуро, с тревогой.

– Они не его люди. Я так не думаю. Нет, в самом деле. – Венеция подошла к умывальному столику и поставила на него миску, которую принесла Салли. – Но трое мужчин встречались с отцом несколько месяцев назад.

Трое мужчин. Неужели те, что напали на него?

– Папа не подпустил меня к ним, – продолжала девушка. – Но я поняла, что это не те люди… то есть… какие-то чужие, не нашего круга.

– Что они убийцы.

– Нет! – Венеция принялась с ожесточением донышком бутылки с бальзамом растирать в миске корень окопника. – Я не знаю. Однако я не встречала их прежде и никогда ничего о них не слышала. Не думаю, что это кто-то из друзей моего отца или люди из поместья.

Так речь идет о людях, которые напали на него, или нет, черт побери?

Избегая его взгляда, Венеция отставила бутылку.

– Я спросила отца, пришли ли они из-за Мстителя, а он ответил, что это не мое дело.

– Так почему же вы вспомнили о них? – нетерпеливо спросил Лахлан.

Девушка повернулась к нему, лицо ее исказила боль.

– Через неделю после их появления я прочла в газетах сообщение о вашей предполагаемой смерти. И… – Венеция помедлила, как бы не решаясь открыть нечто, что могло бы уличить отца в неблаговидных поступках.

– И… – поторопил ее Лахлан.

– Их главаря звали мистер Сайкстон.

Лахлан с облегчением перевел дух – он затаил дыхание, ожидая ответа. Он всегда был уверен, что головорезов послал Дунканнон, но эта уверенность основывалась только на его собственных воспоминаниях.

– Вы сознаете, что только что предоставили мне доказательство причастности вашего отца к покушению на мою жизнь?

Щеки девушки запылали румянцем.

– Нет, я только сообщила вам, что отец разговаривал с людьми, которые напали на вас.

– Не будьте дурой. Какие еще дела могли быть у Сайкстона с вашим отцом сразу же после нападения на меня в Шотландии?

По ее лицу он видел, что она понимает – он прав. Понимает, но не хочет признать.

– Вы забываете, они ведь сами сказали мне, что прибыли с посланием от вашего отца. А потом они отправились прямо к нему. Вероятно, чтобы получить плату за то, что меня убили.

– Если они собирались убить вас, зачем передавали вам послание?

Логичность этого замечания разозлила его.

– Они ударили меня дубиной по голове, черт побери!

– Я знаю, знаю. – В глазах ее застыло страдание, когда она направилась к нему с бутылкой конского бальзама в одной руке и полоской ткани в другой. – Вряд ли имеет значение, что они собирались сделать. То, что они сделали, – преступление.

– Раньше вы говорили совсем другое, – язвительно сказал он. – Что я все это заслужил, потому что обкрадывал людей.

Венеция покраснела, но не стала выкручиваться.