– Слишком утонченная леди? – Она поднялась и дрожащими пальцами завязала тесемки рубашки. – Кажется, вы только что могли убедиться, что я далеко не такая уж утонченная и благонравная леди.

– Я говорю совсем не об этом. – Лахлан встал, прикрывавшее его полотенце свалилось, но Венеция только мельком увидела его обнаженным, потому что он сразу же повернулся к ней спиной, чтобы натянуть панталоны. – Даже самых утонченных леди обуревают желания. Но это не отменяет того, что они рождены совсем для другой жизни. И как только пыл страсти угасает, приходится жить в реальных домах и преодолевать реальные трудности. Страсть не стоит таких мучений…

«Для такой женщины, как ты». Не следовало ему говорить эти слова.

Венеция в отчаянии наблюдала, как его великолепные ягодицы скрылись под тканью панталон. Он, видно, считал, что это последний раз, когда они были близки, разве нет? Он позволил себе это, потому что она сама навязалась ему, но в дальнейшем он этого не допустит.

– Давайте разберемся, правильно ли я вас поняла. То, что меня влечет к вам, не имеет значения. А также и то, что мне правится ваше общество…

– Нравится мое общество? – С горькой усмешкой Лахлан повернулся к ней лицом. – Последние два дня вы только и делали, что обзывали меня «грубияном» и «мерзавцем». С тех пор ничего не изменилось.

– Все изменилось, – прошептала она. – Вы сами знаете, что это так.

– Ничего подобного я не знаю. – Он вздернул подбородок и расправил плечи с гордостью воинственного горца. – Вы почувствовали жалость ко мне, ощутили ответственность за раны, нанесенные мне людьми вашего отца. И нас… слегка занесло. Но это не означает, что мы сможем жить вместе. Вы не настолько глупы, чтобы не понимать этого.

До этой минуты Венеция никогда не стыдилась своего отца или себя. И тот факт, что Лахлан заставил ее стыдиться, ужасно разозлил ее.

– Вы в самом деле так сильно ненавидите моего отца?

– К нему это не имеет никакого отношения. – Но он не рискнул встретиться с ней взглядом, а вместо этого отвернулся и принялся собирать свою одежду.

– Да неужели? А если бы я не была его дочерью, вы бы с тем же презрением отвергли меня?

– Отверг вас! – Лахлан повернулся к ней лицом. – Это вы с презрением отвергнете меня, когда ваш отец явится за вами и я буду вынужден…

Когда он с проклятием прервался, сердце девушки замерло.

– Вынуждены что?

Он не ответил, а просто вышел в коридор, чтобы передать Салли вещи для стирки, потом вернулся и захлопнул дверь, перед тем как взять с кровати подушку.

– Ответьте мне, Лахлан. – Полная дурных предчувствий, Венеция последовала за ним туда, где он бросил на пол подушку. – Я уже спрашивала вас прежде, что вы сделаете, если папа не отдаст вам деньги, но вы уклонились от ответа. Я спрашиваю вас снова, и на этот раз я хочу услышать правду. Что вы собираетесь сделать?

– Не суйтесь в это дело, – рявкнул он. – Вас это совершенно не касается.

– Если бы это было так, меня бы здесь не было. Скажите мне, что вы собираетесь делать. Я не оставлю вас в покое, пока вы не скажете.

– Прекрасно! – Он повернулся к ней, глаза его пылали гневом. – Вы видели, что люди вашего отца сделали со мной только за то, что я ограбил Маккинли. А теперь я похитил его дочь. Если он явится сюда без денег, значит, ему нужна моя голова. Тогда вопрос встанет так – или он, или я, разве вы не понимаете? С этим надо кончать так или иначе, и будь я проклят, если допущу, чтобы подлое предательство сошло ему с рук.

Она все еще не понимала.

– Значит, если он откажется вернуть вам деньги, которые должен…

– Я вызову его на дуэль. И если мы с вами поженимся, вы станете либо вдовой, либо женой убийцы. – Непреклонно выпятив челюсть, Лахлан скрестил руки на обнаженной груди. – Дьявольский выбор, вам так не кажется?

Глава 16

Дорогая Шарлотта!

Зачем вы задаете вопросы, на которые, как вам хорошо известно, я не могу ответить? Вот что я вам скажу: хоть я и не испытываю восторга, бывая в обществе, но я не сижу взаперти. А если бы я никуда не выходил, то как бы я добывал конфиденциальные сведения, которые нужны вам, чтобы помочь вашим девочкам? Осторожно, друг мой, если вы не перестанете донимать меня вопросами относительно моей личности, я могу прекратить передавать вам свои секреты.

Решительно настроенный остаться в роли инкогнито, друг Майкл.


Лахлан осадил Венецию, потому что в одной рубашке она по-прежнему выглядела очень соблазнительно. И он хотел, чтобы ее недавние возгласы удовольствия наконец перестали звучать в его ушах. Выражение ужасного разочарования и недоверия на ее лице превратило всю его прежнюю радость в прах.

– Вот поэтому-то мы и не можем пожениться, – резко отрубил он. – Война между вашим отцом и мной – не игра для благородных леди. Это тяжелая и жестокая схватка, и она не окончится к вашему удовольствию, уж в этом-то можете быть уверены.

– Но это потому, что вы оба дьявольски упрямы, – сказала она глухо.

– Да, я упрямый, но я добиваюсь справедливости, черт побери! А справедливость требует, чтобы графу не сошло с рук все, что он натворил.

– Вы вызовете его на дуэль? Разве это справедливо? Он уже старик и не был в армии. Мы оба знаем, что победите вы. Это будет просто убийство, самое настоящее убийство.

– Настоящее убийство едва не случилось, когда он подослал своих людей, но я что-то не заметил, чтобы вы возмущались по поводу бесчестности этого поступка, – огрызнулся он.

– Меня это возмущает, – тихо сказала она. – Правда.

И снова на ее лице появилось выражение теплого сочувствия, отчего сердце его наполнилось непонятным томлением и тоской.

Черт бы ее побрал! В его планах не было места эмоциям и томлению.

– Дело в том, – резко заявил он, – что наш брак не решит проблемы. Вы лишь окажетесь в ужасном положении. А это нелепое предположение, что вы сможете быть счастливы со мной здесь, в Шотландском нагорье, весьма сомнительно.

– Конечно, – надменно сказала она, – раз вы хотите убить моего отца.

– Нет, я только хочу получить то, что он мне должен. – Лахлан с силой втянул в себя воздух. – Но если он откажется платить, я его уничтожу, понятно?

Откровенная злоба в его голосе заставила Венецию отшатнуться.

Лахлан попытался убедить себя, что ему это безразлично.

– Мне нужны деньги. Если он не заплатит, я должен быть уверен в том, что он не подошлет опять кого-нибудь, чтобы убить меня, а такой уверенности у меня не будет, пока он жив.

– Вы хотите сказать, что не сможете чувствовать себя в безопасности, даже если он отдаст вам долг?

– Нет, зачем ему тогда убивать меня? Он же не сможет вернуть свои деньги назад. Но пока это дело не улажено, я не могу появиться в обществе. Я не желаю скрываться всю жизнь. Так или иначе, все это кончится, когда он приедет в Шотландию.

– А что, если вы женитесь на мне? – Выражение безысходности исказило ее черты. – Тогда все устроится. Наверняка он не станет разоблачать вас, раз вы станете моим мужем. А мое приданое составляет примерно ту же сумму, что и его долг. Вы сможете забыть о давней ссуде.

– Вы что, с ума сошли? – Лахлан открыл ранец и достал тартановый плед, который использовал в пути, когда останавливался с ночевкой в горах. Он расстелил его на полу, в том углу, куда кинул подушку. – Вы разве забыли, кто распоряжается вашим приданым?

Венеция побледнела.

– Если мы поженимся до прибытия вашего отца, вы потеряете свое состояние, а я утрачу возможность вернуть деньги, в которых так остро нуждается мой клан. Кроме того, мысль убить меня покажется ему еще более привлекательной, потому что это будет единственный способ вырвать вас из моих преступных лап.

– Отец вовсе не такое чудовище, каким вы пытаетесь его изобразить. Если я смогу поговорить с ним, объяснить, что сама захотела выйти за вас замуж, что я счастлива…

– Он запрыгает от восторга и все простит, так, что ли? Отдаст нам ваше приданое, заплатит мне долг и с радостью примет меня в лоно семьи? Я думаю, что все это нереально.

– Но позвольте мне попытаться.

– Нет! Скорее всего, в этом случае он лишит вас наследства и оставит меня без средств. А мой клан нуждается в этих деньгах, вы можете это понять?

Венеция обхватила себя руками и опустилась на кровать. Лахлан крепко выругался. Жизнь несправедлива. Ему давно пора к этому привыкнуть.

– Теперь вы понимаете меня, Принцесса, не так ли?

Она молча кивнула, съежилась, подогнула под себя ноги. У нее был вид раненой лани. Боже праведный, как же больно ему смотреть на все это!

– Я несу ответственность перед людьми моего клана и арендаторами. Я не могу так просто пренебречь ими только потому, что мне пришла блажь поцеловаться с прекрасной дочерью Дунканнона.

– Перестаньте называть меня так, черт вас возьми! – Глаза Венеции вспыхнули гневом. – Вы ясно дали понять, что не желаете допустить меня в свою жизнь. Зачем же без конца твердить одно и то же?

– Ну что ж. – Лахлан попытался говорить как можно более безразлично. – Теперь нам лучше всего поспать.

Венеция мгновенно вскочила на ноги.

– Ложитесь на кровать. Вам не стоит лежать на полу, пока ваши раны еще не совсем зажили.

Оттого, что она продолжала заботиться о нем, у Лахлана комок подкатил к горлу.

– Я спал на земле по пути в Эдинбург, – сказал он. – Так что какая разница. По крайней мере на этот раз у меня есть подушка.

– Лахлан…

– Нет, я не позволю вам спать на полу. Ложитесь на кровать, и дело с концом.

Когда он направился в угол, где лежали его подушка и плед. Венеция поспешила к умывальному столику, где она оставила свою миску.

– Хотя бы позвольте мне закончить перевязку ваших ран. Я еще не приложила к ним окопник.

– Мне не нужно…

– Я не принимаю отказа. – Венеция взяла миску, добавила в нее воды, затем размяла содержимое пальцами. – Измельченный корень окопника – самая важная часть. Он быстро заживляет раны. Нужно обязательно приложить его.

Силы небесные, неужели эта ночь мучительных искушений так никогда и не закончится?

– Хорошо, – проворчал он, хотя не был уверен, сможет ли выдержать еще раз ее ласковые прикосновения. – Но только поспешите с этим.

Девушка не только поторопилась, она действовала как бесчувственная кукла. С окаменевшим лицом она нанесла толстый слой полученной мази на его самые тяжелые раны и перевязала их полосками полотна. Затем невозмутимо, как настоящий опытный лекарь, она вымыла руки и удалилась на кровать, а Лахлан только смотрел ей вслед.

Значит, так теперь будет, да? Никаких ему ласковых улыбок! Она решила навсегда с этим покончить. Отлично. Ему на это плевать.

Лахлан растянулся на твердом полу на спине, изо всех сил стараясь сдержать стоны, чтобы, упаси Бог, не услышала Венеция. Ему вовсе не нужно, чтобы она нянчилась с ним. Он уже достаточно долго прекрасно обходился без этого.

Не важно, что ему приятно, когда она суетится над ним. Но он уже не мальчик, которому нужны нежности и все такое. Он сам может позаботиться о себе.

Все это он повторял про себя, как молитву, пока наконец не заснул.

Вечером следующего дня после похищения Венеции Мэгги обедала с полковником Ситоном в общей столовой своей гостиницы в Эдинбурге, чувствуя себя так, словно все на нее смотрят. Наверняка всем хотелось знать, куда девалась ее подопечная. Никто не станет долго верить в выдуманную ими басню о том, что ее племянница вдруг заболела. С чего бы это, если всего два вечера назад Венеция выглядела здоровой и цветущей?

Квентин никогда ей этого не простит. Она и сама никогда не простит себе. Неизвестно, какие муки Венеции, возможно, приходится терпеть…

Виконтесса громко застонала.

– Все будет в порядке, клянусь вам. – Полковник сочувственно сжал ее руку, удержав ее несколько дольше, чем было необходимо. И хотя Мэгги знала, что неправильно с ее стороны поощрять подобное поведение, она ему это позволила. Она была сильно встревожена, а он так хорошо понимал ее, застенчивый, милый человек.

Хотя внешне это выглядело шокирующе – сидели вот так, вдвоем, сняв перчатки, держась за руки.

– Значит, вы до сих пор так и не получили от посланных вами людей никаких известий? – спросила Мэгги, стараясь не замечать, что от его крепкого пожатия ее бросает в дрожь, словно какую-то школьницу.

– Еще нет. – Он сплел ее пальцы со своими, внимательно посмотрел на нее своими сияющими голубыми глазами, но тут же перевел взгляд на ее руку. – Вы ведь знаете, какая дикость царит в Шотландском нагорье. Можно проехать десятки миль и не встретить по пути ни одной деревни. И прошел-то всего только один день…

– Уже полтора дня, – поправила его Мэгги.

– Да, полтора, – снисходительно улыбаясь, согласился он.