– Все хорошо. Со мной все в порядке. Ты же видишь, что я в порядке.

– Я так беспокоилась… – сквозь слезы пробормотала тетушка.

Мэгги потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки и побороть слезы. Затем она отступила назад и вытерла глаза. Когда полковник Ситон поспешил к ней, предложив свой носовой платок, нельзя было не заметить, с каким теплом они смотрели друг на друга.

Когда тетушка снова обратилась к племяннице, ее покрывшееся красными пятнами лицо выражало такое сильное волнение, что Венеция ощутила острое чувство вины.

– Я приехала, чтобы увезти тебя назад, – сказала тетушка. – Если мы отправимся в путь немедленно, то встретим твоего отца в гавани в Инвернессе, потому что, я не сомневаюсь, Квентин наверняка прибудет на корабле. Это кратчайший путь.

– Я не собираюсь уезжать, – возразила Венеция. – Мы с Лахланом поженились.

– Да, – сказала тетушка, схватив ее за руку, – леди Росс сказала мне, что ты вышла замуж за этого негодяя, но…

– Он вовсе не негодяй.

– Он похитил тебя! Ты знаешь, что он Шотландский Мститель?

– Я очень многое знаю о Лахлане, включая то, почему он вынужден был наряжаться этой персоной, – твердо заявила Венеция. – А самое главное, я знаю, что люблю его.

– И я тоже люблю ее, – раздался голос от дверей. Нахмурившись, Лахлан зашел в гостиную и встал рядом с Венецией, по-собственнически обняв ее за талию. – Мы женаты, и вы ничего не можете с этим поделать, леди Керр. Вам не удастся отнять ее у меня. – Он угрюмо взглянул на полковника: – Какого черта ты притащил сюда леди Керр? Ты должен был удерживать ее в Эдинбурге.

– Я пытался! – огрызнулся полковник Ситон.

– Ты сказал мне, что полковник не участвовал в твоем заговоре, – тихонько сказала Венеция Лахлану.

– Я хотел защитить его, – ответил Лахлан и сердито посмотрел на полковника. – Очевидно, он не счел нужным ответить мне тем же.

– Проклятие, парень! – возмутился полковник. – Мэгги далеко не дура. Она в какой-то момент поняла, что я тоже замешан в заговоре, и грозилась все разрушить. Я должен был ей все рассказать. У меня не было выбора. – Он гордо вздернул подбородок. – К тому же я очень рад, что рассказал ей. И ты тоже будешь рад, когда услышишь, что она собирается сказать.

Но тетушка Мэгги теперь расхаживала из угла в угол и рассуждала вслух:

– Возможно, нам удастся еше это уладить. У вас не было времени обвенчаться в церкви. Ни один священник не даст разрешения на брак мертвецу. – Она остановилась и бросила на Лахлана умоляющий взгляд. – Значит, вы женаты гражданским браком. А такой брак может быть расторгнут судом, в зависимости от обстоятельств.

Когда Лахлан напрягся, Венеция поспешно вмешалась:

– Мы произнесли свой брачный обет при свидетелях, тетушка Мэгги. Наш брак нельзя расторгнуть.

Тетушка, смертельно побледнев, без сил опустилась на диван.

– Тогда твой отец убьет его, моя дорогая.

– Он не сделает этого! – Венеция уселась на диван рядом с тетушкой и обняла ее. – Я знаю, папа наверняка разозлится, но…

– Разозлится! – Тетушка Мэгги покачала головой. – Ты даже не представляешь. Если он явится сюда и обнаружит, что сын Аласдэра женат на его единственной дочери, то можно ждать чего угодно.

– Но почему? Это папа не заплатил ему долг.

– И по серьезной причине. По причине, с которой Аласдэр без возражений согласился.

– Но я – не мой отец, – резко заявил Лахлан. – Мой клан нуждается в этих деньгах. Я не собираюсь оставаться в стороне и позволять Дунканнону безжалостно топтать моих людей только потому, что моему отцу не хватило смелости потребовать назад то, что ему задолжали!

– Не хватило смелости? Дело совсем не в этом, – возразила тетушка Мэгги.

– Тогда в чем же? – спросила ее Венеция.

Тетушка Мэгги заломила руки. Взгляд ее устремился сначала к леди Росс, затем к Венеции.

– Я объясню это Лахлану, и только ему одному. Я больше ничего не скажу, пока леди Росс и ты не покинете комнату.

– Если мой муж имеет отношение к этой неразберихе, – вмешалась леди Росс, – значит, я должна узнать, что он сделал, как бы ужасно это ни было.

– А раз это касается моего мужа, то касается и меня, – добавила Венеция. – Ты должна все рассказать нам всем.

– Ты не хочешь понять, моя дорогая, – жалобно сказала тетушка. – Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать тебе. Просто возвращайся назад вместе со мной…

– Нет. – Венеция поднялась и встала рядом с Лахланом. – Я никуда без мужа не поеду.

– Хорошо, но не говори потом, что я тебя не предостерегала.

Тетушка Мэгги долго молчала. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал трагически.

– Какие бы финансовые соглашения ни были заключены между Аласдэром и Квентином, все они были аннулированы тем летом, когда умерла моя сестра.

– Это имело отношение к маме? Но как? Почему?

– Потому что, если верить Квентину… – Тетушка Мэгги остановилась, лицо ее исказилось болью. – Если верить твоему отцу, твою мать убил Аласдэр Росс.

Глава 26

Дорогая Шарлотта!

Нам следует прекратить этот нелепый спор. Я никогда не соглашусь с тем, что всех мужчин можно равнять под одну гребенку, хотя именно это вам хотелось бы услышать. Я достаточно долго живу на свете, чтобы понимать – очень многие отличные парни вынуждены искать себе богатых жен, потому что это неплохой способ погасить свой долг или решить какие-то материальные проблемы. А большое число мошенников и негодяев скрывают свое вероломство под маской показной нравственности. Жизнь – довольно сложная штука.

Ваш верный друг Майкл.


Лахлан в ужасе уставился на леди Керр, страшное предчувствие ледяными тисками сжало его сердце.

– Но мама умерла при родах, – сказала Венеция. Тетушка согласно кивнула:

– Да. В то время она носила ребенка Аласдэра Росса. Твоего сводного брата.

– Сводного брата? – прошептал Лахлан. – Пожалуйста, скажите мне, что мы с Венецией не… что мы, конечно же, не…

– Нет! – поспешила успокоить его леди Керр. – Нет, вы не родственники. Роман между вашим отцом и моей сестрой начался через несколько лет после рождения Венеции. Он продолжался около года.

Лахлан посмотрел на свою мать. Он собирался спросить, знала ли она, но, увидев, как это известие потрясло ее, понял, что она впервые об этом слышит. Проклятие!

Леди Керр бросила на его мать умоляющий взгляд:

– Мне так жаль, леди Росс. Вы никогда не должны были об этом узнать. Квентин даже не подозревает о том, что сестра перед смертью во всем мне призналась. – Мэгги перевела взгляд на Лахлана с Венецией: – Никто из вас не должен был узнать об этом. Они не хотели причинить боль никому из вас.

– Они? – Лахлан все еще не мог полностью осознать новый поворот событий.

– Квентин, ваш отец и моя сестра, – объяснила леди Керр. – Ваш отец и моя сестра унесли свою тайну с собой в могилу. Квентин сделал бы то же самое, если бы не…

– Если бы не я, – сдавленно произнес Лахлан. – Если бы не Шотландский Мститель, поднявший возню вокруг старого долга.

Венеция положила ему ладонь на плечо, желая успокоить, но он стряхнул ее руку, продолжая смотреть невидящим взглядом в окно. Все эти годы он даже не подозревал, не мог себе представить, что в основе всех неприятностей лежит ужасная семейная тайна. Его отец. И мать Венеции.

Ничего удивительного, что Дунканнон отказался возвращать деньги, которые был должен. Какой уважающий себя мужчина станет платить человеку, наставившему ему рога?

Леди Керр поднялась с дивана.

– Я ничего не знала о деньгах, клянусь вам. Сестра никогда не упоминала об этом. В то время женщины нашего круга редко разговаривали о подобных вещах. Если бы я знала, возможно…

– Вот почему Аласдэр не требовал у графа выплаты долга, – медленно произнесла леди Росс безжизненным тоном. – Из чувства вины. Он убил жену Дунканнона.

– Не могу понять, почему вы обе продолжаете так говорить, – взорвалась Венеция. – Мама умерла при родах. В этом нет ничьей вины, даже если она носила ребенка сэра Аласдэра. С тем же успехом это мог быть ребенок папы.

– Боюсь, что нет, моя дорогая, – ласково сказала тетушка Мэгги. – После того как ты родилась, врачи сказали Квентину, что следующие роды убьют твою мать. Квентин любил жену и не хотел рисковать ее жизнью. Поэтому с тех пор они никогда не были близки.

Лахлан обернулся и увидел, что Венеция едва сдерживает рыдания. Слезы катились по ее щекам. Страшный гнев на отца вспыхнул в его душе. Его собственный отец был виновен в том, что девочка лишилась матери. Помоги ему Бог. Помоги, Господи, всем им.

– Не думай слишком дурно о своей матери, – сказала тетушка, обняв Венецию за плечи. – Она была очень одинока и просто умоляла Квентина не обращать внимания на слова врачей. Она говорила, что готова рискнуть. Он отказался. Поэтому Сюзанна стала искать общения с другим мужчиной, в котором видела друга. С отцом Лахлана.

На сердце Лахлана с каждой минутой становилось все тяжелее.

– Вы хотите сказать, что он соблазнил ее. Мой отец, такой благородный и добродетельный, глава клана, мужчина, который постоянно отчитывал меня за мои дурные порывы, нагло соблазнил ее. Он оказался самым заурядным прелюбодеем.

Его мать побелела как мел.

– Лахлан, пожалуйста…

– Нет, мама, я не стану его защищать! Он овладел женой Дунканнона, и с ней случилась беда. И к чему бы он ни прикасался, так было всегда. Он погубил ее. – Лахлан обратился к Венеции: – Он погубил твою мать, дорогая. Мне очень жаль! Прости меня.

– Это не твоя вина, – прошептала она. – Все, кто виноват в этом, мертвы.

Лахлан горестно рассмеялся.

– Но все, что происходило потом, уже моя вина, – прошептал он с болью в голосе. – Я все испортил, требуя назад свои деньги, в то время как единственное, чего хотел твой отец, – забыть все это. А потом я похитил тебя… – Голос его прерывался. – О Господи, что я наделал? Мой отец отнял у него жену, а я – дочь.

– Это не одно и то же, Лахлан! – Венеция пересекла комнату и взяла его за руку.

Он взглянул на ее маленькие беззащитные пальцы, и его снова охватил стыд.

– Нет, не надо, дорогая. Не надо. – Освободившись от ее руки, Лахлан отступил назад. Он взглянул на мать, потом на леди Керр и повернулся к дверям. – Мне нужно все это обдумать… разобраться. Я должен понять, что делать дальше. Как поступить правильно.

Решить, что предпринять, чтобы можно было жить в мире с самим собой.

Венеция вскрикнула и хотела бежать за ним, но тетушка остановила ее:

– Оставь его, дорогая. Дай ему время.

Лахлан смутно слышал эти слова, покидая усадьбу, но вряд ли осознавал их смысл. Все его мысли были обращены в прошлое, к ее далекому детству, к событиям, вспоминать которые до сих пор ему не очень хотелось.

Одно событие всплыло в его памяти. Случай, когда он наткнулся на отца, переходившего мост из Брейдмура. Тогда Лахлан получил такую взбучку, что даже не поинтересовался, чем мог заниматься его отец в поместье Дунканнона в столь ранний утренний час.

Теперь в его памяти всплыли и другие события. Например, странное поведение Дунканнона после того, как было объявлено о грядущем «благословенном событии». Даже теперь он помнил дикую ярость на лице графа всякий раз, когда его отец входил в комнату. Лахлан знал, что они с графом поссорились, но обычная бытовая ссора не могла стать причиной такого яростного гнева.

А Венеция… У него перехватило дыхание, когда он вспомнил, как Венеция, в то время еще маленькая девочка, страшно переживала из-за того, что ее родители постоянно ссорятся. Он тогда утешал ее тем, что практически все родители ссорятся и в этом нет ничего особенного.

Как же, должно быть, она страдала после смерти матери. Правда, в тот момент его не было рядом. Он уже убежал из дому, чтобы стать солдатом, потому что собственный отец предал его.

Кровь застыла в его жилах. Этот поступок в конечном счете тоже получил свое объяснение. Его отец, прелюбодей, отдал сына на откуп Дунканнону, который, видно, сходил с ума от страха за свою беременную жену. Его отцу, презренному трусу, не хватило мужества поддержать и защитить своего единственного наследника из-за собственного ужасного проступка. Отцу легче было подвергнуть Лахлана страданиям, бросить Дунканнону подачку и тем самым уменьшить свою собственную вину.

Но он пожертвовал не только сыном. Отец позволил не возвращать долг и в результате заставил весь свой клан страдать. И клан, и жену, и сына. Потому что посягнул на то, что ему не принадлежало. И был слишком большим лицемером, чтобы признать это. Самодовольный лицемерный осел, вот кто он был, Аласдэр Росс.

Погруженный в свои мысли, Лахлан брел по дороге к Брейдмуру. Но не только его отец оказался ослом. Лахлан с содроганием вспомнил, какую самоуверенную чушь он нес, стараясь оправдать похищение Венеции. Дунканнон каждый раз проявлял к нему милосердие, никогда не пытался отправить его на виселицу, никогда не объявляя его преступником и только один раз он решил расправиться с ним, когда Лахлан зашел слишком далеко.