Кит, находясь в состоянии, близком к прострации, как он сообщил Кресси, улучив момент, когда их никто не мог подслушать, ушел спать вскоре после одиннадцати часов. Он слишком устал, чтобы ломать голову над стоящими перед ними неразрешимыми проблемами. Как только Фимбер задернул полог на четырех столбиках вокруг его огромной кровати и вышел из спальни, молодой человек тотчас же погрузился в сон.


Часом позже Кита выдернули из глубокого сна. Чья-то рука, схватив Фенкота за плечо, судорожно трясла его.

– Проснись, Кестер! Проснись!

Только один человек на свете называл его этим прозвищем.

Еще до конца не очнувшись, Кит вымолвил:

– Эвелин…

– Проснись, простофиля!

Кит приоткрыл глаза и в мерцающем свете свечи увидел перед собой смеющееся лицо брата. Несколько секунд он лежал глядя на Эвелина, а затем, слабо улыбнувшись, протянул в его сторону руку.

– Я знал, что ты не из тех, кто легко расстается с жизнью, – чуть хрипловато произнес Кит. Он крепко сжал пальцы на левой руке брата.

– Я и не сомневался, что знаешь, – произнес Эвелин. – Что привело тебя домой? Ты почувствовал, что я чуть не отправился в мир иной?

– Да, я ощутил, что ты в беде.

Рукопожатие стало крепче.

– Я надеялся, ты не особо встревожишься… Кестер! Очень рад тебя видеть!

– Я тоже, – произнес Кит, и его сонное лицо растянулось в широкой улыбке. – Черт тебя побери за все!

– Я бы тебе сообщил, если бы не потерял сознание… – виновато принялся оправдываться Эвелин.

Стряхнув с себя остатки сна, Кит обратил внимание на определенную неуклюжесть в рукопожатии брата. Только сейчас он осознал, что держит левую руку Эвелина, а правая висит на перевязи.

– Значит, все же несчастный случай, – заключил Кит. – Руку сломал?

– Нет, однако повредил себе плечо и сломал пару ребер. Ничего страшного.

– Как это произошло?

– Слишком быстро ехал, и на повороте фаэтон перевернулся.

– Лихач, – приподнимаясь в постели, произнес Кит. Потом он отпустил руку Эвелина, зевнул, потянулся, скинул ночной колпак, почесал затылок, а затем, явно окончательно проснувшись, сказал: – Так-то лучше.

Кит свесил ноги с кровати. Эвелин, зажигая свечи, которыми леди Денвилл, не скупясь, уставила спальни в доме, заметил:

– Вечер, похоже, выдался у вас шумным. Мне минут пять понадобилось, чтобы разбудить тебя.

– Если бы ты знал, что за вечерок у меня сегодня был, если бы только имел представление, через что мне довелось пройти ради того, чтобы выручить тебя, негодник ты эдакий, ты бы не рисковал меня сердить, – сказал Кит, натягивая элегантный домашний халат. – Когда я думаю, в какую неразбериху я по твоей вине попал и что вынес ради этого сумасшедшего, по которому веревка плачет…

– Если на то пошло, – возмутился Эвелин, – то в этой неразберихе я не виноват. Я никого ни к чему не принуждал. Более того, я на тебе заметил мой новый халат, а это как-никак воровство.

– Ну, ежели это тебя столь сильно волнует, то единственное из твоего, что я не ношу, – сапоги, – ответил Кит. Отпуская замечания подобного рода, он завязал пояс халата, сунул ноги в марокканские шлепанцы без задников, подошел к брату, схватил его за левое здоровое плечо и повернул к свету, исходящему от свечей, что стояли в подсвечнике на туалетном столике. – Дай мне посмотреть на тебя, – довольно грубо промолвил Кит. Его глаза внимательно изучали лицо брата. – Ты попал в историю? Все еще не пришел в норму? Полагаю, дело не в сломанных костях… Эй! Быть может, расскажешь, что тебя беспокоит?

Брат снял руку Кита со своего плеча и сказал, криво улыбаясь:

– Это тебя не касается, Кестер. Мама тебе говорила?

– Конечно говорила. А с какой стати это меня не касается? И…

– Как она? – перебил его Эвелин.

– Такая, как всегда.

– Благослови ее Господь! По крайней мере, как я понял, она обо мне не волнуется.

– Она не волнуется, так как я убедил ее в том, что ты жив. Но когда я приехал в Лондон, маменька была в совершеннейшем расстройстве чувств, – с суровыми нотками в голосе произнес Кит.

Насмешливо приподняв брови, Эвелин ответил:

– Да неужели? Что-то новенькое. Как я понимаю, это вследствие неопределенности. Полагаю, слишком сильно сказано, Кестер. Не помню, чтобы маменька пребывала в тревоге более десяти минут подряд.

– Оно-то так, – признал Кит, – однако эта была из ряда вон выходящая ситуация. Какого черта ты не уведомил маму?

– Не смог. Несколько дней я провалялся без сознания. Когда же очнулся, то был не в том состоянии, чтобы думать о письмах. Если бы у тебя когда-нибудь случилось сотрясение мозга, ты бы знал, что я тогда чувствовал.

– Вот, значит, как. Садись. Нам не помешает немного бренди. Я пойду и принесу графин.

– Я уже прихватил с собой графинчик и пару стаканов, – сказал Эвелин, кивнув в сторону комода, стоящего у стены. – Вижу, ты такой же, как в старые добрые времена. Теперь все в порядке?

– Да, за исключением того чертова положения, в котором мы оказались, – промолвил Кит, щедро наливая в стаканы две порции отменного бренди. Он протянул Эвелину один из стаканов и присел на кушетке напротив стула, на котором сидел брат. – Откуда ты появился? И чего тайком пробрался в дом?

– Пинни до сих пор владеет ключом от детского крыла. Она дала мне его. Я вышел из ее домика, как только стало безопасно. Приехал, когда стемнело. Никто меня не видел.

– Откуда приехал? – требовательным тоном поинтересовался Кит.

Эвелин наклонил стакан, играя бликами света, отражающимися в стекле.

– Из Вудленд-Хауз. Ты не знаешь это местечко. Дом стоит в нескольких милях к югу от Кроуборо. Принадлежит мистеру и миссис Аскхем.

– Кроуборо? – переспросил Кит. – Хочешь сказать, что все это время ты находился в десяти милях от Рейвенхерста?

Эвелин кивнул и бросил на брата взгляд исподлобья, причем в его глазах чувство вины соседствовало с озорством.

– Да, но я же говорил, что сильно ударился головой.

– Наслышан, – мрачно произнес Кит. – А сегодня утром ты спрыгнул с кровати и отправился домой, такой же жизнерадостный, как всегда. С каких пор ты стал лукавить со мной, Эв?

– Нет, я с тобой не лукавлю! Просто это длинная история и я не знаю, с чего начинать…

– Ладно, начни с того, как из всех захолустий ты выбрал Кроуборо.

– Я не в Кроуборо направлялся, а в Нетворт. Помнишь, Кестер, ту деревню неподалеку от Натли, где живет Джон-кучер со своей замужней дочерью, после того как наш батенька отправил его на покой? Когда я был здесь, Гудли сказал мне, что старик становится все слабее и часто спрашивает о нас… Ну, короче, я отправился повидать бедолагу. Господи, Кестер! Помнишь, он оставлял одну из карет посреди двора, сажал нас на козлы и учил пользоваться кнутом?

– Конечно помню, но от Челлоу ты отделался явно не ради того, чтобы поехать повидаться со стариком Джоном.

– Без сомнений! Это просто было по пути. Я направлялся в Танбридж-Уэллс, полагал, что от Акфилда легко смогу свернуть на почтовый тракт…

– Клара? – перебил его Кит.

– Да, верно, однако откуда, разрази меня гром, тебе стало известно? Если насплетничал Челлоу, то, клянусь, он у меня долго не задержится. То, как он и Фимбер кудахчут надо мной, словно две наседки над цыпленком, и так сводит меня с ума.

– Понимаю, но о Кларе я узнал не от него. Кучер знает, что у тебя в Танбридж-Уэллсе есть райская птичка, однако кто она и как ее зовут… увы! Впрочем, так даже лучше. Представляю, как бы он огорчился, узнав, что девица слегла в постель из-за разбитого сердца.

Эвелин расхохотался.

– Клара! Хотел бы я на это посмотреть! Она и слезинки не прольет ни надо мной, ни над кем-либо другим.

– Как раз наоборот! Девушка не прекращает лить горькие слезы с момента твоего невероятного вероломства. Сначала она впала в истерику, а затем…

– Перестань пичкать меня ерундой. Мне несподручно смеяться – еще больно будет. Клара – одна из самых веселых и жизнерадостных райских птичек из всех, кого я знаю. Она ежеминутно прыскает от смеха и глубоко безразлично относится ко всем, помимо собственной персоны. Что же до разбитого сердца, то готов поставить на кон сколько угодно – девочка уже нашла того, кто заполнит пустоту ее сердца. Я даже, по-моему, знаю его имя. Кто наговорил тебе всю эту чепуху?

– Ее любящая родительница… И за эту встречу должен тебя сердечно поблагодарить, братец!

– Что? – Эвелин опрометчиво дернулся, а потом скривился от боли. – Ты хочешь сказать, что эта старая авантюристка, из которой уже песок сыплется, примчалась сюда разыскивать меня? Кестер! Надеюсь, ты не дал себя в обиду?

– Только оплатил дорожные расходы.

– Ладно. И слава богу! Господи! Если Клара об этом узнает, она ей все патлы вырвет. Я с той каргой виделся лишь разок, и одного раза, думаю, предостаточно.

– С меня тоже довольно, – согласился с ним Кит.

– Бедолага, – с состраданием в голосе произнес Эвелин, хотя в его глазах плясали чертики. – Предполагаю, у тебя выдался весьма неприятный разговор с ней. Я бы не пожалел полтысячи фунтов за то, чтобы только присутствовать при этом. Она не забыла просветить тебя о временах своей славы?

– А как же! Кстати, кто был тем маркизом, который содержал ее на широкую ногу?

– Не знаю. Судя по тому, что я от нее услышал, это может быть буквально любой… маркиз. Тебе трудно поверить, что в прошлом она слыла птицей высокого полета? Не сомневайся: так оно и было. Старина Фликстон рассказал мне, что в молодости она являлась первостатейной куртизанкой. Характер вспыльчивый, но такая же хохотушка, как и Клара. Ее погубила бутылка. Сейчас она на мели, хотя, по словам Клары, на покой ушла вполне обеспеченной женщиной. Клара не живет с матерью, однако заботится о ней… Я направлялся в Танбридж-Уэллс, но так и не доехал туда. Я кое-чем обязан Кларе за то приятное время, которое мы провели вместе. Теперь всему пришел конец. Полагаю, малышка и сама догадывается, но мне хотелось попрощаться с ней… – Из груди Эвелина вырвался смешок. – Что за веселая белочка! Лучше и не пожелаешь! Она мне писала, чтобы в случае моей кончины я послал ей уведомление, и тогда она по всем правилам облачится в траур… – Допив остатки бренди, Эвелин поставил пустой стакан на пол возле стула, на котором сидел. – О чем это я, черт побери? Ты меня Кларой совсем с толку сбил.

– Ты свернул к Нетворту, чтобы навестить кучера Джона.

– Ага. Я правил твердой, как мне казалось рукой, а затем свернул у Паудгейта на дорогу, ведущую к почтовому тракту. Как раз там я и перевернулся, не доехав до Паудгейта, ярдах в пятидесяти от Вудленд-Хауз. Миссис Аскхем как раз выходила за ворота. Она была свидетельницей несчастного случая и велела занести меня в дом, где я и находился все это время. – Бросив на брата преисполненный доброты взгляд, Эвелин продолжил: – Они не смогли бы сделать для меня больше, даже если бы я был одним из их сыновей, Кестер. Не могу выразить словами, насколько добры и приветливы эти люди. Тогда я не знал, но потом… Мистер Аскхем сам поехал верхом за врачом. Он приказал завести моих серых к себе на конюшню, и за ними ухаживали самым тщательным образом. Слава богу, ноги я не переломал… И без шрамов обошлось, спасибо мистеру Аскхему!

– Ладно, хорошо то, что хорошо кончается… Однако почему он не сообщил о несчастном случае в Рейвенхерст? Твой спаситель должен был понимать, как мы все тут тревожимся.

– Оно, конечно, так, однако мистер Аскхем не ведал, с кем имеет дело. Я потерял сознание. Миссис Аскхем пребывала в сильнейшей тревоге, представляя, что она испытывала бы, окажись на моем месте ее Джеффри или Филипп. Это старшие сыновья в семье. С Джеффри я не виделся. Знаю лишь то, что он пастор. А вот Филиппа повидать довелось. Добрый малый. Он сейчас учится в Кембридже. А еще есть Нед. Пока он получает образование в Регби и грезит о карьере военного. А в детской…

– Однако мне никак не приходит на ум, почему эти замечательные люди не удосужились заглянуть в твою коробку для визитных карточек, – самым безжалостным образом прервал поток восторженной словоохотливости брата Кит. – Если ты направлялся на встречу с лордом Сильвердейлом… Да, я об этом уже разузнал… ты не мог не взять ее с собой.

– Да, взял, – произнес Эвелин. Он снова бросил виноватый взгляд на брата, но в глубине его глаз искрился смех. – Но так получилось, что карточек там не оказалось. Не стоит на меня пенять, Кестер. Я очень торопился и, убедившись, что визитница в кармане, не стал заглядывать внутрь… Не думай даже читать мне морали! Как-никак я твой старший брат, глава нашего дома, так что держи свои замечания при себе.

– Храни Господь эту семью от всех рассеянных и пустоголовых, – глядя на брата смеющимися глазами, произнес Кит. – А у тебя с собой ничего не оказалось такого, что могло помочь Аскхемам установить, кто их таинственный больной?