– Да-да, моя красавица. Я уже догадался, – благожелательно произнес Бонами. – Я так и предполагал, что дольше недели вы не выдержите общества этого вашего братца. Я же говорил вам, он ужасно скучный субъект.

– Конечно, он зануда, однако не в том дело. Я пригласила его ради того, чтобы Киту было спокойнее, но теперь, когда вернулся Эвелин, все оказалось как раз наоборот. Сейчас у меня нет времени для объяснений. Пусть лучше Кит расскажет обо всем.

Сказав это, графиня упорхнула вслед за миссис Клифф, а сэр Бонами, опустившись на свой стул, пододвинул к себе блюдо с персиками и нектаринами. Прежде чем приступить к тщательному выбору самого лучшего из плодов, джентльмен заявил, что нет нужды что-то объяснять ему.

– Не объясняли, и не надо, мальчик мой. Меня это не касается, – сказал сэр Бонами, наконец остановив свой выбор на одном из персиков.

– Хорошо, не буду, – ответил Кит. – Хотя мне хотелось бы с вами кое о чем поговорить, сэр. Я уверен, вы бы могли быть для меня весьма полезны.

Сэр Бонами одарил своего собеседника взглядом, излучающим сильнейшее недоверие.

– Не думаю… Отнюдь не думаю… ежели это касается той проказы сомнительного свойства, которую вы затеяли.

– Не в том дело, – успокаивающе заверил его Кит. – Просто у меня возникла кое-какая сложность светского свойства, в разрешении которой я хотел бы просить у вас совета.

– Ну, если дело лишь в этом… – с облегчением сказал сэр Бонами. – Весьма рад буду оказаться вам полезен, мальчик мой. – Взяв в руку нож для фруктов, джентльмен добавил с простотой, которая сполна извиняла самоуверенность его слов: – Вы обратились именно по адресу.

– Это точно, – согласился Кит. – Дельце пустяковое, однако оно ставит меня в тупик. Если бы вы были в моей шкуре, сэр, точнее, в шкуре моего брата и хотели нанести визит кому-то, кто остановился в Павильоне, то как бы вы это устроили?

Джентльмен оторвал взгляд от персика, который он уже принялся очищать от кожицы, и пронзительно уставился на Кита.

– К кому? – спросил он.

– К одному из гостей принца-регента, сэр, – уклончиво ответил Кит.

– Я бы не стал, – вернувшись к разделке персика, сказал сэр Бонами. – Вы же не хотите вмешивать меня в это дело. Впрочем, вы и не сможете, даже если захотите. Насколько мне известно, я единственный из друзей Принни,[54] с которым водит знакомство лорд Денвилл. Зачем ему понадобился кто-то из гостей принца?

– Одно пустяковое, не особо обременительное дельце.

– Ну, коль хотите услышать мой совет, то рекомендую подождать, пока этот человек покинет Павильон, – сказал сэр Бонами, усердно нарезая персик ломтиками.

– К сожалению, сэр, дело это не терпит отлагательства.

– Серьезно? Сдается мне, ваш брат угодил в весьма затруднительное положение. Скажите, не играл ли он в карты с одним из друзей принца?

– Нет… Если бы он проигрался, то вы бы узнали об этом раньше меня, – с невольной холодностью в голосе произнес Кит.

Сэр Бонами утвердительно кивнул, отправляя в рот четвертинку очищенного фрукта.

– Я придерживаюсь того же мнения, однако никогда не знаешь, что эти молодые петушки устроят в следующий раз. Они гораздо бесшабашнее людей нашего поколения. Ладно… Не стоит на меня серчать. С кем же вам нужно встретиться в Павильоне? Я не смогу помочь, если не узнаю.

– С лордом Сильвердейлом… по деловому вопросу, как я уже говорил…

Сэр Бонами медленно прожевал еще одну дольку персика.

– Ну, на вашем месте, Кит, я бы посоветовал Эвелину не иметь никаких дел с лордом Сильвердейлом. Полагаю, не стоит объяснять, что среди окружения Принни встречаются весьма странные оригиналы. Вот Сильвердейл – один из них. Ужасный сквалыга! За душой ни гроша, а язык – гаже не бывает. За вечер он успевает перемыть косточки большему числу людей, чем я за год.

– Как бы там ни было, сэр, а мне крайне необходимо увидеться с ним.

Сэр Бонами вновь уставился немигающим взглядом на Кита.

– А теперь выслушайте меня внимательно, мальчик мой. Если ваше дело имеет что-то общее с рубиновой брошью, которую ему проиграла ваша матушка, то лучше оставьте эту затею. И передайте мои слова вашему брату.

– Получается, вы обо всем знаете, сэр?

– Да, конечно же знаю, – промолвил сэр Бонами. – Я присутствовал при этом, видел, как она сделала ставку и все за сим последовавшее. Признáюсь, это было весьма неразумно с ее стороны, ибо все говорило о том, что фортуна окончательно покинула ее… Однако я не вижу решительно никакого повода для беспокойства со стороны Эвелина. Игра была честной. Помнится, все подшучивали над вашей маменькой, говоря, что совершенно в ее духе ставить драгоценности, когда кончаются гинеи. Даже сам Сильвердейл не сумел придать рассказу об игре и тени чего-либо скандального. Забудьте о случившемся, Кит, и передайте мои слова Эвелину.

– Я не могу забыть, сэр, впрочем, как и Эвелин. Брошь обязательно следует выкупить.

– Я бы не стал этого делать, – молвил сэр Бонами, возвращая на блюдо нектарин, который он до того вертел в руке.

– Но вы должны понять…

– Я и так все понимаю… Если вас интересует мое мнение, то я скажу: весьма отрадно, что ваша матушка проиграла брошь. Она не в ее стиле… Вы, пожалуй, и сами это заметили. Признаться, ума не приложу, что она нашла в той вещице. Обычно у вашей маменьки весьма утонченный вкус и подобного рода ошибок она не совершает. Она не должна носить рубины, все, что душа пожелает, но не рубины или гранаты. Не пытайтесь выкупить брошь. Скажите Эвелину, чтобы приобрел ей другую. Можно с сапфирами или с изумрудами. Ей это понравится не меньше.

– По всей вероятности, даже больше, – улыбаясь, согласился с ним Кит.

– Я о том же, – молвил сэр Бонами. – Черт побери, Кит! У вас же давно прорезались зубы мудрости, насколько я знаю. Какой смысл толочь муку в ступе? Не тратьте время попусту. Это недальновидно. Уверен, прошло не меньше двух недель с тех пор, как Сильвердейл продал брошь.

– Я убежден в обратном, – возразил Кит.

– Вы ни о чем не догадываетесь. Его денежные дела идут из рук вон плохо, а эта брошь стоит пятьсот фунтов, сколь бы безвкусной она ни была.

Прежде чем ответить, Кит выдержал недолгую паузу:

– Полагаю, я могу быть с вами предельно откровенным, сэр. Брошь стоит не больше двадцати пяти фунтов стерлингов, если не меньше. Это же подделка, искусно сделанная копия настоящего украшения.

– Ерунда! – раздраженно заявил сэр Бонами.

– Хотел бы я, чтобы так оно и было, однако боюсь…

– Разумеется, ерунда. Боже правый! Не считаете же вы лорда Сильвердейла простаком? Он совсем не дурак.

– Мне кажется, ему просто не пришло в голову, что маменька может поставить на кон фальшивку…

– Не в том дело, – перебил его сэр Бонами. – Я уже говорил о том, что был там. Неужели вы думаете, что я позволил бы ей играть на фальшивку? Если вы так считаете, то люди не правы, когда столь лестно отзываются о вашем уме. От человека, наделенного мозгами, такой глупости ожидать я просто не могу. Единственный мой совет: скажите молодому Денвиллу, чтобы он не поднимал пыль и шум.

Сэр Бонами, бросив на Кита сердитый взгляд, обнаружил, что молодой человек пристально смотрит на него.

– Матушка говорила мне, что продала эту брошь, сэр, – промолвил Кит. – Сейчас я припоминаю, что она также упомянула о том, что несколько раз вы помогали ей распродавать ее драгоценности.

– Эту брошь я не продавал.

– А другие драгоценности, сэр?

– А теперь выслушайте меня внимательно, Кит. Мне, признаться, немного надоело, что вы пытаетесь вынюхать то, что вас, по существу, не касается, – промолвил сэр Бонами рокочущим голосом. – Будь я проклят, если вы не становитесь столь же несносным молодым человеком, каким является ваш брат! Ладно, с меня довольно. Признáюсь: стоило мне увидеть ваши ничего не выражающие лица, когда вы еще только-только лежали рядом в одной люльке, я сразу заподозрил, что со временем из вас вырастут весьма дерзкие молодые люди. Никак не могу понять, что такого необыкновенного видит в вас ваша матушка!

Кит, не удержавшись, рассмеялся.

– Все это, конечно, весьма любопытно, сэр, однако дело не в том, – сказал он. – Вы и сами должны понимать. Происходящее никак не может считаться чем-то, не касающимся нас с братом.

Сэр Бонами, выглядевший немного раздраженным и утомленным, полез за табакеркой и побаловал свой нос изрядной порцией табака.

– А теперь выслушайте меня, молодой человек, – произнес он. – У вас нет никакой причины вмешиваться в мои дела – ни у вас лично, ни у вашего брата. Никто ничего не знает, и никто ничего не узнает. Если вы опасаетесь, что кому-то станет известно нечто и начнется скандал…

– Поверьте мне, сэр, я нисколько этого не боюсь, Эвелин, пожалуй, тоже.

– Ради всего святого, Кит! Не стоит рассказывать об этом Эвелину! – встревожившись, попросил сэр Бонами. – Мне и без того не сладко из-за вашего излишнего любопытства, а теперь, чего доброго, ваш не особо вежливый братец будет кружиться вокруг меня, как надоедливый шершень. Я был представлен вашей матушке задолго до вашего рождения. Скажу больше: если бы не лорд Денвилл, именно я, вероятнее всего, был бы вашим родителем. Признáюсь, теперь я рад, что этого не произошло. Из всех излишне самонадеянных, ветреных и надменных молодых людей вы, пожалуй, самые-самые…

– Не исключено, что так оно и есть, – смиренно произнес Кит, – однако вы не можете ожидать от нас, что мы позволим нашей матушке быть вашим должником.

Сэр Бонами устремил на него взгляд своих колючих маленьких глазок. Щеки пожилого джентльмена приняли багровый оттенок.

– Как так не можете позволить? Дерзите, молодой человек! В следующий раз вы, пожалуй, потребуете, чтобы я предъявил вам счет. Ладно… Здесь мне придется немного разочаровать вас, ибо ничего подобного я делать не намерен… И, пожалуйста, не терзайте вашу матушку расспросами, потому что она, благослови Господь ее сердце, ничего о моих делах не знает.

– Сэр, мы не вправе все это оставить так!

– Значит, вам придется учиться жизни на собственных ошибках. Можете передать Эвелину, что это не его дело, так как произошло до смерти вашего отца. И не предлагайте заплатить мне за эту проклятую брошь! Я денег не возьму! Боже правый, молодой человек! На кой черт мне какие-то жалкие пятьсот фунтов стерлингов?

– Если это вы выкупили фамильное колье Денвиллов, сэр, то мама должна вам несколько тысяч фунтов.

– Для меня это сущая безделица. Полагаю, вам известно.

– Все знают, что вы богаты, словно Золотой Шар,[55] но дело не в том…

– Отнюдь, – сердито заявил сэр Бонами. – Вы не имеете права запрещать мне тратить мои деньги по собственному желанию. Заявляю, что решительно не потерплю этого.

– Сэр, прошу вас…

– Нет! Уж позвольте мне договорить, Кит! У вас так хорошо подвешен язык, что вы можете заговорить кого-нибудь до смерти. Вы своими разговорами только запутываете положение дел. Предупреждаю вас об этом. Эвелин не виноват, что ваша матушка оказалась в весьма затруднительном материальном положении. При всем желании он ничего не смог бы тогда сделать. Она слишком приблизилась к полному разорению. К сожалению, далеко не всегда я мог помочь ей, ведь она даже пенни у меня брала лишь в крайнем случае. Мне пришлось предложить ей деньги под проценты.

– Возврата которых вы не ждете…

– Разумеется нет, однако я отнюдь не уверен, что мне следовало так поступать, – задумчиво произнес сэр Бонами. – У нее не больше деловой хватки, чем у котенка, но при этом ваша маменька терпеть не может быть кому-то чем-либо обязанной. Это волнует ее в куда большей степени, чем вам кажется… – Джентльмен издал тихий смешок. – Благослови ее Господь! Ей кажется, что ничего страшного нет, если она может платить проценты. Со мной она бывала не намного откровеннее, чем с покойным графом. У меня есть сильнейшее подозрение, что, помимо меня, ваша матушка занимала деньги и у других… Ладно, я не подозреваю, а уверен в этом, что меня ужасно смущает. С одной стороны, она не примет от меня денег в уплату тех долгов, а с другой – мне несподручно самому их оплатить, потому что в таком случае выйдет конфуз. Она вбила себе в голову, что нет ничего дурного в том, чтобы брать взаймы деньги у тех, кто без зазрения совести будет требовать у нее уплаты всех процентов. Это мне совершенно не нравится. Ваша маменька предпочитает обращаться к ростовщикам, а не ко мне. Спорить с ней бесполезно. Я уже наслушался всяческой несуразицы насчет того, что она не желает обременять меня своими заботами. А когда говорю ей, что ради нее готов на что угодно, ваша матушка заверяет: это ей хорошо известно, но от того делается лишь хуже… – Сэр Бонами вздохнул. – Вам такое, пожалуй, не понравится… да, определенно не понравится, однако я должен это сказать: я ее боготворю, боготворил и буду боготворить до конца жизни… боготворю, но не понимаю…