– А я погляжу, – пристально глядя на молодого джентльмена, сказала старуха, – вы вообразили себе, что стоит вам улыбнуться, и вы уже обвели меня вокруг пальца.

– С чего вы так решили? Отнюдь, – удивившись, возразил Кит.

– Полноте… Вам еще, пожалуй, хватит дерзости заявлять, что вы сожалеете о своем поведении?

– Нет, мадам. Вы достаточно долго пожили на свете, чтобы поверить в такое. Разве можно сожалеть о том, как повернулись дела?

– Я бы вам с удовольствием надрала уши, мистер Нахал! – сказала ему почтенная вдова.

На этом их перепалке пришел конец. Напоследок почтенная матрона одарила Кита столь убийственным взглядом, что у мистера Фенкота не должно было остаться никаких сомнений: она ни на йоту не оттаяла… Однако чуть позже, когда джентльмен вернулся в Длинную гостиную,[65] было видно, что ее взгляд, задерживаясь на статной фигуре наглеца, немного смягчался.

Генерал не проявил желания злоупотреблять гостеприимством хозяев дома. Сославшись на то, что ему еще предстоит проехать пятнадцать миль до своего дома, он удалился, как только допил одну чашку чая. Кит сопроводил его вниз по лестнице к поданному экипажу и уже собирался сказать Нортону, чтобы тот прислал к нему Фимбера, когда увидел, что верный, хотя и несколько деспотичный оруженосец ожидает хозяина на площадке лестницы, в том месте, где ступени расходятся направо и налево.

– Замечательно! Вот вы мне как раз и нужны, – негромко сказал мистер Фенкот, быстро поднявшись по ступеням и хватая камердинера за руку. – Фимбер! Мне надо срочно переговорить с братом. Прежде я назначал ему на десять, но ее светлость приказала подавать чай раньше, поэтому через полчаса все будет спокойно. Ступайте в домик и приведите его светлость в мою спальню.

– Мистер Кристофер! – сказал Фимбер. – Я как раз пришел сообщить вам, что его светлость уже сидит сейчас в вашей, точнее, в своей спальне. – Изрекши все это словно порицание, камердинер выпрямился и тихо добавил: – Я предупреждал его светлость, что подобный поступок является весьма неосмотрительным, однако вы знаете его характер, сэр. К тому же миссис Пиннер нянчится с его светлостью словно с дитем малым, которое из пеленок только-только переодели в платьице.[66] Она то и дело читает ему нотации, чем весьма действует его светлости на нервы. Невероятно глупое поведение, скажу я вам.

– Ну, это что-то новенькое, – промолвил Кит. – Дайте мне знать, когда Нортон унесет чайный поднос, вы, старый интриган.

Брата он застал в мрачном расположении духа. Эвелин задумчиво листал страницы последнего номера журнала «Джентльменз мэгэзин». Затем приподнял голову. Хмурое выражение тут же озарилось улыбкой.

– Только не брани меня, Кестер! С меня и Фимбера вполне хватит. Мне довелось мужественно сносить длиннейшие, скучнейшие нравоучения, однако, стоило делу дойти до стакана горячего молока перед принудительным отходом ко сну в восемь часов вечера, мне ничего не оставалось, как спасаться от Пинни бегством, – говорил Эвелин, нервно расхаживая по комнате. – Я долго думал, пока у меня чуть мозги не расплавились. Кестер! Наши дела безнадежны.

– Отнюдь, – возразил Кит. – Произошло кое-что такое, что всецело меняет ситуацию. Скажи-ка мне, Эв: ежели бы тебя не обременяли долги нашей любимой родительницы, ты решился бы взять себе в жены мисс Аскхем, а потом терпеливо ожидать, пока наш дядя, убедившись, что ты способен вести свои дела сам, не согласился бы отказаться от попечительства?

– Пожалуй, да, однако, учитывая, что я все же обременен…

– Больше нет, брат, – прервал его Кит.

– Что за вздор? – сверкнув глазами, воскликнул Эвелин. – Я уже говорил, Кестер, что ни при каких обстоятельствах не разрешу тебе посягать на то, что является моей ответственностью. Это мои обязательства, и только мои!

– Я не намерен посягать на твои обязательства, так что успокойся. Выслушай меня, Эв! Я принес новость, которая, уверен, тебе не особо понравится, однако с ней придется смириться. Маменька приняла предложение сэра Риппла и выходит за него замуж.

– Что?! – воскликнул как громом пораженный Эвелин. – Не может быть!

– Ты бы воспринял эту весть с еще бóльшим недоверием, доведись тебе присутствовать при том, как сэр Бонами сообщал мне сие известие. Господи всемогущий! Эв! Жаль, что ты этого не видел! Даже после оглашения смертного приговора, клянусь, он просто не смог бы пребывать в более подавленном состоянии духа. Я почти уверен: не он, а она сделала ему предложение.

– Господи! Только не это! – содрогнувшись, воскликнул Эвелин. – Как она могла на такое решиться? Как ты можешь думать, Кестер, что я позволю ей принести себя в жертву? Не думал, что ты считаешь меня столь презренным ничтожеством! Перестань щадить мои чувства!

– И не собираюсь. Вот только прекрати вести себя словно трагический актер на сцене, – молвил Кит. – Ради бога, братец! Охлади свой пыл! Я также не в восторге от этой новости, но тут уж ничего не поделать. Я, конечно, не прожил вместе с мамой под одной крышей столь же долго, как ты, но даже мне понятно: матушка приспособлена к самостоятельному принятию решений не более, чем грудничок. Мне известно, что ты бы предпочел, чтобы она жила вместе с тобой, однако должен тебя огорчить: мама ни за что не согласится… А теперь представь себе, что же произойдет, если она начнет вести хозяйство сама.

– Знаю, знаю, Кестер, но…

– Верю, что ты все прекрасно понимаешь… Поэтому вообрази себе, как она заживет, если станет женой сэра Риппла…

Взгляды братьев встретились, пронзая разделяющее их пространство. Эвелин пристально уставился на Кита, а тот безмятежно встретил его взор и первым нарушил молчание:

– Мы привыкли считать его полным болваном, Эв, однако, болван он или нет, сэр Бонами является самым преданным из маминых друзей. Сейчас он уже не влюблен в матушку, но Кресси совершенно права, утверждая, что он обожает ее. Мало есть такого на свете, что он не в состоянии ей дать. Уверен, чем расточительнее маменька будет по отношению к его деньжатам, тем большее удовольствие принесет ему ее взбалмошность. А еще я убежден: замужество избавит маму от всяких повес вроде Лоута.

Воцарилась долгая пауза.

– Если бы я полагал, что она будет счастлива… – нарушил молчание Эвелин. – Нет, Кестер, нет! Маменька просто хочет мне помочь! Я в этом уверен!

– Согласен, – сдержанно заверил его Кит, – однако ежели ты думаешь, что она приносит себя в жертву, то глубоко ошибаешься. Жертва в нашем случае – это сэр Риппл. Матушка же получает все, на что рассчитывает. Эв! Я вполне серьезен, когда утверждаю: коль ты расположен ставить маме палки в колеса, то окажешь ей весьма и весьма дурную услугу.

– Кестер! Ты ведь знаешь, что я не стану… – начал Эвелин, но дверь приоткрылась, и в комнату вошел Фимбер.

– В чем дело?

– Чайный поднос убран, сэр, – сообщил слуга, подчеркнуто обращаясь к Киту. – Я взял на себя смелость сказать Нортону, что… мистер Кристофер пожелал, чтобы в библиотеку принесли бренди. Теперь у него не будет повода появляться сегодня вечером в Длинной гостиной. А еще он мне сказал – пожалуй, это важно, сэр, – что леди Стейвли пока не отошла ко сну. Она сейчас играет в пикет с сэром Бонами. Я буду ждать поблизости, чтобы потом провести его светлость в домик миссис Пиннер.

– Ну вот, – с горечью в голосе произнес Эвелин, когда за Фимбером закрылась дверь. – Сам видишь, что мне приходится выносить. И что же делать, Кестер?

– Ты, – молвил Кит, – ты должен встретиться с леди Стейвли… Да поможет тебе Господь! И к тому же пожелай счастья в личной жизни бедолаге Рипплу. Ну а в-третьих, нам надо придумать какой-нибудь хитроумный план, чтобы никто из нашего круга ни о чем таком скандальном даже не помыслил.

– Мне кажется, ничего не выйдет.

– Должно выйти, – твердо сказал Кит. – От этого зависит мое личное счастье.

– Тогда лучше всем займись сам, – заявил ему Эвелин. – В конце концов, из нас двоих умным считают тебя, Кестер. А что собой представляет пожилая леди? Как с ней себя вести?

– Бесстрашно, потому что она сущая мегера.

– Господи! Лучше бы я вообще не возвращался домой, – простонал Эвелин. – Не смей бросать меня один на один с ней. Я уже и так дрожу как листок на ветру.

– Мужайся, брат, – посоветовал Кит, распахивая дверь, ведущую в Длинную гостиную.

Вместе они переступили порог и застыли на секунду в дверном проеме.

Почтенная вдова, только что взявшая в руки розданные сэром Бонами карты, отложила их в сторону и в изумлении уставилась на братьев-близнецов. Старуха и словом не обмолвилась, но по блеску, промелькнувшему в ее глазах, внучка леди Стейвли поняла, что внезапное появление братьев Фенкотов произвело на пожилую леди неизгладимое впечатление.

Каждый из них мог по праву считаться весьма симпатичным, статным молодым человеком. Но вместе, при свете свечей, бросавших блики на их гладко выбритые лица, они произвели на почтенную вдову сильнейшее впечатление. Как многие до нее, пожилая леди пришла к мысли, что это парочка, вполне возможно, самых красивых джентльменов из всех, с кем сводила ее судьба.

– Эвелин! Мой дорогой! – радостно воскликнула леди Денвилл.

Вскочив с дивана, графиня грациозной походкой устремилась навстречу своим сыновьям, широко раскрыв материнские объятия.

Эвелин левой рукой взял ладонь матери, осторожно поцеловал ее и с озорством заметил:

– Вы сегодня особенно изящны, маменька. Нарядились, словно рождественская елка.

Графиня, хихикнув, хотела было последовать за ними, но сын мягко отстранил ее и направился по гостиной туда, где сидела вдовствующая особа. Если Эвелин и боялся, внешне он никак не проявил своих чувств. Молодой человек поклонился почтенной матроне. Его улыбка была столь же обезоруживающей, как и улыбка брата.

– Я должен попросить у вас прощения, леди Стейвли, однако, если рассудить здраво, моей вины в случившемся нет.

Против воли губы старухи скривились в подобии улыбки, и она протянула ему руку.

– Значит, это вы, граф Денвилл… – произнесла почтенная вдова. – Вам бы, молодой человек, следовало просить прощения не у меня, а у моей внучки.

– А-а-а… ну да, – сказал Эвелин. В его глазах сверкнуло перешедшее ему от матери озорство. Повернувшись к юной леди, он протянул ей руку. – Прошу прощения, Кресси… Впрочем, как я слышал, вы уже избавились от меня…

Поднявшись на ноги, девушка рассмеялась и подала ему руку, которую молодой человек поцеловал… а затем приложился губами к ее щеке.

– Я желаю вам счастья, моя дорогая, – сказал он.

– Премного благодарна. Позвольте и вам пожелать того же, – сдержанно ответила Кресси.

Озорные огоньки, вспыхнувшие в глазах Эвелина, свидетельствовали о том, что он прекрасно понял намек, однако с невозмутимым видом ответил:

– Я весьма польщен иметь такую достойную сестру, как вы. – Повернув голову, Эвелин позвал брата: – Кестер!

Кит, не сводя с Кресси благодарного взгляда, подошел ближе.

– Если я имел какие-либо права на эту руку, – продолжил Эвелин, – то позволено ли мне будет передать их моему брату? Мисс Стейвли! Он куда достойнее меня, впрочем, вы наверняка уже это знаете.

– Спасибо, брат! – промолвил Кит, беря Кресси за руки и крепко их сжимая. – Все будет хорошо.

Рассмеявшись, Эвелин повернулся к сэру Бонами. При виде пожилого джентльмена он умолк, а губы его вытянулись в натянутой улыбке.

– Кит сообщил мне, сэр, что я могу выразить вам свои поздравления.

Сэр Бонами взирал на него с таким видом, словно имел дело с коброй.

– Да… да… Весьма вам признателен, лорд Денвилл. Значит… вы не против?

– Что? – воскликнула вдовствующая особа. Взгляд ее метнулся от сэра Бонами к леди Денвилл. – Вот оно, значит, как! Ну и дела!

– Да, мадам, – светясь добродушием, заявила графиня. – Так оно и есть. Сэр Бонами оказал мне честь, предложив свою руку и сердце. Я приняла его предложение.

– Вы, значит, приняли его предложение… Ну и ну… – язвительно пробурчала почтенная вдова. – Если так оно и есть, это ваш единственный разумный поступок, о котором мне известно, Амабель.

Сэр Бонами, не обращая внимания на колкое замечание старухи, воспользовался моментом, чтобы вставить слово:

– Возможно, это не совсем придется вам по вкусу, лорд Денвилл, – тихим голосом поспешно произнес он. – Конечно, я всем сердцем этого желал, однако мне бы не хотелось обижать вас. Вам следует все откровенно сказать мне. Ни за что на свете я не желаю становиться между вами и вашей матушкой.

На миг злорадные взгляды братьев встретились поверх опущенной головы бедолаги. Эвелин не меньше своего брата был падок на все комичное, поэтому суровость сошла с его лица. Граф вытащил из кармана табакерку, одним движением пальца ловко откинул крышку и протянул ее сэру Бонами.

– Не желаете ли понюшку? – предложил он. – Да полноте… Попробуйте мой табак, сэр.