— Он такой лицемер! — возмущалась позже Лаура. — Иногда я с трудом узнаю его. Мне трудно поверить в то, что он — мой брат. Когда он начинает читать мне проповеди относительно моего вызывающего поведения и общества, в котором я вращаюсь, мое терпение лопается!

Покидая дом подруги, Селеста спросила себя, когда же появится брат Лауры. Едва заметная улыбка искривила ее губы. Конечно, до Франко дошли слухи о том, как вела себя его сестра в течение последних нескольких месяцев. Несомненно, это приводило его в ярость. Типичный мужчина! Сам он упорно ухаживал за подругой Лауры, застенчивой американкой, выданной родителями за графа Седжвика, известного сластолюбца с весьма необычными сексуальными наклонностями! Неудивительно, что вскоре после женитьбы графа назначили послом в Турцию; его супруга тем временем путешествовала по Европе под опекой свекрови. Какой абсурд — американские семьи платят миллионы долларов за титул, выдавая своих наследниц за европейских аристократов!

«Селеста — сущий ураган», — подумала Лаура, проводив подругу и начав одеваться с помощью Адели. За неполный час мадам де Форнэй умудрилась познакомить Лауру со всеми последними городскими сплетнями и слухами. К сожалению, Селеста напомнила Лауре о многих глупых обязательствах. Разделавшись с ними, можно будет снова наслаждаться жизнью.

— Мадемуазель, сделайте, пожалуйста, вдох. Еше раз, сильнее.

Сделать вдох? Лауре казалось, что она не может дышать. Ох уж эти корсеты! Их приходилось носить, чтобы выглядеть модно и соблазнительно. Восемнадцатидюймовая талия — это противоестественно. Какие страдания приходится терпеть для того, чтобы твоя фигура напоминала песочные часы и вызывала восхищение мужчин! Похоже, им нравится, что женщины кажутся затаившими дыхание в их присутствии. Безжалостный корсет практически не позволял есть — мужчины могли думать, что в их обществе волнение лишает женщин аппетита. Поведение женщины, то, как она одевалась, ходила, говорила… даже выбор книг для чтения — все определялось вкусами мужчин. Как это унизительно, противно! Лаура критически рассматривала свое отражение в высоком зеркале, занимавшем целую стену гардеробной. Почему, испытывая подобные чувства, она все же уступала общественному мнению? «Чтобы использовать, а не быть используемой», — ответила она себе. Она стояла в нижнем белье, на которое предстояло натянуть платье. Шелковая рубашка с кружевными краями защитит от ужасного тесного корсета. На него ляжет кружевной чехол. Потом она наденет две нижние юбки: одну — из японского шелка, вторую — из тафты, шуршание которой так волнует мужчин.

Лаура отхлебнула херес из маленького бокала с серебристой полоской и поставила его на серебряный поднос, который всегда лежал на столике в гардеробной. Девушка снова посмотрела на свое отражение. Изменилась ли она за последние девять-десять месяцев? И если да, то, каким образом? В Италии и Северной Африке солнце снова сделало ее кожу темно-золотистой. Такой оттенок шел Лауре, хотя в последнее время в моде была бледность.

«Господи! — внезапно подумала Лаура. — Как долго я путешествую! Что я изучаю? Людей, жизнь? Наверное, в первую очередь себя».

«Еще один бокал хереса, — продолжала размышлять она, — и я стерплю любые слова Лорны. И даже то, что она вечно сравнивает меня с моей матерью. Мне не будет никакого дела до критических замечаний Франко, до его ханжества!»

Адель вернулась, чтобы помочь Лауре надеть роскошное серо-голубое платье с отделкой из меха черного персидского ягненка и черно-синими бархатными лентами. Оно сидело на ней плотно, как перчатка, и слегка расширялось книзу. Это новое, сшитое по последней моде платье доставили только вчера из шикарного салона.

Лаура поправила маленькую шляпку без полей, отделанную мехом, лентой и черными перьями, потом закрепила ее булавками, строя при этом себе гримасы в зеркале. Волосы девушки были собраны на макушке в греческий узел. Лишь несколько тонких вьющихся прядей ласкали лоб, виски, тонкую шею. Она была модной молодой дамой. Лауре пришлось признать свое поразительное сходство с матерью. Только волосы и глаза у них отличались по цвету. Ей надоело слышать об этом от всех, кто знал их обеих. Она не хотела, чтобы в ней видели только лишь дочь Джинни. Спустившись вниз по лестнице, Лаура надела замшевые перчатки цвета слоновой кости и в последний раз посмотрела на себя в зеркало, висевшее в маленькой прихожей возле вешалки для шляп. Она выглядела весьма эффектно, хотя ее ждал довольно скучный день. Вечер обещал быть более интересным. А когда он закончится, она сможет отдохнуть, расслабиться, делать то, что ей нравится.

Ее ждал весь парижский сезон. Она так устала от путешествий, переездов с места на место, из одного города в другой, что стала забывать, где была, что делала, что должна была сделать. Усевшись в свою элегантную новую карету, Лаура зевнула, прикрыв тщательно накрашенный рот перчаткой. Она по-прежнему ощущала усталость — и скуку! Когда Лаура впервые прибыла в Европу, ее переполняли совсем другие чувства и надежды — одна часть ее души радовалась новизне обстановки, а другая печалилась из-за того, что девушка против собственной воли оказалась вырванной из знакомого ей комфортного окружения.

Сколько времени прошло с того момента, когда она покинула Калифорнию? Три года пролетели незаметно. Орхидея из школьной теплицы познала жизнь. Но расцвела ли она?

Глава 8

Ночью дождь продолжал хлестать в окно. Днем же выглянуло солнце, его лучи сверкали в лужах и капельках, срываемых ветром с зеленых листьев. Воздух пах свежестью, чистотой, и Лаура неожиданно взбодрилась.

Так называемое большое турне, которое чаше всего совершали молодые мужчины, длилось три года. Она больше не увидит наставников, преподавателей иностранных языков, манер, танцев… «Я изрядно их всех помучила», — без сожаления призналась себе девушка. Родители сделали все необходимое для того, чтобы перед ней открылись двери лучших домов, и отпустили в свободное плавание — они чувствовали, что их дочь способна позаботиться о себе сама. Правда, Лаура не могла сказать, рада она такому отношению или нет. Девушку возмущало то, что они отправились в Индию, даже не поинтересовавшись, не хочет ли она присоединиться к ним. Какие приключения сулила поездка в Индию! Но Лауре пришлось довольствоваться месячным изучением египетских пирамид и верблюдов, после чего она провела пару недель в Танжере.

Танжер. Это географическое название звучало романтично, но само место оказалось грязным и скучным, хотя там и жили европейцы. И все же оно обладало своеобразным очарованием.

Внезапно Лаура ощутила легкий озноб, заставивший ее расправить плечи и на мгновение закрыть глаза. Танжер… Она должна отрепетировать свой рассказ об этом крае. Она вела записи, делала рисунки; Фрэнк Харрис, несомненно, заинтересуется этими материалами, как и ее дядя Пьер, давший девушке рекомендательное письмо к французскому послу в Танжере. Что знал дядя Пьер о грязном, дурно пахнущем, нищем Танжере? Большинство иностранных посольств укрывалось от грубой реальности в тщательно охраняемых загородных виллах.

Да, она многое могла рассказать о своем двухнедельном пребывании в Танжере, после которого с чувством облегчения вернулась в цивилизованный мир. Многое — но не все! Лаура вдохнула свежий весенний воздух, насколько это позволял ей сделать корсет из китового уса. Теперь ее снова ждал Париж; она нанесет обязательный визит и выбросит из головы все, кроме предвкушения радости.

Лаура собиралась быстро покинуть дом Дюмонов. Она даже заранее придумала предлог для скорого ухода, но неожиданно почувствовала, что получает удовольствие от этого визита. В непринужденной, домашней обстановке дядя Пьер раскрылся ей с новой стороны. Сейчас даже Лорна Дюмон казалась совсем другой, куда более живой.

— Джульетта отправилась в танцевальный класс, я должна забрать ее через полчаса, — рассеянно пробормотала Лорна вскоре после прибытия Лауры. — Но я надеюсь, что ты дождешься нашего возвращения. Она так обрадовалась тому, что снова увидит тебя, когда ты позвонила утром!

— Пока наша дочь не обрушила на тебя град вопросов — в таком возрасте девочки очень любопытны, — ты можешь познакомить нас, взрослых, со своими последними приключениями, не упуская подробностей, — сказал Пьер. — Объясни мне, что произошло с итальянским князем, с которым ты тогда убежала. — Пьер! Ты же обещал!.. — воскликнула Лорна.

— Я обещал Лорне, что не стану смущать тебя, но ведь ты не смущена, верно, Лаура? В любом случае все знакомые будут расспрашивать тебя об этом — так почему бы не отшлифовать ответы на родственниках?

Впервые услышав в голосе дяди Пьера дразнящие ноты, Лаура ответила с игривой усмешкой:

— О, понимаете… это вовсе не было бегством. Люди обожают сплетничать! Нас сопровождала мама Эрнесто. Во всяком случае… — Лаура выдержала паузу, — мы договорились с ней насчет этой версии. Думаете, кто-нибудь в нее поверит?

Пьер Дюмон усмехнулся и покачал головой, но Лорна улыбнулась весьма натянуто.

— К сожалению, Лорна в последнее время чувствует себя не в своей тарелке, — заметил дядя Пьер, когда его жена ушла. — На этой неделе приезжает ее мать. Этот ежегодный визит беспокоит Лорну, она должна организовать поездки в Экс, Биарриц, даже в Монте-Карло! Мадам Прендергаст обожает азартные игры! — Разлив по бокалам херес, он спросил: — А ты, Лаура? Какие у тебя планы на ближайшие месяцы?

Лаура озорно улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках.

— Конечно, я собираюсь делать то, что мне нравится! Но на этот раз вы можете не беспокоиться обо мне, дядя Пьер. Кажется, я уже вдоволь нагулялась!

— Слава Богу! Больше не будешь плясать на сцене, задирая юбку?

— О нет! — с наигранной скромностью ответила Лаура, взглянув на дядю из-под своих длинных ресниц. — Я училась танцевать канкан, чтобы доказать себе, что смогу проделать все фигуры. В этом сезоне я решила освоить танец живота. Мне сказали, что он сейчас в моде и помогает сохранить талию.

Пьер Дюмон благоразумно решил не говорить жене о том, что Лаура собирается осваивать танец живота. «Лорку это не позабавит», — с грустью подумал он. Может быть, девушка просто разыгрывает его? Она все сильнее напоминала ему ее мать, отчаянную и упрямую кузину Джинетт, всегда пренебрегавшую условностями.

Находясь в своей парижской квартире, Франко Морган думал о сестре то же самое. Черт возьми, когда же она, наконец, перестанет осуществлять каждую свою безумную, эгоистичную прихоть, не задумываясь о последствиях? Больше всего Лаура нуждалась в самодисциплине, ей следовало обрести контроль над собой и осторожность. Сделать это хотя бы ради себя, если не ради тех, кто искренне ее любит и беспокоится о ее репутации. Перед отъездом родителей он пытался объяснить им свою позицию, но ему удалось только рассердить мать.

— Лауре следует помнить, что она — женщина и должна вести себя как подобает леди, — сказал он тогда.

— Правда? — холодным тоном произнесла мать и, сощурив глаза, переглянулась с отцом, который только повел бровью. — В таком случае что ты думаешь обо мне? Никто не может обвинить меня в том, что я подчиняюсь условностям или веду себя, по твоему выражению, как подобает леди. Если бы я была такой, какой меня хотели видеть, ты бы не стоял сейчас здесь, демонстрируя самодовольное ханжество… Мне стыдно за тебя!

«Неприятные воспоминания», — с грустью подумал Франко. Он любил свою мать, безмерно восхищался ею, и не мог смириться с ее презрением. Она умела превратить его в подростка, стремящегося услышать ее похвалу. Став мужчиной, он не мог признаться даже самому себе в том, что сохранил эту потребность. Мать всегда была честной; иногда ее прямота пугала Франко.

Он не отдавал себе отчета в том, что шагает из одного угла комнаты в другой и обратно, до тех пор, пока не увидел свое хмурое отражение в зеркале.

О черт! В конце концов, он помирился с матерью, обещал относиться к сестре более терпимо, ладить с ней. Франко рассеянно провел пальцами по волосам, смущенно глядя на свое отражение и вспоминая, что такое же обещание он дал Эне.

Как всегда, мысли об Эне подействовали на него успокаивающе. Хелена — Эна — леди Эйр, графиня Седжвик. Ее муж находился в Турции, а свекровь внушала ей страх. Прелестная, несчастная, наивная Хелена, насильно выданная замуж отцом, мечтавшим о том, чтобы титул дочери подкрепил его недавно обретенный статус миллионера; желание походить на Асторов и Вандербилтов заставило его пренебречь чувствами дочери. Как мог безжалостный, эгоистичный Патрик Дрисколл быть отцом такой девушки, как Хелена? Столь прелестной, уязвимой…

«Черт возьми, я стал похож на снедаемого любовью юнца», — подумал Франко. Но мог ли он не любить Хелену? Мог ли кто-то не любить ее? Он влюбился в нее в тот же миг, когда его сестра познакомила их. Он, гордившийся своей бесстрастностью и цинизмом! Франко знал, что только он способен пробить стену из холодного безразличия, которую Хелена возвела вокруг своей души. Только он мог отыскать огонь, спрятанный под толстым слоем льда.