— Тебе нельзя быть под рубашкой в одной сорочке, — произнес он.

Голос его звучал ниже и грубее и вызвал в ней какой-то странный трепет, который она уже начала узнавать… слишком хорошо. Она не хотела его желать, не хотела наслаждаться этой игрой в подчиненность ему. Она попыталась обежать его, но Джулиан легко поймал ее и усадил на кровать, словно маленького ребенка. Затем он начал стаскивать с нее сапожки. Ребекка отталкивала его, но с таким же успехом она могла толкать гору. Она попыталась высвободиться, но он только ухватил ее рукой за обе ноги и крепко держал, пока не покончил с сапожками.

— Джулиан!.. — сердито прошипела она и заерзала, но высвободиться не смогла.

А потом почувствовала, как его руки распускают веревочный пояс ее брюк. Что-то внутри ее размякло, и она почти расслабилась, почти позволила ему делать с ней все, что он хочет.

Но хочет ли она, чтобы он понял, какую власть имеет над ней?..

Так что она продолжала бороться, даже когда он стянул с нее брюки и открыл тонкие кружевные штанишки, которые были у нее под юбками, когда она покидала Лондон.

Он замер, затем посмотрел на нее снизу из-под полуопущенных век.

Она старалась столкнуть его с себя, восклицая:

— У меня их только две пары!

Прижимая ее к постели, он окончательно стянул брюки. Она ударила его по ушам — трюк, которому она научилась, глядя, как дерутся мальчишки. Он поморщился, лег поперек нее, широко развел ее руки и прижал их к постели. Они оба тяжело дышали во внезапно наступившей тишине. Она вдруг поняла, что он плотно прижимается к ее телу. Их груди тесно соприкасались, хотя он и не опустился на нее всем весом. Впрочем, ему и не нужно было это делать, потому что она остро ощущала самым интимным местом, как по-разному они устроены.

А потом она почувствовала, как его мужская плоть набрякла, упираясь в нее, и это ощущение было таким неожиданным и потрясающим… таким запретным и восхитительным, что она застонала… и внезапно захотела как-то отвлечь их обоих.

Облизнув вдруг пересохшие губы, она промолвила: — Вы совсем не хотите, чтобы у меня были какие-то свои развлечения, Джулиан?

Она ожидала, что он отодвинется, но он остался на месте. Он продолжал смотреть на нее сверху вниз с непроницаемым видом. Джулиан умел выглядеть невозмутимым и равнодушным, как камень… Но на самом деле это было не так, и она ощущала свидетельство этого, упиравшееся в ее тело. Ей было жарко внизу живота, и тревожило мучительное чувство полноты, которое было и новым, и призывным. Их разделяла его и ее одежда, но ей вдруг захотелось, чтобы никаких преград между ними не было.

— Это не имеет ничего общего с желанием лишить тебя чего бы то ни было, Ребекка, — промолвил он почти ленивым тоном.

Она напряглась еще больше.

— Попытайтесь убедить меня в этом.

— Но если ты будешь расхаживать в наряде мальчишки, окружающим все равно будет ясно, что я испытываю сильное влечение к тебе, и меня сочтут извращенцем.

Какую-то минуту они молчали, только их тяжкое и бурное дыхание нарушало тишину.

— Вас влечет ко мне? — наконец проговорила она. Его улыбка была обворожительной, как грех:

— А вы сами не можете это понять?

Она приподняла голову и поцеловала его. Она понимала, что это продлится лишь какое-то мгновение, и ожидала, что Джулиан, слишком четко сознающий свое положение в обществе, даже несмотря на то, что ему нравится ее дразнить, отодвинется, щадя ее тонкие чувства. Однако она пыталась запомнить этот краткий миг, расцветшее в ней чудесное ощущение: сочетание нежности его губ и жесткой твердости остального тела.

А затем он со стоном упал на нее, освободив ее руки, но притянув ее к себе. В ту же секунду она потеряла всякий контроль над собой. Это не был поцелуй почтительного поклонника. Нет, он накрыл ее рот своим требовательно и жарко, приказывая принять его вторжение, хотя она раньше и представить себе не могла ничего подобного.

Его язык нежно соблазнял, совращал ее, врывался в ее рот, изучал его. Она снова услышала собственный стон, и на этот раз он откликнулся на него с такой отчаянной жаждой, что у нее внутри все затрепетало от восторга. Она позволила своим рукам прикоснуться к нему, ощутить крепкие мускулы его спины, невероятную ширину плеч. Он, казалось, был высечен из мрамора… но теплого и отзывчивого на прикосновения. Он придвинулся ближе, прижимая к ней свой восставший член, отчего она задрожала, а затем задвигала бедрами в инстинктивных поисках чего-то большего.

Внезапно Джулиан оторвался от ее тела. Она цеплялась за него руками, требуя показать ей завершение этой ужасной всепоглощающей страсти, которая охватила ее, как вырвавшийся на волю лесной пожар.

— Джулиан! — вскричала она. — Не останавливайся! Пожалуйста!

И он снова оказался на ней, покрывая поцелуями ее лицо и шею, ведя цепочку влажных поцелуев вниз, облизывая влажным языком ее кожу. Его бедра все теснее прижимались к ней. Он медленно раскачивал ее, пока она не ощутила нарастающее мощное наслаждение, которого раньше и представить себе не могла. Ребекка стонала, побуждая его продолжать, лаская его, целуя его волосы… Его щека прошлась по ее груди, и она содрогнулась в новом порыве яростного удовольствия. Он повернул голову и сквозь одежду поймал губами ее сосок.

Ребекка прикусила губу, чтобы сдержать крик, вызванный этими поразительными ощущениями, сотрясавшими ее тело. Она могла лишь беспомощно трепыхаться под ним, выгибаясь навстречу его рту, еще сильнее толкаясь в него бедрами. Ей было жарко, голодно, она испытывала все более сильную потребность… жажду продолжения… последующего шага.

И то, что последовало, внезапно поглотило ее, и она превратилась в содрогающуюся и льнущую кошку. Если бы у нее были когти, она бы вцепилась в него и никогда не отпускала, раз он смог дать ей это чудесное чувство.

Внезапно он приподнялся над ней. Лицо его превратилось в жестокую искаженную маску, он свесил голову и с трудом дышал.

А ей хотелось только лежать неподвижно, наслаждаясь этой блаженной потребностью. Нос Джулианом происходило что-то другое. Он напрягся, и казалось, что его скрутил приступ боли. Но ведь если бы он испытывал то же, что она, он не был бы таким…

А затем она догадалась, что поступает эгоистично. Она выпила до капли все удовольствие, которое он мог ей дать, но ничего не дала ему взамен. Интересно, мужчине нужно оказаться в ней, чтобы получить такое же облегчение? Она знала, что нечто подобное происходит в брачную ночь, потому что ее мать не хотела, чтобы она оставалась невежественной.

— Джулиан…

Ребекка коснулась его плеча, но он оттолкнулся от нее и свалился навзничь на постель. Руку он закинул на лицо и так замер, грудь его вздымалась и опадала, как кузнечные мехи… Она приподнялась на локте и посмотрела вдоль его тела туда, где по-прежнему бугрилось его естество, давшее ей такое наслаждение.

Она дотронулась до его груди и ощутила, как по нему пробежала дрожь.

— Джулиан! — Она произнесла его имя, как ласку, и с удивлением увидела, как он содрогнулся. — Ты не… — Она не знала, как выразить это словами. — Я почувствовала… но ты — нет.

Низким гортанным шепотом он выдавил из себя:

— Так лучше.

Она растерянно придвинулась, почти склонилась над ним, но все равно не могла разглядеть его лицо.

— Я представить себе не могла, что ты можешь заставить меня почувствовать такое. Я хочу сделать то же для тебя.

— Нет. — Он торопливо поднялся на ноги.

Она села на постели. Ее грубая сорочка едва прикрывала бедра, и женственные штанишки были кокетливо выставлены на обозрение. Ей почти хотелось спрятаться, прикрыться, но Джулиан смотрел на нее голодным взглядом.

— Ребекка, ты не сделала ничего неправильного. Ты насладилась чудом, которое называется блаженством. Я хотел этого для тебя… может быть, не так скоро, — удрученно добавил он.

— Я не понимаю. Я ощутила экстаз, — теперь она по-настоящему смутилась и покраснела, — но ведь ты не достиг его.

Его усмешка была напряженной, но искренней.

— Нет, не достиг. Мужчине нет нужды завершить дело, чтобы получить удовольствие. Никогда не забывай об этом.

— Но…

— Одевайся, Ребекка. Но, пожалуйста, не в этот наряд.

На какой-то миг она захотела отказаться, но он был явно натянут, как скрипичная струна. Она решила положить свой мальчишеский наряд в саквояж. Может быть, ей еще подвернется случай его надеть.

Она не собиралась забывать о том, как Джулиан заставил ее почувствовать себя и как ей хотелось испытать это снова. Она подождет и покорит его медленно. Когда она решалась на что-то, то всегда добивалась этого. И она хотела его.

Страсть была для нее новым чувством, но он этого не знал. Он думал о ней, как о нагой натурщице… Неужели он решил, что она отдавалась кому-то еще, если не Роджеру? Он ни разу не спросил ее об этом прямо.

И все же он хотел защитить ее, даже если у нее не осталось чести, нуждающейся в защите. Она решила, что это очень доброе чувство, но совершенно не нужное в таком грандиозном приключении, которое она себе позволила. Может быть, он в конце концов поддастся соблазну… если она сообщит ему правду о своей девственности?

Внезапно день показался таким многообещающим. Им удалось сбежать от воров, пойти по следу истории краденой драгоценности… А теперь она к тому же еще изучала тайны того, что происходит между мужчиной и женщиной. Никогда еще ее жизнь не была такой волнующей.


Фургон медленно катился вперед, был ранний вечер. Джулиан с удовлетворением ощущал вес Ребекки. Она заснула. Голова ее покачивалась, тело колыхалось. Он привлек ее к себе, и она со вздохом расслабилась, привалилась к его плечу, а рука обхватила его бедра.

Другие пассажиры — несколько братьев-ирландцев, направлявшихся в Манчестер, чтобы поискать работу на фабрике, — улыбались и подталкивали друг друга, глядя на проделки Ребекки, но замечаний не отпускали. А что тут можно было сказать: считалось, что Джулиан с Ребеккой женаты…

С каждым ее сонным вздохом Джулиан заново переживал стоны ее страсти, ее отчаянное стремление к оргазму, чувствительность ее тела к каждой его ласке. А затем его воображение вело его дальше, освобождая ее от последней одежки. Она выгнется, как на картине, а потом раскинет бедра, приглашая его в себя.

Но нет, это вовсе не было частью его плана. Он попытался отстраниться после поцелуя. Оставить ее и не торопить события. Но когда она льнула к нему, молила… отказ казался невозможным. Он почти потерял голову и остановился в последнюю секунду. Это был один из самых трудных его поступков, и ему не нравилось, что его так сильно захватили предварительные, в сущности, ласки.

В гостинице той ночью он решил, что будет действовать медленнее. Они будут вместе еще несколько дней, и он наслаждался предвкушением. Он лег рядом с ней, но не продолжил с того места, где они остановились. К его удивлению, это далось ему труднее, чем он ожидал, и это его раздосадовало. Он привык не спать: его разуму всегда было трудно отделаться от забот дня, и в этот раз, с Ребеккой, дело обстояло не лучше. Она выглядела растерянной, даже обиженной, и он сожалел об этом, но, к счастью, она была еще слишком не уверена в себе, чтобы прямо спросить, в чем дело.

На следующую ночь они остановились в маленькой гостинице, где единственная свободная комната находилась над пивной. Их дорожные спутники все были местными и в наемном ночлеге не нуждались, так что они предоставили эту тесную комнатку Джулиану и Ребекке. Они услышали доносившиеся снизу крики и пение и обменялись понимающими взглядами: спокойно спать нынче им не придется.

В комнате были только сломанный комод и кровать. Джулиан снова проведет рядом с ней всю ночь.

Еду в комнату здесь не доставляли. Ему пришлось спуститься вниз в распивочную, чтобы заказать какое-то кушанье. Он подождал его, сидя в уголке на деревянном стуле. Его высокая спинка позволила Джулиану откинуть голову и притвориться, что он дремлет. Однако он не забывал, что некие мужчины ищут его, и глаза его постоянно осматривали комнату.

Поблизости от него над очагом булькал котел с тушеным мясом, и от его запаха у Джулиана заурчало в животе. За несколькими столами мужчины пили пиво, разговаривали и смеялись, а двое играли в дартс на укрепленной на дальней стене доске.

Сидя с полузакрытыми глазами, Джулиан внимательно наблюдал за обстановкой. К нему никто не подходил, кроме служанки, подавшей пиво. В такое время и в таком месте очень неплохо было выглядеть, как он: человеком, легко вступающим в драку, Никогда его размеры так не способствовали ситуации. Он вдруг обнаружил, что ему нравится быть неизвестным, неузнанным, после многих лет, когда люди кидали на него второй взгляд или переговаривались шепотом за его спиной о скандалах, связанных с его семьей.