– Ты имеешь в виду тот неогороженный зеленый луг? – поправила меня Эмили.

Я кивнула в знак подтверждения.

– Давай спросим у них.

Мы подъехали к гогочущей толпе личностей в ужасающих спортивных футболках с короткими рукавами. Только я собиралась приоткрыть окно и попытаться привлечь их внимание, сработал инстинкт самосохранения. Так что я наглухо защелкнула двери и потребовала, чтобы Эмили немедленно рванула с места куда глаза глядят. Сдается мне, у них куча самодельных татуировок, да и вообще это женщины.

– Вот тебе и Хорошеевск! – вздрогнула Эмили. – Ни за что не поверю, что сюда вообще кто-нибудь приезжает отдыхать!

– Согласна. Интересно, а где они здесь живут?

Тут я вспомнила, что в турагентстве мне обещали вид на озеро из окна номера. Мы повернули поближе к воде, минуя ряд длинных серебристых капсул жилых автоприцепов, которые так любят изображать в журналах мод. Перед глазами так и стоят эти картинки: блондинка, растрепанная после грязной ссоры, с фингалом под глазом, в платье, приспущенном с одного плеча, сидит на табурете, в руках – жутких размеров пластиковый бокал для коктейлей. А на заднем фоне ее пьющий муженек в фуфайке, заляпанной кровью избитой им жены, дурачится с дворняжкой. По крайней мере, молодая парочка сумасшедших – Саманта Мортон и Джаред Лето – именно так изображали изгоев, влачащих жалкое существование в жилых автоприцепах. Действительность была еще более ужасающа. Трудно себе даже представить, что когда-то Хорошеевск мог поспорить с самыми модными курортами. В конце XIX века Хорошеевск и, правда был магнитом для богатых и знаменитых, благодаря шикарному отелю на 5000 мест под названием «Курорт Барлетта». Это был знаменитый дворец развлечений с казино, минеральными водами, концертными залами и элегантным бальным залом. Но по трагической случайности в 1934 году этот курорт был уничтожен пожаром. Сего дня по уровню к нему приближается разве что «Гавань Конокти» в Кельсевилле. Хотя верхом оригинальности считается «Пуховоперинная железная дорога». Как только мы узрели эти заметные товарные вагоны на берегу озера в окружении дубов, лавров и красных деревьев, траурный марш Хорошеевска превратился в сладчайшую симфонию.

– Слава богу! – выдохнула я. – Это просто великолепно!

Мы свернули на подъездную дорогу из гравия, чувствуя себя так, будто въезжаем в охраняемый рай. Атмосферу было не сравнить! Нас вышли встречать хозяева – Лен и Лорайн. Это была симпатичная пара, правда, с некоторой долей здорового практицизма – этакие хитрые лисы в полном расцвете. (Ну и правильно, чтобы выжить в таком окружении, надо обладать изрядной находчивостью.)

Лорайн с абсолютно черной копной волос и подведенными жгучими глазами выглядела как Клеопатра на пенсии. Седая шевелюра Лена вызывала в памяти водевильных дедушек. Хотя ему и было под семьдесят, мне он очень даже понравился. (Странно, мне никогда не нравились мужчины, которые по возрасту годились мне в отцы, но в дедушки – совсем другое дело.) Показывая нам горы ржавеющего металла, которые были превращены в номера люкс, Лен сообщил, что он лично перевез товарные вагоны из самого Санта-Фе, Нью-Мексико.

– И как только я их установил, я решил приобрести девять комплектов самых дешевых покрывал, ламп и столов, – признался он. – Но Лорайн мне не позволила!

Слава богу, у Лорайн был талант. Так как мы были здесь единственными постояльцами (интересно, стоит ли нам обеспокоиться?), нам показали все девять вагонов, каждый из которых был уникален. Первым был «Касабланка».[4]

– Надо же! – я задохнулась от восторга и удивления, как только мы вошли внутрь.

В алькове около входа стояло настоящее пианино с нотами песни «Ты должна это помнить». Над дверью сияла красным неоном вывеска «Кафе Рика-американца», а в дальнем углу на вешалке висел знаменитый плащ Богарта и фетровая шляпа. Я как раз рассматривала кровать, размышляя, сколько же соглашений о «чудесной дружбе» было в ней заключено, когда Эмили позвала меня в ванную. Здесь над раковиной висело зеркало с классической цитатой из фильма: «Глядя на тебя, пью за тебя, малыш».

– Великолепно! – воскликнула я, преклонясь перед умением Лорайн учитывать мельчайшие детали. Ей даже удалось где-то приобрести черно-белые фотографии Ингрид Бергман и всех остальных героев фильма. Это было слияние фильма и реальности. Я всегда скептически относилась к тематическим гостиницам, в основном из-за их низкопробного кича, но это показывало совершенно новый уровень эстетики. Я с нетерпением ждала, что же мы увидим в следующем вагоне.

– «Дикий, дикий Запад», – прочитала Эмили вывеску и открыла дверь. Этот номер больше походил на повозку, чем на вагон поезда. – Представляешь, мы открываем дверь, а здесь нас ждут Крис и Кейси, – пошутила Эмили.

Она остановилась перед классическим портретом ков боя, одетого в кожу и посасывающего конец лассо.

– Напоминает рекламу сигарет, я как-то видела: «Наконец-то окурок, достойный поцелуя», – захихикала Эмили.

Затем мы осмотрели «Мятный сироп» со свежесрезанными цветами, уютный сельский вагончик под названием «Влюбленные в царстве вина», украшенный оборками и кружевами, и «Розовый бутон», отделанный старомодным ситцем. Фраза «боже, посмотри на это» уже навязла в зубах, так часто мы произносили ее, удивляясь всяким мелким де талям. Эти номера были настолько изысканно красивы, что я убедилась – Лорайн оказывает обществу ценнейшие услуги почти даром, всего-то 120 долларов за ночь.

– Вот это мой выбор, – сообщила Эмили, когда мы зашли в «Крутой байкер» и обнаружили там рай «харлей дэвидсона».

Лично мне больше нравилась элегантность арт деко «Восточного экспресса». Но у нас в запасе оставался еще один номер, прежде чем мы решим, где остановимся, – «Вагончик разврата». Мы пересекли газон, поднялись по железным ступенькам и прочитали старый полицейский плакат-предупреждение: «Остерегайтесь карманников и распутных женщин».

– Похоже, мы нашли свой приют на эту ночь, – улыбнулась, я входя внутрь.

Интерьер украшали сливы и пыльные розы, а игривая вывеска, светящаяся розовым неоновым цветом, предлагала нам ни в чем себе не отказывать в «Ля Манеже». Перед возвышающейся на постаменте ванной-джакузи лежал ворсистый ковер. Бархатное одеяло с портретом обнаженной женщины и кровать, обитую черной кожей, дополняли павлиньи перья и зеркальный потолок.

– Не удивляйся, если посреди ночи я разбужу тебя своими криками, – предупредила я, рассматривая свое отражение на потолке. – Ты же знаешь, мне вечно что-то мерещится, так что я могу подумать, что кто-то собирается прыгнуть на меня с потолка.

– Не переживай, я уверена, в этой комнате есть дополнительная звукоизоляция, – отозвалась Эмили, вытянув шею и осматриваясь. – Меня больше интересует, что о нас подумают Лен и Лорайн из-за нашего выбора!

– Может, нам стоит им объяснить, что мы надеемся познакомиться с местными парнями?

– Давай, – согласилась Эмили.

Мы так и сделали. Прямо на наших глазах наши хозяева побледнели. Даже не взглянув друг на друга, они завопили в один голос: «Не надо!»

– А почему? Они такие ужасные? – спросили мы. Лен и Лорайн поджали губы в знак подтверждения.

Мне показалось, что им не хотелось обижать местных, но и поужинать они нам посоветовали в соседнем городке, сославшись на то, что в Хорошеевске не слишком большой выбор.

– И что будем делать? – хмуро спросила Эмили, пока мы устало поднимались к нашему изящному патио, чтобы полюбоваться, как солнце медленно садится в серебристую воду озера. – Если даже местные жители предостерегают нас от здешнего мужского населения.

– Может, двинем в Приозерск? Мне он кажется достаточно безопасным. – Я закусила губу, обдумывая варианты. – Мы можем поужинать там, это всего лишь в пятнадцати минутах езды отсюда.

Эмили не очень-то понравилась моя идея.

– Или туда, или придется подбирать объедки на парковке жилых автофургонов.

– Ладно, поехали! – решила Эмили.

В порыве оригинальности мы вырядились к ужину в самые страшные штаны, соорудили невообразимые прически и с помощью фиолетовых и коричневых теней нарисовали себе синяки и подживающие засосы.

– Ты страшна как атомная война! – объявила мне Эмили.

– Спасибо, ты тоже.

– Господи, ну так же нельзя! – вздохнула я, пока мы двигались по направлению к Приозерску. – Мы едем в город, молясь о том, чтобы остаться незамеченными.

– В такие моменты я очень жалею, что не занимаюсь карате, – вставила Эмили.

– Не надо об этом! – нахмурилась я. – Мне и так страшно.

Одна моя половинка пыталась убедить меня, что мы слишком бурно реагируем, а другая кричала, что мы обезумели, если собираемся остаться в этом месте на ночь. Если бы не эта удивительная гостиница и не наши поиски Единственного (очень сомнительные в данном случае), мы были бы уже далеко от Хорошеевска и мчались назад в соблазнительную элитную долину Напа.

Сначала нам показалось, что все здания в городе одно этажные. Однако очень скоро мы наткнулись на ряд симпатичных причудливых домов в викторианском стиле, в которых располагались магазин изделий из хрусталя, вегетарианский ресторан и кофе-хаус, окрашенный в розовато-лиловый цвет. Это привносило в город хоть какое-то разнообразие и напоминало стиль хиппи. Мы посчитали, что пицца будет самой безопасной едой в этом месте, поэтому смело направились в ресторанчик «За круглым столом» и попытались оценить посетителей, пока изучали меню.

– Все нормально, – убедила я Эмили. – Я вижу здесь даже несколько семей.

Пицца оказалось самой лучшей из всех, какие я когда-либо пробовала. Когда я жадно проглотила последний ломтик артишока и кусочек пиццы, мы разговорились с нашей официанткой, симпатичной блондинкой Джессикой. Ей было двадцать лет, она изучала морскую биологию, и у нее был когда-то парень из Хорошеевска.

– Расскажи нам об этом! – потребовали мы, сгорая от желания узнать как можно больше о местных парнях (желательно не вступая с ними в контакт).

Она на секунду задумалась, а затем выдала следующее безрадостное описание типичного жителя Хорошеевска:

– Примерно 28–32 года, худой, злой наркоман с исколотыми руками. – Она помолчала и криво улыбнулась. – Говорят, что у мужчин здесь наколок больше, чем зубов.

Мы уставились на нее. Это даже хуже, чем мы предполагали. А она еще не закончила.

– Он все время где-нибудь шляется или мотается автостопом. Он, конечно, может сходить в парк или в прачечную, но в основном торчит дома, отсыпаясь или принимая наркоту.

Короче говоря, полная противоположность того, что включает в себя слово «хороший». Да-а-а…

– И много здесь наркоманов? – перебила Эмили, задавая вопрос, который сейчас волновал ее больше всего.

– Хорошеевск называют метадоно-амфетаминовой столицей Калифорнии, – проинформировала нас Джессика.

На секунду я задумалась, должна ли я впечатлиться. Несомненно, это претензия на известность, а их хвастливые рекламные щиты упустили такую гордость.

– Здесь очень легко купить наркотики, – продолжала развивать тему Джессика. – На холмах Озерного округа они есть практически везде. Местные оборудуют лаборатории по производству метацетина на кухнях, и это никого не волнует. Мы называем их шириками или торчками, – объясняла она, обогащая наш словарный запас. – Я их ужасно боюсь!

Мы с Эмили впали в ступор и сидели в полном молчании, пока Джессика обслуживала других посетителей.

– Мой бывший тоже был торчком, но я об этом не знала, – призналась она, снова присаживаясь к нашему столику. – Мы с ним тут устраивали сцены из загробной жизни – у меня были волосы жуткого черного цвета, а он одевался и красился в стиле группы «Кьюэ». Мы были достопримечательностью Озерного округа! – засмеялась она. – Когда мы познакомились, он был такой красивый и так отличался от всех остальных. Я все еще скучаю по нему, – в ее голосе послышалась тоска.

– И сколько вы были вместе? – спросила Эмили.

– Пять лет. Мы вместе жили в Хорошеевске какое-то время.

Я еле сдержалась, чтобы не закричать: «Ты что, больная?»

– Нашей самой большой проблемой была его бесконечная доброта, он не мог постоять за себя. Какие-то сумасшедшие все время заходили к нам и воровали наши вещи.

Для меня это было полным откровением – мне не приходило в голову, что у жителей Хорошеевска есть имущество.

– Мне всегда было страшно оставаться дома одной, но я не понимала, насколько мерзко я жила, пока не вернулась в Приозерск, – сказала Джессика. – Я не предупредила его, что собираюсь уходить. Просто собрала вещи и ушла.

– Надо же. И что он сказал, когда узнал? – спросила я.

– Он был очень расстроен, но мне действительно лучше было уйти. В конце концов, он был слишком тяжелым грузом для меня, поскольку все время был под кайфом.

– Господи, какой кошмар, – ужаснулась Эмили.