Я увидела большой котел средневекового вида в комнате без пола. В земле была вырыта яма, чтобы готовить над ней. Я вроде бы склонилась над котлом, в котором булькала омерзительная вязкая масса. Вероятно, предполагалось, что это похлебка, но в ней было так мало зерна, что она больше походила на воду.

Потом он вернул нас на Холлоуэй-роуд, дал нам бумагу и мелки, чтобы мы нарисовали последний увиденный образ. Я взяла черный и нарисовала круглый котел, свисающий с треноги. Потом я нарисовала фигуру женщины в грубом холщовом платье и в накидке с капюшоном. Ее я раскрасила красным, чтобы показать боль, которую она испытывала. Она была суровой, больной и плохо питалась. Плечи она ссутулила.

– Дайте своему образу заголовок, как в газетах, – сказал он.

Свой я назвала «Отчаяние».

Потом доктор спросил, кто хочет поработать со своим образом. Разумеется, я вызвалась вместе с еще шестью добровольцами. Он предложил нам поднять вверх свои картинки. Я шла вторая, после женщины, нарисовавшей солдата с русской внешностью. Она легла на пол, на одеяло, и я порадовалась, что очередь не моя.

Роджер попросил женщину описать одежду, которая была на ней на картинке, и заговорил с ней, будто она и есть тот русский. Солдат стоял посреди деревни, вокруг никого не было. Она сказала:

– Я не знаю, чего жду. Все ушли.

Роджер говорил очень тихо.

– Мы сейчас вернемся во время последнего крупного события и посмотрим, что произошло. Я считаю до трех. Один, два, три – что вы видите?

– Идет бой. Множество людей, все сражаются. Хаос. Я растерялся. Я должен командовать, но не знаю, что делать. Я потерял над ними контроль. Они бунтуют. Я как будто парализован.

– И что вы делаете?

– Я иду в противоположном направлении.

– Вы дезертируете?

– Не совсем так, потому что мне кажется, что у меня вообще нет никакой роли. Если бы кто-нибудь сказал, что делать, я бы сделал. Но я не знаю, что делать. Я пришел в этот город, но тут никого нет.

– Как долго вы скитаетесь?

– Пару дней. Я надеюсь, что найду кого-нибудь, и мне скажут, что делать. Шея болит. С ней что-то случилось.

– Теперь давайте перейдем во времени вперед и посмотрим, что случилось дальше. Один, два, три...

– Здесь люди, но они говорят о вещах, которых я не понимаю. Я не знаю, могу ли общаться с ними. Они не похожи на меня, я их не понимаю.

– Вы в шоке?

– Может быть. Есть дистанция. Я там и все-таки я не там. Я иду вместе с ними.

– Хорошо. Теперь посмотрим, чем все это закончилось. Один, два, три...

– Я в здании, хожу по нему. Я сам по себе. Никто меня не трогает. Я нахожу угол и сплю в нем. Все заняты. Никто со мной не разговаривает.

– Еще пару дней вперед.

– Я все еще в углу, свернувшись в клубок. Мне не нужно ни еды, ни питья. Я выключен из жизни. Двигаться все труднее, потому что я здесь очень долго. Кажется, будто я не здесь, потому что все проходят мимо.

– Никто не подходит?

– Никто. Я не удивляюсь, потому что меня никто не может увидеть.

Она начала всхлипывать. Роджер произнес:

– Все в порядке, солдат. Можешь поплакать. Она заплакала и закашлялась.

– Меня никто не видит. Никому до меня нет дела. – Она безудержно всхлипывала. – Никому нет дела.

Тогда Роджер спросил:

– Если бы вы могли сказать что-нибудь тем людям, что бы вы сказали?

– Я здесь. Я хочу присоединиться к вам.

– Ваше тело уже умерло?

– Да.

– Вы готовы покинуть его?

– Да. Я его покинул. Я как будто лечу в темноте. Я ищу своих людей. Да, я нашел их. Мы снова вместе.

– Теперь скажите себе: битва окончена. Представьте всех солдат вокруг себя. Я хочу, чтобы они увидели вас.

– Да, они видят меня! – Она засмеялась.

– А в этой жизни вы испытывали чувство, будто вас не видят?

– Да, все свое детство.

– Вы хотите, чтобы кто-нибудь увидел вас сейчас?

– Мой сын.

– Что вы хотите ему сказать?

Она снова заплакала и произнесла:

– Я больше не буду от тебя прятаться. Я хочу, чтобы ты видел меня.

– Значит, у вас есть тенденция уходить в сторону, когда возникает стрессовая ситуация. Вы больше не на поле боя, поэтому необходимо ваше полное присутствие. Теперь люди думают о вас. Посмотрите. Откройте глаза.

Она открыла глаза. На нее смотрели улыбающиеся лица. Я чувствовала себя русским солдатом в казарме, полной мужчин. Настоящее товарищество. Она засмеялась:

– Господи, я и забыла, что вы все здесь.

Это был очень изматывающий сеанс, хотя обошлось без травматических ситуаций, вроде описанных в книге. Роджер рассказал, что однажды группа увидела на шее женщины, вспомнившей, как ее повесили, красные полосы.

Он развлекал нас байками до шести вечера. Я от всей души порадовалась, что на мою историю времени не хватило. Но какая-то часть меня так же сильно возмутилась, что весь оставшийся час мы просто сидели и болтали. Роджер сказал:

– Может, сейчас где-нибудь в России есть более мирный дом.

Его спрашивали, правда ли, что в «мире духа» все всё прощают. Похоже, что чаще всего так и есть. Один клиент, которого сожгли у столба, отыскал Кальвина. Кальвин сказал: «Думаю, я был немного чересчур суров». Другой клиент накричал на Св. Павла за его отношение к женщинам. Св. Павел признался: «Это правда, что я не очень хорошо понимал женщин».

Одна из женщин поведала нам историю, как она работала в приюте для наркоманов (в этой жизни). Она была благочестивой еврейкой и не верила в реинкарнацию. На работу в приют пришел индиец, и она его очень боялась. До такой степени, что начала прятать нож на случай, если он нападет на нее. Однажды после молитвенного собрания она заговорила с ним, и ей стало очень стыдно, потому что он оказался мягким человеком с тихим голосом, убежденным пацифистом и любителем тишины. И однажды он сказал ей:

– Я тебя знаю. В прошлой жизни я убил тебя. Я заколол тебя ножом в спину.

Она ничего не рассказала ему о своем страхе и о том, что прятала ножи, когда он здесь появился.

Этот случай убедил ее в том, что прошлые жизни – это правда.

В шесть часов вечера я пошла в супермаркет, потому что отчаянно нуждалась в чем-нибудь знакомом, привычном и вредном для меня.

Упражнение в воскресенье утром заключалось в том, что мы учились быть проводниками в «возвращениях» друг друга. Нам раздали листы бумаги с подробными инструкциями, как вести человека по его истории. Кроме Роджера, присутствовали четверо квалифицированных ассистентов на случай, если кому-то потребуется помощь.

Основной принцип заключался в том, чтобы спрашивать, что происходит, а не «почему ты здесь?». Вопросы «почему?» мешают ощущениям и возвращают человека обратно. Проводник не должен требовать, чтобы «возвращенный» говорил: «Я думаю, это как-то связано со страхом перед ведьмами, характерным для того века». Мы должны были спрашивать: «Что происходит дальше!», чтобы человек заново смог пережить события, что-нибудь вроде: «Теперь они привязывают меня к стулу» или «они меня утопят». Нам велели давать команды. На вопросы вроде: «Хотите продвинуться еще немного вперед во времени, в комнату пыток?» вряд ли можно получить полные энтузиазма ответы: «О да, с удовольствием!»

Моя партнерша нарисовала картинку, похожую на рекламу отдыха на тихоокеанском острове. Заголовок гласил: «Жизнь в раю». Мне стало ужасно завидно, и я подумала, правильно ли она поняла задание. Я начала задавать ей вопросы, и мне описали теплый песок, пляж, то, как она собирает дары природы, чтобы накормить мужа и ребенка. Просто какая-то волшебная сказка.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Около восемнадцати, и я так счастлива. У меня есть дочь. Мой муж – рыбак.

Интересно, что будет дальше?

– Давайте продвинемся немного вперед, к важному событию, – предложила я. – Один, два, три...

Я не успела задать ей ни одного вопроса. Она уже бежала на пляж – ее ребенок оказался в воде, и она пыталась спасти его, но утонула сама.

– Все вокруг только синее, просвечивающее синее. Я знаю, что не успею добраться до нее вовремя. Я не смогла. – Она лежала на одеяле, и по ее щекам струились слезы.

– Так вы обе умерли? – спросила я. – А ваш муж? Что случилось с ним?

– Мне все разно. Я теперь дух, и я ищу душу моей дочери. Вот она. Она бежит ко мне. Обнимает меня. Так странно – ведь у нас больше нет тел, и все-таки я чувствую, как обнимаю ее. Она говорит, что я не виновата.

Она продолжала тихонько всхлипывать. Я отложила в сторону инструкции и решила, что сама знаю, о чем спросить.

– Вы должны сказать ей еще что-нибудь?

– Да, что мне очень жаль.

Она продолжала разговаривать с дочерью в мире духа, а здесь, на Холлоуэй-роуд, я просто смотрела и ждала. Наконец она договорила и открыла глаза.

– Что-нибудь из этого привязывает вас к сегодняшней жизни? – невинно спросила я.

– Вода. Возможность утонуть. Я этого не осознавала. Я всегда иррационально боялась опустить голову под воду. Так сильно, что даже под душем не могу стоять. О Господи! Я всегда знала, что я слишком заботливая мать и слишком опекаю детей. Разве не странно?

Во время ленча я увидела, что Роджер в одиночестве сидит в приемной. Он ждал «женщину с «Би-Би-Си», которая пришла слишком рано. Ее попросили вернуться к назначенному часу, но она вообще исчезла. Я ухватилась за возможность задать ему свои вопросы, и села рядом. Он угостил меня клубникой.

Я сказала ему, что встреча с ним стала для меня приятным сюрпризом после суровости его книги, и, как подросток-фанат, попросила его расписаться на книге.

– А каким образом со всем этим соотносится Бог? – спросила я, желая выяснить, верит ли он, что за всей этой кармической неразберихой есть и направляющая любовь.

– Все это и есть любовь, – улыбнулся он. – Но я не думаю, что Господь вмешивается сюда. Господь – выше личного.

– А как же тогда монашки, которые посвящают всю свою жизнь молитвам? Или они просто передают миру хорошие вибрации?

– Я когда-то собирался стать священником... – сказал он. – Вы читали Саймона Вейля?

Я не читала.

Тут появилась женщина с «Би-Би-Си».

– Последний вопрос, – взмолилась я.

– Да?

– Правда ли, по вашему мнению, что в этой жизни мы встречаем людей, которых знали в прошлых жизнях?

– Закон духовной вселенной – это закон притяжения. Это мы и имеем в виду, когда говорим о родственных душах.

Тут его увели, а я съела три печенья с джемом и приготовилась к послеобеденному сеансу.

Я лежала на одеяле, а моя партнерша говорила:

– Посмотрите себе на ноги. Во что вы обуты?

– Я босиком. Ноги почернели от грязи и кровоточат. Кажется, у меня какое-то кожное заболевание. Ноги кровоточат, кожа очень сухая и болит. Я вообще больна. Все тело онемело и болит.

– Что вы делаете?

– Я должна приготовить еду, но готовить не из чего. Я разгневана и возмущена – все мужчины ушли и оставили меня с детьми. Я умираю с голоду, я в отчаянии. Я не могу справиться сама. Дела идут все хуже и хуже. Еды не осталось. Я больше не могу.

– Что происходит дальше?

Я увидела, что выхожу на поиски мужчин. Один или двое из них – отцы оставленных со мной детей. Кажется, я ищу целую группу мужчин. Одного из них я люблю, но он всегда обращался со мной плохо.

– Я ищу их.

– Нашли?

– Да. Я умоляю их о помощи, но они презирают меня. Возможно, они относятся ко мне с отвращением из-за кожного заболевания. Они говорят, что я сумасшедшая. Тот, кого я люблю, тащит меня обратно, ухватившись за одежду. Он в бешенстве. Он не бьет меня, но дергает и толкает. Он,– отец одного из моих детей, зачатого без любви. Я не понимаю. Я просто хочу любить его. Я не старая женщина. Мне всего лет тридцать пять, но я сгорбленная и больная.

– Что происходит дальше?

– Он швыряет меня в амбар, к детям, и запирает дверь. Потом все мужчины садятся верхом и уезжают. Я колочу в дверь. Я хочу, чтобы он услышал меня. Чтобы хоть кто-нибудь услышал меня. Я не могу выбраться. Дети плачут.

– Продвинемся немного вперед и посмотрим, что случилось. Один, два, три...

– Я лежу на земле. Я очень ослабла. Я уже несколько дней без воды. Двое детей умерли. Третий стонет, но я ничем не могу ему помочь. Я все еще смотрю на дверь. Не думаю, чтобы они собирались убить нас. Думаю, они рассчитывали, что кто-нибудь придет и выпустит нас. А может быть, они знали, что мы все равно умрем. Но я все еще жду. Я не могу не надеяться.

– Давайте посмотрим, пришел ли кто-нибудь. Продвинемся во времени еще немного вперед.

– Нет, никто не пришел. Я уже умерла. Какое-то время моя душа ждет в теле – вдруг кто-нибудь придет – даже после смерти. Но никого нет. Я думаю, может быть, их всех убили, поэтому отправляюсь на поиски. Из мира духа я вижу, как они все пьют в какой-то таверне. Они вообще про нас не думают. И он не думает, тот, кого я любила. Он ничего не понял.