— Он скучает по тебе. Ронни, и мне все равно, что он говорит. Твой отец очень страдает.

— Мой отец сумасшедший. Если я не приползу домой и не стану делать все, что ему хочется, то он никогда не простит меня.

— Ты такая же упрямая, как и твой отец, и по-моему, ты права. Но впереди еще очень много времени, и я знаю, что он все еще любит тебя. Они оба тебя любят.

— Я знаю об этом, — сказала Вероника, помня о продуктовых посылках мамочки, о длинной паузе перед страшными словами отца: «С какой дочерью?» Они все еще любили ее. — Но иногда одной любви недостаточно.

— Вот тут ты ошибаешься, милая. Любовь правит миром.

Если бы было так! Но одной любви недостаточно, чтобы заставить ее отца сделать шаг навстречу или заставить мать пойти наперекор мужу и открыто поддерживать отношения с дочерью, а не извиняться с помощью фруктовых и овощных посылок.

Любовь… это просто любовь. Прекрасное чувство, но не самое сильное С ее помощью нельзя избежать всевозможных неприятностей. Любовь не столь романтична, какой представляют ее люди в песнях, книгах и кинофильмах, В реальной жизни любовь скорее усложняет, чем упрощает дело: ведь чем сильнее ты любишь, тем сильнее уязвим.

— Да, кстати, — сказала Дженни, усмехнувшись, и Вероника поняла, что сейчас ей придется выслушать стандартную лекцию по поводу своего затворничества. — Когда же ты наконец оставишь на несколько часов свои книги, найдешь себе хорошего парня и займешься страстным, горячим сексом?

— Но это не любовь.

— Есть еще одна неплохая вещь, — оживилась Дженни. — Ты знаешь, что тебе нужно?

— Деньги?

— Не правильно, попробуй еще раз.

— Хорошая диета?

— Снова мимо.

— Немного покоя и тишины, чтобы я могла заниматься?

— Ну ты и зануда, — скорчила гримасу Дженни.. — Тебе нужна Улыбка.

— Но я улыбаюсь.

— Не твоя улыбка, а Улыбка с большой буквы — надежная гарантия свидания. В следующий раз, когда ты встретишь симпатичного парня, посмотри на него и вот так улыбнись. — Дженни продемонстрировала, как надо улыбаться. — Когда у меня хорошее настроение, я дарю Мэтту такую Улыбку.

— Неужели она его заводит?

— По крайней мере три раза она сработала.

— Три? Но у тебя же только двое… — Вероника улыбнулась. — Ты беременна?

— Уже четыре месяца. Ты не поверишь, сначала я думала, что просто объелась кексами, — просияла Дженни. — Улыбка никогда не подводит.

Они обнялись, и Дженни все остальное время за ленчем говорила о своих планах по поводу будущего младенца.

— Что ты скажешь, если мы назовем девочку Милисентой, а мальчика Джеймсом?

— Прекрасные имена.

— А я вот все сомневаюсь. Двоюродную бабушку Мэтта зовут Милисентой, и если я так назову малышку, то моя мама сойдет с ума, что я не выбрала имя по линии своих родственников. Но мою единственную тетю зовут Гертрудой, а я не собираюсь называть этим именем свою дочь…

Вероника в свое время выслушивала сомнения Дженни относительно имен двух первых ребятишек и всегда чувствовала облегчение, что ей не нужно принимать такие решения. Она уже сделала свой выбор — карьера, а не дети Но теперь, сидя здесь, в ресторанчике, и наблюдая за счастливо болтающей Дженни, замечая озабоченность в ее голосе, Вероника начала задумываться над тем, что же она теряет.

Черт возьми, мало ей бушующих гормонов, теперь еще зашевелились материнские инстинкты! Девушка могла ясно представить себе, что скажет по этому поводу ее папочка «Я же говорил тебе, Вероника. Если бы ты только послушала меня! Я же говорил тебе.. «

Кто-то на небесах, несомненно, решил достать ее.


— Куда ты собираешься, Норман Натаниель Террибон?

— К Бадди, сегодня вечером мы играем в покер, — ответил Норман блондинке, которая стояла на пороге спальни и наблюдала, как он зашнуровывает туфли.

— Но ты играл в карты и вчера вечером, и позавчера.

— Сейчас у меня полоса везения, детка. — Мужчина одернул новую футболку и взял ключи от машины.

— Но мне скучно без тебя, — раздался мягкий голос женщины, и Норман остановился на пороге. — Ты уходишь каждый вечер и задерживаешься почти до утра. Мне очень одиноко.

— Я знаю, — сказал он и провел пальцами по ее округлому лицу. Женщина была сексуальной и чертовски неотразимой.

Но это, казалось, его не трогало.

Ничего, скоро его Мак встанет, обратит внимание на красивую Норму Рини, и все будет хорошо.

— Я надеялась, что мы сможем немного побыть вдвоем. — Женщина потерлась щекой о руку Нормана.

У мужчины перехватило дыхание, и его внимание сосредоточилось на Маке, самодовольно вытянувшемся вдоль бедра, — ничего, никакой реакции. Норман не испытывал даже легкого угрызения совести, хотя Норма Рини была не просто великолепной женщиной, ни любовью всей его жизни.

— Я собираюсь принять душ, и ты мог бы присоединиться ко мне. Я потру тебе спину, — Норма подарила ему знойную улыбку, — ..и не только спину…

Норман помотал головой:

— Не сегодня, детка. Сейчас мне нужно разобраться с мальчиками. Слишком высоки ставки, и я очень близок к тому, чтобы сорвать весь куш. — Он подарил женщине долгий поцелуй и подавил мучительное чувство вины.

Мужчина должен делать мужскую работу, даже если ради этого ему приходится лгать. Кроме того, Норман делал это для них обоих, чтобы они стали еще ближе, чтобы подарить Маку проклятый стимул, а Норме того мужа, которого она заслуживает, — хорошего любовника, который к тому же способен обеспечить ее. Работа в ресторане отца позволит Норману воплотить в жизнь второе, а первым он занимался сейчас.

Выходя на улицу, он мысленно принялся считать свои глубокие вдохи, как научил его док. Это позволяло расслабиться и снять напряжение.

Но как Норман мог избавиться от напряжения, зная, что Норма Рини приятно проводит время без него? Это знание буквально разъедало его изнутри.

Ему нужно получить удовлетворение и дать выход своей агрессии. Так сказал док, и именно это Норман и собирался сделать. Он был уже близок к этому.

Норман сел в машину и завел двигатель. Как обычно, машина замурлыкала, словно кошка. Он достал из бардачка записную книжку и топор из-под сиденья — свой рабочий инструмент.

Потом Нормам включил радио, улыбнулся, услышав, как Король напевает «Нежно люби меня», и направился к библиотеке Дюпре, В это время Вероника Пэрриш заканчивала работу.


Не прошло и минуты после того, как Вероника пришла домой, отработав смену в библиотеке. Девушка только успела засунуть в холодильник землянику, как в дверь постучала Сюзанна. Замечательные новости Дженни, их беседа о любви и семье так подействовали на Веронику, что она охотно согласилась на террор со стороны близнецов.

Они действительно были восхитительны и так любили ее.

Дети сначала задушили ее в жарких объятиях, а потом освободили: близнецы переключили свое внимание на компьютер Вероники.

— Не прикасайтесь к нему! — закричала девушка, когда малыши побежали в комнату, привлеченные разноцветным мерцанием экрана. О Боже, ее с трудом созданная таблица!

Нетерпеливые пальчики взлетели над клавиатурой, компьютер запищал, и экран погас. Сердце Вероники екнуло, настроение моментально испортилось.

— Дети, оставьте вещи тети Ронни в покое! — Сюзанна повернулась к девушке. — Не переживай, скоро они уснут.

Как же! В течение следующих нескольких часов у близнецов хватило энергии, чтобы превратить спокойную, рассудительную Веронику в кричащую, рвущую волосы на голове фурию, которая в конце концов прибегла к гнусному взяточничеству, чтобы заставить маленьких ангелочков закрыть глаза.

— Мороженое, — пообещала она. — Мы в субботу пойдем за мороженым, если вы просто закроете свои глаза на пять минут.

— Разноцветное? — спросила Брэнди, приоткрыв один глаз.

— Да.

— А я хочу шоколадное, — вмешался Рэнди.

— Тебе будет шоколадное, а Брэнди — разноцветное.

— А почему она получит разноцветное, а мне достанется шоколадное?

— Мне показалось, что ты сам хотел шоколадное.

— Я хочу шоколадное, — подала голос Брэнди, — и разноцветное.

— И я тоже.

— Значит, у вас обоих будет и шоколадное, и разноцветное, а тетю Ронни хватит удар.

Посулы сменялись угрозами, угрозы — мольбами, пока девушка не исчерпала свои силы и просто уже не могла ничего придумать, а тем более понятного, убедительного аргумента для близнецов, почему им нужно перестать пытать ее и добровольно лечь спать. Она закрыла глаза и попыталась забыть про малышей, спорящих, какой персонаж мультфильмов лучше — Белоснежка или Покахонтас.

Вероника сквозь сон смутно слышала, что голоса стихли, и почувствовала, как два маленьких тельца пристроились к ней под бок, соперничая друг с другом за более удобное место. Затем они успокоились, и наступила священная тишина…

Когда часы пробили два часа, девушка открыла глаза.

Сквозь сонное отупение она увидела, что на краю кровати сидит Валентин. Его глаза сияли странным светом, а чувственные губы изогнулись в улыбке.

— У тебя талант.

Вероника зевнула.

— Талаш? — Ее веки опять закрылись, и она снова начала проваливаться в сон.

— Ты умеешь обращаться с детьми. Мой отец всегда говорил, что узнать, какой матерью будет женщина, можно по тому, как она обращается с ребенком — с любым ребенком. Ты обращаешься с детьми ласково, но твердо, и из тебя со временем получится хорошая мать.

— В обычных условиях я бы, может быть, и согласилась, что это произойдет когда-нибудь в далеком, далеком будущем. Но после сегодняшнего вечера я серьезно подумываю вообще завязать с этим делом.

— Ты не любишь детей?

Вероника вздохнула: этот вопрос явился для нее настоящим укором совести.

— Я буду любить их, но позже, значительно позже, — добавила она, заметив на своей футболке шоколадное пятно.

— А почему не сейчас?

— Сначала я собираюсь сделать карьеру, а это потребует от меня времени, усилий и самоотверженного труда.

— Ты и в самом деле готова упорно работать и не заводить детей?

Заметив недоверие в глазах Валентина, Вероника нахмурилась:

— Почему в это так трудно поверить?

— Потому что…

— Потому что я женщина? Считается, что женщины должны ходить босиком, быть беременными, готовить И убираться в квартире. Такова женская доля. Но женщины могут заниматься и другими делами, а не только воспитывать детей.

— Конечно, могут. Женщины — умные, красивые и талантливые создания, и они обладают способностью дарить человечеству величайшее и самое чудесное сокровище из всех сокровищ мира. Почему они должны желать заниматься чем-то другим?

— Потому что… — Веронике показалось, что она внезапно забыла все подходящие слова. Девушка не ожидала, что Валентин так смотрит на вещи… — Потому что я просто еще не готова к этому. Я молода и хочу еще многое попробовать в своей жизни. — Она бросила взгляд на спящих близнецов. — Слюни, липкие ручонки и грязные пеленки — нет, спасибо. Я хочу руководить собственной фирмой и беспокоиться о служащих и прибылях, вместо того чтобы беспокоиться о детях и сопливых носах.

Несмотря на то что Вероника говорила такие слова, Валентин заметил, как она одной рукой рассеянно поглаживала золотистые волосы девочки, а второй — покровительственно накрыла маленькую ручонку мальчика.

— Дети — это Божья благодать, — сказал он, подошел к балконным дверям и посмотрел на улицу.

— Неужели ты действительно так считаешь? — удивленно спросила Вероника.

Валентин улыбнулся:

— Я не сразу пришел к этому, милая. Когда я был молод, то рассуждал так же, как и большинство юношей. Дети были большой ответственностью, с которой мне не хотелось связываться; у меня не было для этого ни времени, ни энергии. Я был слишком занят, чтобы разобраться в этой проблеме. Верно говорят: мы никогда не ценим то, что имеем, пока этого не лишимся, Я никогда не хотел иметь детей, пока не потерял способность стать отцом.

— Что ты говоришь?

— Когда перевернулась карета, я потерял не только своих родителей. Я был вместе с ними в карете во время аварии и тоже был ранен. Одна из спиц воткнулась в мое тело в очень деликатном месте.

— Я видела шрам.

Валентин быстро взглянул на девушку.

— Я видела шрам вчера утром, пока ты отдыхал.

— Я выздоровел, но, как сказал доктор, мне уже никогда не стать прежним. Он сообщил моей бабушке, что я не смогу иметь детей, потому что спица что-то повредила в моем теле.

Так сказать, разорвала какие-то связи. Я не верил ему, потому что по-прежнему чувствовал возбуждение и у меня все еще была, эрекция. Почему я не мог стать отцом ребенка? Мне было четырнадцать лет, и я решил во что бы то ни стало доказать доктору, что он не прав. В конце концов, я остался единственным мужчиной в семье и единственной надеждой сохранения рода Тремейнов. — Валентин опустил голову и уставился в пол. — Я хотел иметь ребенка, хотел стать таким же любящим отцом, каким был мой отец, хотел продолжить его род. Сначала я ждал, пытаясь найти такую же женщину моей мечты, какую нашел себе мой отец, и с которой мне было бы хорошо. — Он покачал головой. — Мне так никогда и не удалось найти такой женщины, которую я бы безумно полюбил. Поэтому пришлось направить свои помыслы на то, чтобы просто стать отцом. Потом я бы женился на женщине, с которой бы мне удалось исполнить задуманное, и все было бы хорошо. — Валентин снова покачал головой. — Но этого так никогда и не получилось…