Мэри Уайн - В постели с незнакомцем

«Ты не должна возражать против использования…»

Однако разве она была использована? Да, ее взяли, но она получила удовольствие в полной мере.

Она внезапно рассердилась. Филиппа была далеко. И эти гадкие слова злой женщины оставались тоже далеко.

— А теперь, госпожа, добрая пища поможет восстановить вам силы. Они вам понадобятся, когда в вашем чреве начнет расти младенец хозяина.

Краска сошла с лица Анны. Сердце у нее захолодело.

Его младенец.

Бонни сказала, что у нее будет ребенок.

— Ну вот, посмотрите на себя. Вы по молодости так беспокоитесь. — Элен по-матерински обняла ее за плечи и прижала к себе. — Нет причин для того, чтобы так бледнеть. Вы сами слышали Агнес. Вы сильная и здоровая. И ребенок родится без проблем.

Элен увела Анну из спальни. Девушки последовали за ними, когда колокольчики уже смолкли.

Если бы это было так просто — изгнать страх из сознания.

Увы, это было очень непросто.

Она с трудом переносила бездеятельность.

До обеда Анна просто ходила по комнате по той причине, что делать было нечего. Похоже, каждая горничная в замке готова была кормить ее так, что она могла лопнуть от переедания. Доброжелательные девушки и женщины приносили ей подносы, сервированные настолько аппетитно и красиво, что еда услаждала не только ее вкус, но и взор. Было очень трудно отказать этим женщинам, не попробовав их блюд.

Леди Мэри была достаточно испорченной, чтобы пренебрежительно отозваться о том, на что люди не пожалели усилий, однако Анна знала, как можно обидеть человека. Когда-то она сама расправляла каждую складку на салфетке, прежде чем подать поднос на главный стол. Особые усилия прилагались к тому, чтобы ни одна частичка сажи не легла на тонкую материю. Анна не раз обжигала пальцы, когда соскакивала салфетка, покрывающая металлическую ручку, или когда она оказывалась слишком тонкой.

Анна не была столь бесчувственной, чтобы отвергнуть подношения, но ее корсет становился все более тесным для нее.

Она оцепенела, когда повернулась и увидела еще одну склоненную голову. Так или иначе, она более не могла поступать во вред себе.

— Я полагаю, что мне пора познакомиться с поваром.

Горничная наклонила голову.

— Я приведу ее прямо сейчас, госпожа.

— Нет-нет. Я думаю, что она сейчас очень занята, поскольку скоро нужно подавать обед. Я отправлюсь вслед за тобой на кухню.

Горничная выглядела несколько растерянной. Она прикусила зубками нижнюю губу. Анна больше не хотела, чтобы ее опекали. Она обречена здесь на праздность. Она не Мэри и не может вести себя так, как ее единокровная сестра. Лучше все-таки оставаться собой. По крайней мере она не будет делать ошибки по многу раз на дню.

— Как тебя зовут?

— Джинни, госпожа. Я приходила вас приветствовать сегодня утром.

— Теперь я припоминаю твое лицо. Будь добра, покажи мне дорогу на кухню. Сейчас мне хотелось бы познакомиться со всеми свадебными традициями.

Джинни просияла, явно одобряя ее желание.

— Мы не знали в точности, чего могли ожидать.

Девушка поколебалась, она замолчала, что-то решая про себя.

— Ты так говоришь, потому что я англичанка.

Это был факт. Предстоящий выход из союза зачеркнет сотни лет борьбы между двумя странами. Некоторые подвергали сомнению решение Елизаветы Тюдор не выходить замуж, но Анна видела пользу от этого.

Разве то, что одна женщина осталась незамужней, столь уж большая жертва ради того, чтобы сохранить мир и благополучие?

Елизавета была одним из лучших монархов в истории, сделавших экономику сильнее. Вероятно, она сознательно приняла это решение, посчитав, что это будет способствовать осуществлению преобразований по улучшению будущего для своего народа?

Королева часто говорила, что она замужем за своими подданными. Анна видела в этом проявление мудрости.

Анна последовала за Джинни. Они прошли через круглый обеденный зал, в котором Анна ужинала вчера вечером. Сейчас столы пустовали, пол блистал чистотой. Из кухни долетал аромат жарившегося мяса. В тыльной стороне башни находилось сооружение со скошенной крышей. Вдоль наружной стены были устроены печи с железными дверками. Столы были сколочены из толстых досок, на них были видны следы их использования.

Две женщины месили тесто, рукава их блузок были закатаны до локтей. Они подняли глаза, увидев входящую Анну, но работу не прекратили. Правда, их движения несколько замедлились.

— Это Байд. Она у нас главный повар.

Выглядела эта женщина весьма внушительно. Скорее не возраст, а профессия наложила свою печать на ее лицо.

Байд уважительно кивнула. Голова ее была обвязана полоской материи. Только крошечный темный локон выглядывал из-под края повязки. На лбу ее поблескивали капельки пота. Кончик носа слегка покраснел от того, что приходилось часто заглядывать в очаги. Большой фартук был прикреплен к лифу из шерстяной ткани и завязан на талии. Через плечо был перекинут клетчатый плед из тартана.

— Добро пожаловать, госпожа.

Байд явно не знала, что ей делать с Анной. Анна, в свою очередь, дружелюбно улыбнулась ей, прежде чем посмотреть на ближайший стол. На нем лежала свежая рыба, чья чешуя еще блестела от воды. Началось время великого поста, и добропорядочные христиане питались рыбой. Здесь же стояли два больших таза, предназначенные для чистки рыбы, рядом лежал большой нож. Несколько мисок поменьше стояли в сторонке в ожидании чищеной рыбы, в других были соль, розмарин, перец и даже мускатный орех.

— Я вижу, как уверенно вы со всем управляетесь, Байд.

В глазах кухарки сверкнуло нечто похожее на облегчение. Анна закатала рукава до локтя.

— Однако на кухне всегда найдется работа для еще одной пары рук.

Работа Байд и другой девушки полностью застопорилась. Анна потянулась к ножу, прикинула на руке его вес и без каких-либо колебаний другой рукой схватила скользкую рыбину. С помощью нескольких ловких движений она разрезала ее, осторожно удалила кости и осмотрела тушку, чтобы убедиться, что полностью очистила ее от костей. Она чувствовала устремленные на нее глаза. И могла мысленно поблагодарить Филиппу за науку, которая помогала ей с этим справиться.

Научила держать спину прямо, когда на тебя исподволь давят. Нет, она не дрогнет.

Анна закончила разделку рыбины, ни разу не отвлекшись отдела. Положив очищенную мякоть на чистый поднос, она потянулась за другой рыбиной.

— Я вижу, ваша мама научила вас кухонным делам, госпожа. — Байд взяла другой нож. Быстрыми движениями она разделала еще одну рыбину. — Поскольку я слыхала, что вы находились при дворе, я приятно удивлена, что вы так ловко это делаете.

Анна положила вторую рыбину на поднос. Ей не хотелось слишком уж откровенно лгать и придумывать, что она работала на кухне при дворе. Пришлось найти другой ответ.

— Меня отправили на кухню в Уорикшире, когда мне исполнилось одиннадцать лет.

Это было гораздо ближе к истине.

Байд кивнула.

— Моя мама работала всю жизнь за этим столом. Я стала месить тесто, когда мне требовался стул, чтобы видно было столешницу.

Работа снова возобновилась, чего нельзя было сказать о беседе. Другие слушали, пытаясь составить мнение о характере Анны. Она была их госпожой, к тому же англичанкой. Было много таких, которые полагали, что представители двух этих народов не смогут сосуществовать. Не одна английская жена просидела многие годы в своей спальне, оставаясь чужестранкой, хотя и родила представителей следующего поколения. Анна жалела, что ее единокровную сестру ожидает именно такая судьба. С ее тщеславием и при ее дурном характере она будет чувствовать себя очень несчастной в Стерлинге.

«А мне здесь нравится».

Это была еще одна неожиданно пришедшая мысль. Сейчас они приходили гораздо чаще. Может, ее мозг размягчился? Анна слышала, что тюрьма ломает вначале личность и лишь затем тело.

Она не должна думать о такой судьбе.

Не разгибая спины, Анна возобновила разделку рыбы. Выполнение работы, которую она делала бы, если бы находилась в Уорикшире, порождало чувство надежности и уверенности. Она старалась не думать о том, что теперь она не спит рядом с кухней.

Зато ее тело не могло забыть, что она провела ночь с Бродиком. Об этом напоминали теплые волны, которые приливали к ее коже. Желание пробудило те места, которых она еще два дня назад не ощущала. Например, кожу на бедрах, руки — при воспоминании о том, что эти места гладил Бродик. Его ладони согревали ее.

Сердце ее ускорило свой перестук. И хотя между бедрами по-прежнему саднило, ей хотелось снова ощутить там твердую плоть Бродика. Анна не могла понять, как это, будучи пронзенной таким копьем, она могла испытывать удовольствие. Тем не менее она испытывала.

Она раскрыла ящик Пандоры, и ей теперь хотелось большего. Она чувствовала, что в ее жилах вместе с кровью разносится какое-то безумие. И, подобно безумцам в Бедламе, она счастлива этим безумием. Она приветствовала свое вожделение, потому что знала, какие восторги она испытает, если будет удовлетворять свое желание.

Она будет обожать младенца.

Эта мысль отрезвила ее, погасив горячечный восторг. Это было ее тайное желание — родить ребенка. Жизнь под пятой Филиппы лишала ее этой радости. Она похоронила эту мысль глубоко в себе, чтобы не испытывать боли, видя, как округляются и становятся тяжелыми ее подруги, ожидающие ребенка.

Бродик хотел ребенка от нее.

Ее подхлестнуло искушение воспользоваться шансом, который ей предоставлялся. Зачать ребенка, а все прочее не имеет значения.

Но затем Анна снова вернулась к той мысли, которую она раньше похоронила в себе. Она не найдет здесь счастья. Подобная награда невозможна при таком обмане.

— До меня дошел очень интересный слух.

Каллен был в привычной для себя форме, он готов шутить и поддразнивать.

Бродик закатил глаза. Его интересовало одно — он хотел видеть свою жену, но это лишь заставило его поморщиться. Получать удовольствие от нее — это одно. Но ни один мужчина не должен испытывать влечение к жене, если впереди много работы.

Каллен ухмыльнулся.

— Кажется, твоя жена провела весь день на кухне.

— И что она делала?

— Ты выглядишь мужчиной, который относится с подозрением к жене, хотя ее невинность и чистота только что доказаны.

— Брось меня разыгрывать, брат. Скоро и ты женишься, а у меня хорошая память.

Что-то похожее на раскаяние отразилось на лице Каллена.

— Ладно-ладно, я забыл, что ты не выносишь, когда тебя поддразнивают. Ты тут же ощетиниваешься и готов к бою.

— Каллен…

Его брат ухмыльнулся.

— Ты скоро узнаешь об этом. Она приготовила тебе ужин. Я думаю, что твой желудок покрепче, чем твоя терпимость к розыгрышам.

Пир!

Бродик тут же сосредоточил все внимание на столе, с опаской подумав о том, что он может сейчас увидеть. Регулярные посещения королевского двора едва ли могли научить женщину даже тому, чтобы она могла нарезать буханку хлеба. Однако как хозяйка дома его жена могла делать на кухне все, что ей заблагорассудится. Никто из слуг не станет ей противоречить, даже если они увидят, что она делает что-то неправильно.

— Я никогда не видел тебя таким бледным после того, как отец застал тебя с первой женщиной.

Его брат смеялся над ним, его голос разнесся над столами. На вид еда на столах выглядела вполне съедобной и аппетитной. Но главное был все же вкус.

— Тебе не захочется так шутить, если она приправила суп наперстянкой.

— Вы готовы сказать мне, что будете сомневаться во мне всякий раз, милорд?

Он вспыхнул. Этот негромкий голос, выговаривающий ему, был ощутимее пощечины. Он был скотиной даже с учетом того, что он пикировался с братом.

— Я адресовал это брату, не тебе.

Она помолчала, окинув взглядом мужчин. Ее губы обидчиво сжались, не выдавая дрожи.

— Понятно, милорд.

Ее голос сделался жестким, когда она произносила это официальное обращение. Его жена делала выпад. В ее руках был большой пирог с мясом. Она вонзила нож в пирог, отчего из него вырвалось облачко пара.

— Наверное, это хорошо, что я понимаю, как вы предпочитаете улаживать между нами дела.

Анна отрезала большой кусок пирога и протянула его мужу. Смотрела она прямо на него, крепко держа в руках тарелку. В ее глазах светился вызов, рождая жар в его теле. Ее горделивая поза вызвала в нем желание; его плоть шевельнулась и напряглась под килтом. Анна вскинула бровь.

— Ты хочешь сказать, что произнесенные тобой слова предназначались Каллену? Или подозреваешь меня в нечестной игре?