Воздух на улице был холодным, на самом деле очень холодным, это был совсем не тот искусственный холодок, который, несмотря на зимнее время, нагнетали в ресторанный зал мощные кондиционеры. Стоит ли стоять и ловить такси или лучше пройти пешком пару кварталов до гостиницы, рискуя подвергнуться нападению и ограблению или быть застреленной? Она предпочла быть ограбленной и застреленной. Несмотря на все разговоры о преступлениях на улицах Нью-Йорка, в наши дни на них не так опасно, как на улицах Лондона. И с этой, немного подбодрившей ее мыслью она зашагала, понося Мэта Джарвиса на чем свет стоит, причем самым главным обвинением было то, что он законченный негодяй и подлец.

Взвизгнули тормоза — ко входу в ресторан подкатило желтое такси, остановившись в паре метров позади нее, и Джози обернулась, чтобы посмотреть, кто приехал. Поддалась искушению.

Мэт вглядывался в здание сквозь запотевшее стекло. Нет, он не ошибся. Фасад в мексиканском стиле на ничем не примечательной улице не оставлял сомнений.

— Да-да-да, — проскандировал Мэт.

Джози заколебалась. Может быть, стоит подождать и взять такси после этого пассажира? Нерешительность — вот ее главный порок. Нет, она приняла решение, и она пойдет пешком. Ей только на пользу, если она сожжет калории после обеда, который не ела. Она повернулась и быстро зашагала по направлению к центру.

Мэт выпрыгнул из такси, расплатился с шофером, а затем, в приливе вселенской любви, поцеловал его прямо в губы. «Я люблю тебя», — выкрикнул он в лицо ошеломленному таксисту и сломя голову ринулся в ресторан.

Глава 8

— Лавиния? Как вы поживаете?

— Прекрасно. Кто это?

Дэмиен сложил лист бумаги пополам.

— Это Дэмиен.

— Я настаиваю на том, чтобы вы назвали свое полное имя. Дэмиен…?

Дэмиен откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол. Он не выносил мать Джози. Но ведь первой возненавидела его она. С того самого мгновения, когда она впервые взглянула на него, она решила, что он ей не нравится. А потому, пока они с Джози встречались, им обоим приходилось очень нелегко, а сама свадьба была весьма далека от того радостного праздника, которым полагается быть свадьбе. С самого первого дня Лавиния дала ему понять, что не считает его достаточно хорошим женихом для своей драгоценной доченьки, хотя, похоже, это происходило со всеми претендентами на руку Джози. Соберись в их доме самые знаменитые холостяки мира, они все равно не смогли бы соответствовать всем ее требованиям. Даже увидев сказочного принца, она посетовала бы на недостаточную его сказочность.

Дэмиен всегда нравился людям — и в школе, и в университете, и на работе, и он никак не мог привыкнуть к тому, что кто-то испытывает к нему отвращение. Но, как и всякое новое ощущение, это тоже вскоре притупилось, и они с Лавинией старательно избегали друг друга, встречаясь только на семейных торжествах или когда на этом настаивала Джози. На свадьбах, на похоронах, на крестинах. На Рождество, на День матери. Хотя единственный праздник, который, по его мнению, подходил Лавинии, был Хэллоуин с его чертовщиной и театральными ужасами. Но даже в день, когда долг загибал свой отвратительный мизинец, начиная отсчет того, что ему необходимо сделать на праздники, он, как правило, устраивал все так, чтобы, по той или иной причине, допоздна задержаться на работе. Но в Рождество им все же приходилось встречаться, и он был вынужден наслаждаться индейкой «по-лавиниевски». Ему приходилось надевать «шапку зятя»; это было таким же непременным атрибутом Рождества, как и безвкусные обертки, в которые заворачивалось равно безвкусное печенье, также в обязательном порядке выпекавшееся тещей. Ему всегда хотелось провести Рождество на Мальдивах, но Джози даже слышать об этом не желала. Для Джози не было Рождества без всей этой мишуры, без индейки, без колбасок, завернутых в ветчину, — и без страданий.

Однако последнее Рождество было еще хуже, если такое вообще возможно. С Мелани ко всему прочему добавлялись дети, просыпающиеся с первыми лучами солнца, притворяющиеся, что верят в Санта-Клауса, но, по сути, лишенные любви и заботы даже в большей степени, чем он сам, когда был в их возрасте. В черную дыру под названием «Рождество» в этом году ухнули огромные суммы наличности, на которые покупались самые последние, совершенно ненужные пластиковые новинки. Его мечта о Мальдивах быстро улетучилась.

— Вы разговариваете как один из этих лощеных агентов по продаже, — изрекла Лавиния.

— Лавиния, я хочу найти Джози.

— Думаю, что она не хочет, чтобы вы ее нашли.

Дэмиен надел на шею монстрику, украшавшему его стол, резинку. Подарок от детей Мелани, который они сделали ему незадолго до того, как тоже решили, что ненавидят его.

— Лавиния, — он постарался скрыть нотки раздражения, — мы подумываем о том, чтобы опять быть вместе.

— Только через мой труп!

А это уже провокация!

— Она на днях подписала бумаги по разводу, — напомнила ему теща.

У Дэмиена мурашки пробежали по телу. Вот что было хуже всего в их браке: Джози все всегда рассказывала матери. Не преувеличивала обиды и прочее, а просто обсуждала с ней абсолютно все. Даже самые интимные мелочи. Когда из-за перегрузки на работе у него стали случаться преждевременные семяизвержения, она первым делом побежала звонить матери. И Лавиния копалась во всем этом; не только потому, что терпеть его не могла и радовалась тому, что он бежит впереди паровоза, но и потому еще, что мнила себя опытным и всезнающим консультантом по семейным проблемам, не хуже самой Клэр Рейнер.

— Думаю, что сейчас она об этом жалеет, — холодно отпарировал Дэмиен.

— Она пожалеет, если попадется мне под руку!

— Я весь день пытаюсь до нее дозвониться, но ее нет дома. В школе сказали, что первое полугодие закончилось, и сейчас все разъехались на каникулы.

— Им ли не знать.

— Конечно. Так где же она?

— Мне кажется, к вам это отношения не имеет.

— Она уехала?

Последовало ледяное молчание. Да, тещ есть за что ненавидеть. Дэмиен спустил ноги со стола и наклонился вперед: надо было, чтобы его слова прозвучали убедительно.

— Лавиния, мне надо с ней срочно поговорить. Вы можете понять, что от этого зависит счастье вашей дочери?

— Моя дочь будет счастлива, если останется там, где она сейчас. Очень, очень далеко от вас.

— Итак, она уехала на каникулы, — Дэмиен усмехнулся своей ловкости и изобретательности. Но затем ему пришла в голову ужаснувшая его мысль. — А с кем она поехала?

Мысленно он уже видел, как Лавиния поджала губы. Она, безусловно, жалела о своем промахе. Тыча ножом для бумаг в полузадушенного монстрика, он спросил:

— Она уехала с этим новым мужчиной?

— С каким новым мужчиной? — В голосе тещи явно звучала озабоченность.

Дэмиен удовлетворенно улыбнулся и сбросил монстрика на пол: вот тебе, Лавиния!

— Я найду ее, Лавиния, и вернусь с ней! И к ней!

Он повесил трубку прежде, чем теща смогла сказать свое последнее слово, что она делала всегда. Она, должно быть, задохнулась от ярости. Он улыбнулся удовлетворенной улыбкой предельно довольного собой человека.

Дэмиен закусил нож для бумаг, и кончик ножа застрял у него меж зубов. Итак, Джози уехала на каникулы с каким-то новым мужчиной. А ее мать представления не имеет, кто это. Удовлетворенная улыбка улетучилась, и он застучал кончиками пальцев по столу. Это плохо, вот это и в самом деле плохо. Раз Джози скрыла от матери его существование, значит, это и в самом деле серьезная связь. Очень серьезная. Слишком серьезная. Из чего следует, что эту связь следует прервать. Немедленно.

Глава 9

Джози во взятом напрокат в фирме «Герц» автомобиле и в солнечных очках осторожно ехала в сторону аллеи Генри Гудзона, оставив позади Манхэттен и Мэта. Она плохо спала этой ночью. Мешали шум за стеной, жесткая постель и измотанные нервы. Заснуть она смогла только тогда, когда надо было уже вставать. И пока неистово терла зубы щеткой с «Сенсодином», сама себя вконец запутала, размышляя о подлом предательстве Мэта.

Сейчас, благодаря чашке крепкого черного кофе и горячей булочке с черникой, которыми она позавтракала в грязноватой столовой за углом, и веселой песенке «Джэммин 101», лившейся из радио, она чувствовала себя значительно лучше. Небо было безоблачным и чистым, а солнце все еще было не по сезону жарким. Она вдруг подумала об облаке сиреневого шифона, который понравится Марте. У нее-то сейчас все в порядке.

Ей очень хотелось вновь увидеть двоюродную сестру. Обычно они встречались не реже раза в год, по очереди давая друг другу приют, каждая в своих владениях, и обе регулярно получали астрономические счета за трансатлантические телефонные переговоры, удивительным образом совпадавшие по времени с кризисными ситуациями в их жизни. А в последние годы такое случалось не раз.

Надрывное стремление Марты обрести «настоящую любовь» никогда не приводило ее на гладко вымощенную дорогу, и Джози привыкла к очень ранним или очень поздним звонкам двоюродной сестры, которая в своих горьких страданиях забывала о пятичасовой разнице во времени. Сумбурное же расставание Джози с Дэмиеном принесло значительные прибыли телефонной компании «Бритиш Телеком», а потом, прошлым летом, совершенно неожиданно последовал звонок с сообщением о смерти матери Марты, после которого их общение на некоторое время прервалось.

Матери Джози и Марты, Лавиния и Джинни, были близнецами, похожими друг на друга как две капли воды. Джинни помахала на прощание ручкой их родному городку Ливер Бердз в начале шестидесятых, когда все остальные паковали чемоданы, чтобы вернуться в Индию в радостном возбуждении и надеждах, которым не суждено было оправдаться. А она устроилась няней в богатую семью ньюйоркцев. По шестнадцать часов в день она работала, приглядывая за целым выводком неуправляемых потомков благородного семейства, и возвращаться домой даже не думала. Потом она вышла замуж за богатого сицилийца в третьем поколении и произвела на свет единственную наследницу мафиозного богатства — Марту. Марту Россани. А Лавиния не уезжала дальше своих родных мест, в ее замужестве не было ничего выдающегося, и на свет появилась Джози. И несмотря на то, что физически их разделяло более трех с половиной тысяч километров, никогда не было сестер, привязанных друг к другу более сильно, чем они.

Обе они были веселые, бодрые, красивые, а теперь Джинни не стало. Она умерла от сердечного приступа, делая ответный удар по теннисному мячу в парных соревнованиях в их клубе. В тот раз они выигрывали. Конечно, вся семья была в отчаянии, но Лавиния страдала намного сильнее других — Джози знала: в тот день на теннисном корте умерла часть ее матери. Она не была на похоронах, и у нее не было моральных сил присутствовать на свадьбе Марты, зная, что ее второй половины там не будет. Таким образом, Джози оказалась единственным представителем британской части их семейства. Поэтому-то в ее дорожной сумке бренчала и позвякивала примерно половина товаров торговых сетей «Британский Дом», «Маркс и Спенсер» и «Дэбенхэм».

Джози, притопывая в такт музыке, проехалась по аллее Сомил Ривер Парквей мимо дорожных указателей с уже знакомыми, но такими непривычными названиями — Тэрритаун, Плензентвиль, Чаппаква и Маунт Киско — и в конце, свернув с основной дороги, спустилась вниз и въехала в Катону.

Катона находилась в районе Пейтон Плейс. Настоящие декорации какого-нибудь фильма — все прибрано и вылизано. Для доставки обитателей района на Большой центральный вокзал — в самую сердцевину Большого Яблока, как шутливо называют Нью-Йорк — вела железная дорога со кокетливо старомодной станцией. По обеим сторонам главной улицы с ее антикварными лавками, магазинами мягкой мебели и гастрономами, набитыми всякими вкусностями, роились кучки домиков с дощатой обшивкой. Чистенькими и симпатичными были даже скамеечки, выкрашенные в белый цвет.

Марта жила на самом краю этого пригорода в розовом доме, как будто сделанном из засахаренного миндаля (производившем, однако, внушительное впечатление своими размерами), окруженном огромной территорией, плавно сливавшейся с близлежащими лесами. Казалось, он весь состоял из ставен и деревянных полов и насквозь пропитался запахом кленового сиропа. Джози любила его и часто жалела, что он так далеко от нее. В детстве он был для нее вторым домом, и они с матерью часто проводили здесь все ее летние каникулы.

Она увидела сестру сразу же, как только повернула за угол на широкий прямой подъезд. Марта сидела на передней террасе, поджав ноги, глубоко погруженная в свои мысли. Она казалась маленькой и растерянной, но, увидев машину Джози, вся превратилась в вихрь, который всеми руками и ногами понесся навстречу Джози по широкому подъездному пути. Вихрь этот сопровождался радостными визгами и воплями, которыми выражают свой восторг старшеклассницы в американских фильмах для подростков. Марта распахнула дверцу машины, не дав ей даже толком остановиться.