— Да.

— Ничего не забыла?

— Постаралась не забыть, по крайней мере.

— Зря ты иронизируешь. Вспомни, как я резинкой прикрепляла твои варежки к школьному пальто, потому что ты их всегда где-нибудь оставляла. Если бы я имела по фунту с каждой пары, которую ты теряла, то сейчас жила бы на той же улице, что и Барбра Стрейзанд.

— Ладно, мама.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц, похоже, сожалел о том, что заставил ее ответить на этот телефонный звонок. Она послала ему ответный взгляд: «Я-тебя-предупреждала».

— Мне надо идти. Надо кормить кота.

— Ты избаловала это животное.

— У меня нет никого другого, кого я могла бы осчастливить своей любовью.

— А как же я?

— Ну, кроме тебя.

— Я очень надеюсь, что скоро ты кого-нибудь найдешь. Я была бы отличной бабушкой.

— Вот это меня совершенно не беспокоит. Сейчас я еще не готова к серьезным отношениям.

— Для начала можно было бы просто с кем-то переспать…

— Мам!

— Я теперь все знаю о презервативах. Миссис Керби в аптеке рассказала мне о них, когда я стояла и ждала, пока приготовят мое лекарство. Никогда не спи с мужчиной, который покупает презервативы маленького размера.

— Мне надо идти, а то обед скоро просто сгорит.

— Жаль, что я не могу поехать с тобой.

— Сейчас уже поздно что-то менять.

— Мне следовало бы быть там. Не понимаю, почему Марте понадобилось устраивать свадьбу в такой спешке.

— Ну, это ее дело. Может быть, она боится, что жених передумает, если она во весь опор не побежит к алтарю.

— Да, она долго лежала на полке в ожидании своего покупателя, — протянула мать.

— Она не особенно запылилась.

— Но раз уж она столько ждала, то, надо думать, с первого же раза нашла именно то, что надо.

Прямое попадание, мамочка.

— Я расскажу тебе обо всем, как только вернусь.

— Ничего ни у кого не бери, если попросят провезти что-то. Особенно если это будет похоже на тальк. Это может оказаться высококачественным героином, и закончится все тем, что ты будешь исполнять танец живота в каком-нибудь турецком борделе. Об этом все время пишут в «Женском царстве». Вы, молоденькие девушки, просто не понимаете, сколько опасностей вас подстерегает.

— Я уже не молоденькая девушка, мама. Мне тридцать два года. Я — серьезная женщина, уважаемый член общества и уже с двенадцати лет была уравновешенной и рассудительной. Помнишь, что они всегда писали мне в школьных характеристиках?

— Что ты уравновешенная и рассудительная девочка, — согласилась мать.

— С тех пор ничего не изменилось.

— И в самолете не разговаривай ни с кем из мужчин, в которых есть хоть что-то необычное. Если твое место будет рядом с кем-то подозрительным, попроси их пересадить тебя. Они обязаны это сделать. Это записано у них в правилах.

— Мне нужно идти. — Джози приступила к выполнению правил Последовательного Завершения Разговора. Надо начать отсчет. Пять. Джози наклонила голову с трубкой к аппарату.

— Передавай там всем привет от меня.

— Обязательно.

Четыре. Чуть ниже.

— Как только приедешь, позвони мне, а то я буду волноваться.

— Обязательно позвоню.

Три. Еще ниже. Все идет как надо.

— Обещай.

— Обещаю.

Два.

— Я люблю тебя, Джозефин Элен.

— Я тоже люблю тебя, мама.

Один. Пора. Кладу трубку на базу. Ну вот, стыковка прошла благополучно.

Покорно выслушав все дотошные наставления, Джози посмотрела на часы. Неплохо. Почти мировой рекорд. Поднявшись наконец с дивана, она вновь увидела кота. Обессилевшее животное едва стояло, прислонившись к косяку кухонной двери. «Да, если вначале ты только притворялся умирающим от голода, то теперь твой живот уж точно решил, что тебе перерезали горло».

Жалобное мяуканье подтвердило ее догадку.

Телефон зазвонил вновь, и кот упал без чувств. «Да, рано радовалась». Опять звонок. «Может быть, это какая-нибудь соседка еще не поведала мне горестную правду о своем здоровье? Или мойщица окон не успела рассказать о последних событиях своей бурной половой жизни?» Телефон продолжал звонить, а кот продолжал посылать немые мольбы о помощи. «Нет, это она. Надо подойти. Она же знает, что я дома», — сказала ему Джози. А телефон все звонил и звонил. «Подожди одну минуту!»

Джози сняла трубку:

— Мама?

— А какая у него машина?

— Дэмиен!

— Деловая или спортивная?

— Дэмиен, оставь меня в покое!

— Ты столько сидела на телефоне! С ним говорила?

— С мамой. Хотя тебе я отчет давать не обязана.

— Он тебе дороже, чем я?

— Дэмиен, даже зубная нить и та дороже, чем ты.

— Ах вот как. — Она слышала, как ее бывший муж тяжело вздохнул. — Джози, я…

— Мне некогда, Дэмиен. Прощай.

— Джози…

Джози хлопнула трубку. Кот вздохнул с облегчением. «Теперь нас с тобой прикончат», — объявила она ему.


Джози зажгла свечи и поставила их на стол. Это были красные свечи, купленные ею на последний Валентинов день, но их так и не зажгли, потому что Дэмиен позвонил ей и сказал, что допоздна будет работать над одним очень важным проектом. Да, наверное, стягивать трусы с толстого зада этой штучки было делом чрезвычайной важности. Домой он заявился только в два часа ночи, пьяный в стельку. И от него несло духами. На следующее утро, извиняясь за вчерашнее, он сказал, что для поддержания отношений с заказчиками им всем пришлось пойти в бар. А потому свой заботливо приготовленный обед ей пришлось съесть в гордом одиночестве.

Сегодня она накрыла стол на одного и принесла готовую лазанью со сниженным количеством жира (и сниженным качеством вкуса). Передержанная в микроволновке, лазанья приобрела по краям малоаппетитный черный цвет и стала не более съедобной, чем тротуарная плитка, при этом внутренность ее осталась первозданно белой, сырой и едва теплой. Салат-латук был вялым (прошло уже два дня, как истек срок годности, но перед отъездом она хотела освободить холодильник, а выбрасывать еду ей всегда было жалко).

— На вот тебе, наконец, попрошайка ты мой, — умиленно произнесла она, поставив на стол тарелку далтоновского фарфора с консервированной кошачьей едой. На тарелке были изображены жених с невестой в рамке из золотых сердечек и такого количества цветов, что трудно даже сосчитать.

— Вот мы сейчас покушаем…

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц благодарно потерся о ее ноги, оставляя свою шерсть на черных брюках.

— Корыстная ты душонка, — журила его Джози, ковыряя вилкой в лазанье с таким воодушевлением, на которое только способна женщина, вынужденная есть нечто, по вкусу больше всего напоминающее мокрые обои. То, что аппетит стал возвращаться к ней и что она, хоть и с трудом, но впихивает в себя это неудобоваримое снадобье, было хорошим признаком. Следующим ее шагом возвращения к жизни будет приготовление для себя настоящего, вкусного блюда. Может быть, даже ее увядшая грудь со временем опять расцветет.

Эти звонки Дэмиена стоили ей душевного равновесия. Они вносили разлад во все, что с таким трудом понемногу выправлялось; так налетевшее подводное течение поднимает со дна осадок, хотя поверхность воды и остается ровной и спокойной. Каждый раз она собирала все душевные силы в кулак, готовясь к защите. Хотя это он решил разорвать их брак, и его совершенно не касалось, встретила ли она кого-то другого или нет. Она могла бы переспать со всей футбольной командой Англии — и надо думать, получить при этом массу удовольствия, — но к Дэмиену Флинну это уже не могло иметь никакого отношения. Она сделала глоток сухого вина; оно показалось ей слишком кислым и горчило. Даже бокал вина в одиночестве выпить было трудно. Пить одной не очень весело.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц вспрыгнул на стул и положил лапы на край стола. Джози тоскливо вздохнула. Этот, теперь единственный, мужчина в ее жизни благодарно муркнул — уж он-то знал, что такое жизнь (или «Кити-Кэт»). Зарывшись по самые уши в тарелку, он, как и всегда, ел, будто завтра уже не наступит.

Джози щелкнула кнопкой магнитофона. Зазвучал голос Джорджа Майкла; певец доверительно жаловался ей на несчастливую любовь. Теперь уже без слез могла она слушать слезливые излияния других, что, конечно, тоже было хорошим признаком. Это был «Небрежный шепот»: «Знает он, что виноват, шагает в танце невпопад…» Виноваты или нет, но они с Дэмиеном всегда хорошо танцевали.

Она чувствовала себя измотанной. И теперь уже бывший муж и мать высосали весь аварийный запас ее душевных сил. Ну что же, зато она сможет заснуть в самолете и не будет смотреть всякую устаревшую кинодребедень, которую смотреть можно только затем, чтобы как-то убить время. Она решительно встала, красиво — без особой необходимости — сложила салфетку и села опять. Не отрываясь от еды, кот бросил на нее взгляд.

— Вот так. Уж если кто мне дорог, так это ты. А я, кажется, солгала ему?

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц подтвердил своим видом справедливость ее подозрений.

Глава 2

— Вы сидите на моем месте. — Джози сверилась с номером в пропуске на борт, а затем вновь посмотрела на номер над креслом.

Человек, занявший ее кресло, слушал персональный мини-плеер, энергично кивая головой, видимо, в такт музыке. А может быть, у него приступ нервного тика? Так или иначе он напомнил ей плюшевого лабрадора, обычно стоявшего на заднем сиденье в отцовском «Форде». На каждом повороте и при резкой остановке тот начинал качать своей непонятно как прикрепленной к туловищу головой. На протяжении многих лет при взгляде на эту качающуюся игрушку у нее начинался приступ морской болезни. И вот она вновь увидела того плюшевого песика, вдруг чудесным образом вочеловечившегося в ее кресле. Волосы у него были светлые и спутанные. Ей подумалось, не такого ли человека имела в виду ее мать, когда говорила о «необычной» внешности.

— Будьте добры, мэм, сядьте! Самолет вот-вот взлетит, а вы стоите в проходе.

— Но…

Стюардесса неодобрительно хмыкнула и протиснулась дальше. Очень мило. Вот на это сил у нее уже нет. Звонок Дэмиена выбил ее из колеи, и она все еще никак не могла успокоиться. Накануне ее мучили кошмары — ей все снилось, что Дэмиен жестоко мучает ее. В последнем сне он прибил ее гвоздями к кровати и скреб острыми когтями по волосам. Проснувшись, она обнаружила, что лежит, уткнувшись лицом в подушку, а Кот-Ранее-Известный-Как-Принц сидит у нее на шее и, переминаясь с лапы на лапу, впивается когтями ей в затылок, намекая, что они уже на волосок от завтрака. Все мужики одинаковы, эгоисты до мозга костей.

Джози слегка постучала жестким ребром пропуска по голове человеку, что сидел в ее кресле. Он взглянул на нее.

— Место. Мое место, — сказала она, многозначительно указывая на кресло, мол, «пересядьте!»

Он вынул из одного уха наушник и, рассматривая, повертел его в руке.

— Если можно, я хотел бы остаться здесь. Я люблю смотреть, как самолет отрывается от земли.

— Но…

— Почему бы нам не поделить это место и не поменяться на полпути. — Его губы скривились в улыбке, как бы говорившей: «Поиграй со мной, кинь мне мячик, а я разрешу тебе пощекотать свой животик». Будь она выпускницей школы обольщения Барбары Вудхаус, он бы с ней так не разговаривал.

— Но… — Джози колебалась. Ей хотелось сидеть у окна. Взлет и посадка были самыми опасными моментами полета, и всегда было спокойнее знать точно, долго ли придется падать, прежде чем разобьешься в случае «возникновения технических неполадок».

— Ладно, — сказала она, помедлив, чтобы показать ему, насколько ей не по душе его предложение.

— Спасибо. С вами можно дружить.

Вот уж никакого желания! Ее и так бесит, что приходится путешествовать с таким огромным багажом, который какой-нибудь чертовой голивудской кукле вроде Джоан Коллинз и не снился, — вся родня нагрузила ее подарками кузине Марте на ее предстоящее бракосочетание в Нью-Йорке. А все оттого, что родственнички прижимисты и не хотят тратиться на билет, чтобы приехать на эту свадьбу самим. Они предпочли, чтобы все эти вазы для фруктов из резного стекла, полотенца с монограммами и другие самые разнообразные предметы свадебного снаряжения, которые потом ближайшие двадцать лет благополучно пролежат у Марты в самой глубине шкафов, она тащила туда на своем хребте. Ведь если и существует на Земле девушка, у которой есть абсолютно все для жизни, так это Марта.

Да, а ведь я так думаю только потому, что сама вот-вот разведусь и у меня все это уже позади.

Человек-В-Ее-Кресле засунул наушник миниплеера обратно в ухо и опять стал дергать головой. «Очарование II», сиквел. Она уже видела клип на эту песню в исполнении Мадонны, где та приходила в экстаз от своего совершенства. Еще минута, и он ударит по своей воображаемой гитаре, выбив из нее пару-другую умопомрачительных звуков. Да, если он и дальше будет дергаться, как кукла в Маппет-шоу, то полет станет для нее пыткой.