— Да. — Катрин спокойно курила, обняв одной рукой хрупкую Мадлен. — Но даже если она и скажет что-нибудь, ей не поверят!

Мадлен промолчала.

— Ты очень странная, Катрин! Очень сильная! Иногда мне кажется, ты способна на преступление!

— Возможно, такими были женщины с древнего острова Лесбос. Например, поэтесса Сафо!

— Ты умная! Но мы должны были прикрыть дверь!

— Меня нервирует эта обстановка, эта всеобщая слежка друг за другом, эта подозрительность! Я знаю то, что я знаю! И знаю, что не следует бросать вызов судьбе!

Катрин мрачным, почти мужским взглядом смотрела перед собой. Ее сильные пальцы сжимали нежное плечо девушки…

За ужином Мишель сказал, что Дени уехал в Париж вечерним поездом.

Анна опустила вилку.

— Он уехал вместе с Мадо? — громко спросила Марин и пристально посмотрела на «тетю Катрин».

— Почему ты так решила? — Поль приподнял брови.

— Потому что ее нет! Очень просто! Может быть, Катрин знает, где она?

Анна тоже была удивлена. Почему отсутствие Мадо не волнует Катрин? Или нет… Катрин подавлена, нервна, она, кажется, что-то скрывает… Нет, Катрин не союзница!

— Надо пойти поискать Мадлен! — решил Мишель.

— Ты никуда не пойдешь! — крикнул Поль. — Пусть ищет полиция! Дело явно пахнет чем-то скверным! Катрин, когда ты в последний раз видела Мадлен?

— Тогда же, когда и все остальные, за обедом! — резко ответила Катрин. — И прошу не устраивать домашних расследований в духе плохих детективных романов!

Она бросила салфетку и выбежала из-за стола.


В столовую, ломая руки, вбежала неуклюжая плачущая Барб. Слезы крупными горошинами катились по ее полным отвислым щекам.

— Девушка!.. Вашу девушку нашли в реке. Ах, господи! Должно быть, полиция сейчас будет здесь!.. Хорошо, хоть мой Дени успел уехать!

— Дени здесь не при чем! — заявил Мишель.

— Здесь может оказаться при чем каждый из нас! — Анна с тихой твердостью поднялась из-за стола.


Полицейский следователь и деревенский врач осмотрели тело девушки.

— Я бы это назвал «никаких следов насилия», — резюмировал медик. — Такое ощущение, будто она сама легла на воду вниз лицом и просто-напросто перестала дышать.

— Ее так и нашли в реке местные парни-рыболовы. Плавала кувшинкой на воде.

— Это нельзя назвать естественным!

— Какова же ваша медицинская версия?

— Я не могу найти естественных объяснений для неестественного!

— А эти царапины?

— Вы легко обнаружите подобные у вашей супруги или, простите, у любовницы.

— Она, стало быть… То есть, вы хотите сказать, вскрытие показало, что она не девица?

— Во всяком случае, перестала ею быть. Впрочем, полагаю, это произошло не в это лето! — Врач хохотнул. — Провинциалка в Париже! Наверняка, любовное разочарование!

— Кажется, здесь на нее глаз положил один бывший местный парень, Дени!

— Ну, это не объясняет ее странной смерти.

— Однако следует допросить его.

Узнав о том, что Дени уехал вечером в день гибели девушки, следователь окончательно уверился в том, что Дени следует задержать.


Дени был задержан в Париже и привезен обратно в деревню. Барб заливалась слезами.

— Еще бабушка-покойница меня предупреждала: «У этих Л. в семье нечисто!» А я-то дурочка!..


Были допрошены Катрин, Дени, парни, обнаружившие труп Мадлен. В сущности, ни у кого не было алиби! Но заключение врача лишало смысла любой вариант судебного расследования. Смерть девушки не была насильственной. Самоубийство! Впрочем, оставалась еще загадка того, каким образом Мадлен удерживалась лицом вниз на поверхности воды. Отсутствовали и многие другие признаки утопления. Но это уже могло заинтересовать медицину, но не полицию! Впрочем, деревенский врач удовлетворился тем, что признал свои познания ограниченными. Тело Мадлен пока оставалось в морге. У девушки не оказалось родных, кроме тетки, очень старой женщины, кажется, святоши и нелюдимки.

За окном равномерно шумел дождь. В гостиной собралась вся семья. Все были подавлены случившимся. Особенно Катрин. На ней лица не было. Марин тоже сидела насупленная. Пристроившись у лампы, Мишель что-то набрасывал в своем альбоме. Старик, отец Анны, и Поль играли в шахматы, подолгу обдумывая ходы. Всем непривычна была Анна, сидевшая, безвольно опустив руки на колени, без всякого дела, без шитья, вышивания или вязанья. Было уже не рано. Но сегодня вечером семья Л., казалось, опасалась разойтись — каждый к себе.

— Так дальше не может продолжаться! — раздался в тишине, нарушаемой лишь плеском дождевых струй за окном, голос Анны. — Мы должны начать говорить правду! Мы все чего-то не досказываем, не договариваем!

— Анна, если бы ты знала, о чем ты просишь! — Катрин была совсем сломлена.

— О правде, Катрин!

— Правду знаю я! — хрипло произнесла Марин.

В глазах Катрин заплясали злобные огоньки.

Марин выдержала ее взгляд.

Мишель не отрывался от альбома.

— Правда заключается в том, — неестественно резким голосом заговорила девочка и вдруг резко осеклась, но, справившись с собой, продолжала: — правда заключается в том, что Катрин, «тетя Катрин», — она иронически усмехнулась, — Катрин — гомосексуалистка! Мадлен была ее возлюбленной! Я это видела. Ночью!

— Марин! — воскликнула Анна.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что шпионила за Катрин, девочка моя? — протянул дед.

— Я не шпионила, — ответила Марин с неожиданным спокойствием, — я читала ночью в своей комнате. Вдруг испугалась. Наверное, это случилось от темноты и одиночества. Я выбежала из комнаты и постучалась в комнату Мадлен. Да, я заглянула. В комнате было пусто. Из комнаты Катрин доносились голоса. Она и Мадо были там. Все!

— Я не убивала Мадлен! — сказала Катрин. — Я бы не хотела говорить правду. Но я скажу. Прежде всего: то, что сказала Марин, верно. Но я не убивала Мадлен.

— Катрин, — вступила Анна, — я помню твое странное спокойствие, когда обнаружилось, что Мадлен исчезла, не пришла к ужину. Ты была спокойна. И в то же время чем-то испугана, подавлена. Почему?

— Мне тяжело говорить, Анна! — Катрин замолчала. — Ты помнишь, каким подавленным и испуганным казался нам, мне и тебе, Дени? Помнишь, как мы пытались расспрашивать его? Я понимаю теперь, что Дени видел то же, что видела я! Поэтому он молчал. — Она обернулась к сыну: — Мишель, позови Дени. Возможно, на это раз он заговорит!

— Нам просто нужно уехать отсюда! — Мишель поднялся. — Мы сходим с ума! Я должен бежать, тащить сюда Дени, которому, должно быть, и так не по себе после допроса в полиции. И почему только все мнят себя домашними детективами, этакими Шерлоками Холмсами?

— Мишель, я прошу тебя, — Поль говорил с неожиданной мягкостью.

Мишель посмотрел на отца.

— Иду! Но если в ближайшие дни вы не уедете отсюда, уеду я!

Все молча ждали, когда придут Мишель и Дени.


В прихожей Мишель схватил черный зонтик, раскрыл его, выбежал из дома и, пригнувшись, быстро пошел к пристройке, где жили Барб и Дени. Маленькие окна пристройки светились. А вокруг была темнота, заполненная дождем…


Когда Барб узнала, что Дени зовут в дом, она было принялась говорить Мишелю, что сын устал и отдыхает. Мишель кивал. Но тут из соседней комнаты вышел Дени, потягиваясь (он и вправду дремал), и согласился идти с Мишелем. Барб засуетилась и все пыталась надеть сыну на шею какой-то шнурок.

— Что это? — полюбопытствовал Мишель.

Барб показала.

Это оказалась золотая таблетка с рельефным изображением мадонны.

Дени внезапно почувствовал какую-то неловкость за мать, этот шнурок, эти причитания о кознях дьявола. Ну не будет же он, какой-никакой, а уже парижанин, уподобляться старой суеверной деревенской женщине! Дени раздосадовано отвел руку матери.

— Ни к чему это мама! Посмотри, ведь у Мишеля ничего такого нет!

— Может, Мишелю и не надо беречься! Может, его и без того берегут!

— Не надо этих пустых разговоров, мама! Я скоро вернусь!

Барб подала сыну дождевик.

Она стояла на пороге и вглядывалась в дождь, пока две юношеские фигурки не отдалились в сторону дома…


Дверь открылась. Все разом вздрогнули. Мишель и Дени вошли в гостиную.

— Итак, — насмешливо начал Мишель, — заседание судебной коллегии продолжается! Свидетель доставлен!

— Мишель, это не смешно! — крикнула Катрин.

— Свидетели, они же и подозреваемые, несколько истеричны; поэтому, дамы и господа, прошу прощения за некоторую эмоциональность!

— Садитесь, Мишель и Дени. — Поль сурово посмотрел на сына. — И пусть говорит Катрин. Что ты хотела сказать, Катрин?

Юноши присели у стола. Катрин стояла, опустив руки, видно было, что она заставляет себя говорить.

— Слушайте. И заранее прошу у вас прощения. — Катрин наклонила голову и продолжала, глядя в пол: — В тот день мы с Мадлен решили искупаться. Как обычно, впрочем. Мы немного поплавали, затем прилегли на песке. Я задремала. А когда очнулась, меня поразило, что вокруг стоит странная, давящая какая-то тишина. Тело словно свинцом налилось. Я с трудом подняла голову, подперлась локтем. Тишина была страшной. И воздух струился густым маревом.

— Я помню тот день, — перебил мать Мишель, — я не заметил ничего подобного. А ты, Дени?

— Я хотел бы дослушать!

— И я… — Катрин нервно скрестила пальцы, — я увидела Мадлен! Она медленно шла к воде в своем купальном костюме, в том самом, в котором ее нашли. Так медленно, будто плыла по воздуху. Я раскрыла рот, хотела окликнуть ее, но осязаемый, плотный воздух забился мне в горло, заполнил рот. Появилась потребность резко выдохнуть, что я и сделала. Но я не сводила глаз с Мадлен. Она вошла в воду и секунду держалась на воде, словно бы на гладкой поверхности, потом ее тело начало клониться, и вот она уже лежала на воде вниз лицом. Я не могла броситься к ней, не могла позвать на помощь…

Катрин скрестила руки на груди. Старик, отец Анны, сидел задумчивый и спокойный. Казалось, он думал о чем-то занятном и не имеющем отношения к реальной жизни. Поль страдальчески нахмурил брови. Анна была очень бледна. Марин, напряженно вскинув голову, смотрела в темное незанавешенное окно, в дождь. Дени, мрачный, слушал Катрин. Ироническое и чуть растерянное лицо Мишеля выделяло его из всей группы. Катрин внезапно глубоко вздохнула и продолжила:

— Медленно рассеялась давящая тишина. Я почувствовала, что могу двигаться более свободно. Я хотела побежать к воде. Но, подняв голову резко вверх, я увидела…

В несколько широких шагов Мишель пересек комнату и встал рядом с матерью.

— Я увидела Марин! — докончил он раздраженно и с недоброй насмешкой. — Ну, я верно угадал? Верно?! Что происходит, мама?

Катрин сильно вздрогнула, Мишель обычно избегал называть ее «мама».

— Не надо этих театральных эффектов, мама! Ты убила девушку? Я не спрашиваю, зачем! При той жизни, которую ты ведешь, ответ на такой простой вопрос заведет тебя бог знает в какие дебри неестественности! Я знаю одно: мы все должны уехать отсюда! И мне бы не хотелось встречаться с тобой!

Первым побуждением Катрин было: кротко склонить голову еще ниже, тихо пойти к себе, собрать чемодан и ускользнуть в ночь. Но горделивость одержала победу над смирением. Когда сын замолчал, Катрин несколько секунд выжидала. Эти секунды показались всем, кто находился в комнате, какими-то невыносимо долгими. Мишель не был готов к этому внезапному молчанию матери. Откровенно говоря, он ожидал какой-то иной реакции: вспышки гнева, например, или каких-то лихорадочных оправданий.

— Ты мне позволишь докончить? — Катрин язвительно обернулась к Мишелю.

Юноша нервно передернул плечами.

— Итак, — спокойно продолжила Катрин…

Дождь за окном усилился. Шум тяжелых струй, казалось, вот-вот заглушит голоса.

Разумеется, спокойствие Катрин было мнимым, вымученным. Она посмотрела на Анну и всхлипнула.

— Мне все — все равно! Да! Да, Мишель! Я видела Марин! Да! Да! Да! — Катрин перестала владеть собой. — Анна, прости меня! Она… Она стояла на берегу, в кустах, довольно высоко… Она была в золотистом платье! Ты понимаешь меня, Анна!.. Мне, мне было страшно смотреть на нее!.. Я не могу описать этого страшного выражения ее глаз — темные глубокие провалы вместо глаз!.. Вы все можете не верить мне!.. Я схватила свою одежду и бросилась бежать! Я решила тогда, что буду молчать…

— Вероятно, сейчас ты выполняешь именно это свое решение! — холодно заметил Мишель.