Бак с Патриком ввалились позже, с их сапог и штанин осыпались комья снега, когда они топали по кухне, пытаясь согреться. Сугробы уже достигли подоконника кухонного окна, и они по очереди сметали снег с крыльца и ступенек для Мэгги.

Коннор явился в дом последним, перед самым обедом, и Люк с Баком уже собирались пойти его искать. Стряхнул снег с куртки и только потом снял ее.

— Все в доме? — спросил он Люка.

— Ты последний, — ответил Люк, снимая, в свою очередь, куртку и вешая ее на крючок рядом с курткой Коннора. — Мы уже начали беспокоиться.

Взгляд Коннора сейчас же отыскал Мэгги. Она доставала из духовки пирог. Если Люк включил ее в число тех, кто беспокоился, то явно ошибся.

— Мы с Ураганом наткнулись на волчью стаю, — сообщил он, снимая шляпу. — Они какое-то время преследовали нас, пытаясь добраться до отставших коров, которых я вел домой.

Мэгги поставила яблочный пирог на подоконник остывать.

— Бен, помешай, пожалуйста, бобовый суп, — попросила она. — Я пойду прилягу. — И вышла из кухни, никто даже не успел спросить, как она себя чувствует.

В спальне Мэгги сняла туфли и свернулась калачиком на середине кровати. Когда Коннор час спустя вошел на цыпочках, она все еще лежала в той же позе и не спала; глаза ее оставались сухими, она прижимала к животу подушку.

Коннор поставил сапоги за дверью и прошлепал к кровати.

— Бен послал сказать тебе, что обед готов, — сообщил он. — И очень горд тем, что не сжег твой суп.

— Скажи всем, чтобы обедали без меня, — равнодушно ответила она. — Я не очень голодна.

Коннор окинул ее взглядом, пытаясь понять причину такого равнодушия.

— Ладно, — наконец ответил он. Вышел из комнаты, молча съел обед и ухитрился вызвать у всех остальные ощущение, что они за столом лишние. Наемные работники удалились в свою пристройку, а Дансер вымыл посуду. Коннор резко встал из-за стола, почти не притронувшись к своему любимому десерту.

— Я собираюсь поговорить с Мэгги начистоту, — сказал он.

Дансер пожал плечами:

— Меня это не касается.

— В том случае, если разговор выйдет громкий, постарайся об этом не забыть. — Он не мог бы доказать этого, но ему показалось, что старатель улыбается.

Когда Коннор вернулся в спальню, Мэгги уже сидела. Подушка, которую она прежде прижимала к себе, теперь поддерживала ее поясницу. Она выглядела королевой, сидя в центре кровати с поднятым подбородком; волосы ее были сзади гладко стянуты в узел.

— Лучше закрой дверь, — спокойно произнесла она. — Не хочу, чтобы другие нас услышали.

Сначала Коннор подумал, что она услышала его слова, обращенные к Дансеру, но потом понял, что она пришла к той же мысли независимо от него.

— Дансер убирает на кухне, — ответил он, — Ему нас не слышно. Все остальные ушли в пристройку. — Придвинул единственный в комнате стул поближе к кровати и сел, поставив ноги на железную раму. — Хочешь начать? — спросил он. — Или мне начать?

Она мгновенно утратила свою уверенность:

— Ты мне хочешь что-то сказать?

Коннор кивнул. Изменившееся выражение лица Мэгги сказало ему о том, что она готовила свою речь, пока он обедал.

— Собственно, довольно многое, но начинай ты первая. Думаю, ты больше думала об этом, а что я могу выпалить, никогда нельзя предсказать.

— Раз так — ладно, — произнесла она, притворяясь, что полностью владеет собой. — Я считаю, что мы должны иначе распределить наше жилое пространство. Я больше ни одной ночи не могу делить с тобой эту кровать и эту спальню, и поскольку я не могу жить в пристройке и мы оба не хотим выставить Дансера из его постели, то уйти придется тебе.

— Понимаю, — медленно произнес он. — И это новое распределение произойдет из-за… — Вопросительно подняв брови, Коннор замолчал. Так как Мэгги не ответила, а лишь отвела глаза, он закончил вопрос: — …из-за ребенка?

Ее голова резко дернулась, она гневно взглянула на него:

— Ребенка? Почему ты думаешь, что все на свете связано с ребенком?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но Мэгги не слушала.

— Ты меня больше вообще не видишь, да? Просто меня. — Она ткнула себя в грудь пальцем, — Отдельно от ребенка. Боишься, что, если я буду работать слишком много, или ходить слишком далеко, или спать слишком долго, или спать слишком мало, я нанесу вред ребенку. — В ее глазах заблестели слезы, и она нетерпеливо смахнула их, сердясь на себя за то, что не может удержаться. — Я и правда эгоистка. Иногда мне хочется, чтобы это была просто я.

— Это всегда была ты, — тихо ответил Коннор.

Не уверенная, что правильно расслышала, Мэгги перестала вытирать слезы и замерла.

— Что?

— Это всегда была ты, — повторил он. — Я просто не знал другого способа сказать тебе об этом. — Он спустил ноги с кровати и нагнулся вперед на стуле. — Ты и правда думаешь, что я вижу только ребенка, которого ты носишь? — Он покачал головой, не веря в это. — Я все время наблюдаю за тобой. Знаю, сколько раз ты проводишь щеткой по волосам, когда расчесываешь их на ночь. Знаю, что когда ты задумываешься или чувствуешь неуверенность или тревогу, то втягиваешь нижнюю губу и покусываешь ее. Вижу, как ты улыбаешься по утрам Люку, когда ставишь перед ним яичницу, и с каким терпением относишься к Дансеру, когда он неуклюже двигается на костыле. Ты щадишь Бака, когда он не сразу понимает шутку.

— Иногда мне просто нравится следить за твоими руками, когда ты разговариваешь, — продолжал он, слегка улыбаясь. Перед его мысленным взором мелькнула грациозная жестикуляция ее ладоней. — Иногда мне просто нравится слушать твой голос. — Он пожал плечами. — Я знаю, как ты поднимаешь брови, как вздергиваешь подбородок в гневе и как решительно сжимаешь губы. Знаю каждый изгиб твоего тела — и помню, какими они были до ребенка. Что бы ты ни думала, неправда, что я тебя не замечаю.

Прежде чем Мэгги осознала, что собирается сказать, у нее вырвалось:

— Но ты меня больше не хочешь. Кониор слегка прищурил глаза:

— Откуда ты это взяла? — Голос его стал хриплым. — Каждую ночь с тех пор, как я привез тебя на ранчо, мы спим, прижавшись друг к другу. Мне приходится уходить посреди ночи, потому что иногда я просыпаюсь и хочу тебя так сильно, что меня трясет от желания.

За окнами ветер бушевал в долине, сгибая тополя и теребя сосны. Стекла дребезжали в оконных рамах, когда на дом обрушивались снежные заряды. В отличие от шума природы голос Мэгги был тихим.

— Тогда почему же ты не протягиваешь ко мне руки? — спросила она, изо всех сил стараясь не опустить глаза. — Я бы тебе позволила. Я ведь позволила у Дансера.

— Знаю, — тихо ответил он, почти на вздохе. — Но я больше не хочу, чтобы это было желание.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю.

— Разве ты не знаешь? — спросил он. — В следующий раз, когда я протяну к тебе руки, я хочу, чтобы это была любовь.

Глава 13

— Любовь? — спросила Мэгги.

— Тебе ведь не нужно это объяснять, не так ли?

Она покачала головой.

— Тебе необходимо понять, можешь ли ты полюбить меня, — тихо произнесла она.

Коннор наклонил голову к плечу и слегка прищурился, пристально глядя на нее.

— У тебя иногда очень странный взгляд на вещи, — заметил он небрежным тоном, без осуждения в голосе. — Я говорил вовсе не о своих чувствах, а о твоих. Не могу понять тебя, Мэгги, — продолжал он. — Когда ты не подписала бумаги на развод, я…

— Не подписала? — озадаченно спросила Мэгги. — Как я могла их подписать? Ты ведь не прислал их к Дансеру.

Словно кулак стиснул его сердце, ледяной кулак.

— Я их отослал, — напряженным голосом ответил он.

— Вот как! — В душе у Мэгги появилась пустота, которая все разрасталась, заполняя ее целиком. — Я подумала, что ты, вероятно, передумал.

— Мы ведь заключили соглашение, — ответил Коннор, поднимаясь. — А я подумал, что это ты передумала. — Он прошел через комнату к комоду и стал шарить в двух средних ящиках. Достал документы на развод, принес их к кровати и подал Мэгги, — Полагаю, Дансер должен кое-что объяснить, — сказал он. — Я нашел их в сундуке на чердаке у Дансера, когда искал одеяло. И подумал, что это ты их туда положила. По-видимому, я ошибался. Похоже, он решил их от тебя скрыть.

— Похоже, что так. Ты никогда не упоминал о них, — сказала она.

— А ты никогда не упоминала, что хочешь их видеть. Мэгги расправила на коленях бумаги. Эти движения помогли ей скрыть дрожь в руках.

— Когда-то я сказала Дансеру, что ты не нарушишь наш договор. Возможно, он уже тогда прятал от меня эти бумаги.

— Полагаю, у него есть собственное представление о том, как должны обстоять дела.

Она выдавила из себя улыбку, которая получилась довольно печальной.

— Наверное, ты прав. Хорошо, что мы сами можем решить за себя.

Коннор кивнул. Наклонив голову, он смотрел, как Мэгги теребит края листков бумаги.

— Мэгги?

— А? — Она не смотрела на него.

— Что ты собираешься делать?

Мэгги уставилась на подпись. Он намеревался развестись с ней, как она и просила. Он так и не передумал, так и не пересмотрел это решение, как она было подумала.

— Наверное, мне нужна ручка, — шепнула она. Мгновение Коннор колебался, затем повернулся и вышел из комнаты, а через минуту вернулся. Вручил ей ручку и поставил чернильницу на тумбочку у кровати.

— Мне нужно что-то твердое, на чем можно писать. На туалетном столике лежала книга. Коннор взял ее и подсунул под бумаги у нее на коленях.

Мэгги вертела ручку в руках. Потянулась к чернильнице, открыла стеклянную пробку и обмакнула перо в чернила.

— Если я сейчас подпишу, это будет означать, что мы уже разведены, — сказала она. Трудно было проталкивать слова сквозь комок, стоящий в горле.

— Не будет.

Мэгги взглянула в окно. Ночь превратила его в черное зеркало. Она увидела только собственное отражение, но знала, что за этим расплывчатым силуэтом стихия накрывает долину белым покрывалом. — Похоже, завтра мы не сможем отправить их в Квинз-Пойнт.

— Вероятно, до самой весны.

— И ты говорил, что понадобится еще шесть месяцев, после того как бумаги попадут к адвокату.

— Правильно. — Коннор присел на край кровати. Протянул руку к подбородку Мэгги, осторожно взялся за него двумя пальцами и приподнял. — Так что ты хочешь этим сказать?

Что же она хочет сказать? — спросила себя Мэгги. Она молча смотрела на Коннора, пытаясь понять выражение его задумчивых глаз.

— Если бы я сейчас забрал эти бумаги обратно, ты бы всегда сомневалась, не сделал ли я этого из-за ребенка.

— Разве я ошиблась бы? Он покачал головой:

— Я бы сделал это потому, что моя подпись на этих документах свидетельствует о единственном в моей жизни обещании, о котором я сожалею. — Он отпустил ее подбородок, но продолжал смотреть прямо в глаза. — И я пожалел о нем раньше, чем узнал, что ты еще носишь моего… нашего ребенка. Пожалел тогда, когда речь шла только о тебе.

— Но ты же дал мне сейчас эти бумаги.

— Подумал, что ты уже сделала выбор и знаешь, как с ними поступить. Но это не так. Тебе решать, Мэгги. Условия ставила ты.

Капля чернил шлепнулась на подписанный лист, расплылась в темно-синюю кляксу, похожую на взорвавшуюся звезду. Мэгги долго смотрела на нее, потом поднесла перо к бумаге.

Коннор следил за ее рукой со стесненным сердцем. Он не сознавал, что сдерживает дыхание.

Мэгги перевела взгляд от той строчки, на которой она должна была поставить подпись, к тому месту, где расписался Коннор.

— Кажется, я не знала, что твое второе имя Харт, — сказала она. Потом нарочито медленно зачеркнула пером его подпись, старательно замарав ее чернилами. И подняла на него глаза. — Я приняла решение.

Коннор взял у нее бумаги, скомкал их и швырнул в дальний угол.

— А я принял свое.

Мэгги отложила перо и чернильницу. Робкая улыбка осветила ее лицо.

Коннор нагнулся и легонько поцеловал ее в губы. Дыхание ее было легким, сладким. Почти прикасаясь своим лицом к ее лицу, Коннор сказал:

— Полагаю, это означает, что я могу продолжать спать в своей постели.

Темные зрачки ее глаз расширились. Губы приоткрылись.

— Полагаю, да, — тихо ответила она.

— Ты мне больше ничего не хочешь сказать? — спросил Коннор. Поцеловал ее в уголок рта, потом в чувствительное местечко пониже уха. — Пока я не зацеловал тебя до смерти?

Это ей понравилось. Он уже положил одну руку ей на шею, нащупывая пуговку белой блузы. Пальцы его скользнули внутрь, провели по вырезу ночной сорочки. От его легких прикосновений по коже забегали мурашки.

— Я тебя люблю, — произнесла Мэгги. — Это ты хотел услышать?

— А ты это хотела сказать?

У Мэгги прервалось дыхание, так как влажный кончик языка Коннора прикоснулся к ее уху.

— Да, я это хочу сказать, именно это, — ответила она. Его губы осторожно прижались к ее шее. — Я люблю тебя.