– Да, чертенок. – Лицо Кристофера мгновенно просветлело, когда он увидел, в каком восторге пребывает его сестра.

– Могу я надеть свое новое платье с глубоким декольте? Кристофер поставил бокал на каминную полку.

– А разве я купил тебе платье с глубоким декольте?

– Ну конечно, ты же покупал все мои платья, – откликнулась Брайанна. – И все они – последний крик моды.

При взгляде на иссиня-черные локоны и яркие голубые глаза девушки никто бы не усомнился в ее родстве с Кристофером. В отличие от остальных членов обширного семейства Донелли брат с сестрой унаследовали от отца дерзкий ирландский взгляд, но на этом их сходство кончалось. Рост Кристофера по крайней мере на два дюйма превышал шесть футов, в то время как макушка его сестры едва доставала ему до плеча.

Вздернув подбородок, Брайанна изучающе взглянула на брата;

– Ты ведь не потому вывозишь меня в свет, что жалеешь, верно?

– Я?! – Кристофер насмешливо поднял брови. – Да ты самый настоящий дьяволенок в женском обличье. С чего бы это мне тебя жалеть?

– Я знаю, мое присутствие нарушило все твои планы... Кристофер встал напротив сестры.

– Ты вовсе ничего не нарушила.

– В самом деле? – Брайанна скрестила руки на груди. – Но ты долгие годы предпочитал оставаться один и буквально готов был растерзать всякого, кто подойдет к тебе ближе чем на ярд.

Кристофер нежно отвел черные локоны со лба сестры.

– К тебе это вовсе не относится, Брайанна.

– Можешь поклясться?

– Клянусь честью. Я сделаю все, чтобы твое пребывание в Лондоне доставило тебе удовольствие. У тебя будет чудный сезон, обещаю.

Брайанна порывисто обняла брата и прижалась щекой к его груди.

– Я знаю, ты и вправду сделаешь все для меня. Мама так много рассказывала о Лондоне, когда я была маленькой, и тогда мне казалось, что... все будет по-другому.

Кристофер мягко коснулся ее подбородка. – Может, тебе лучше вернуться в Карлайл?

– Нет. – Брайанна высвободилась из его рук. – Я хочу увидеть Лондон, побывать везде, где ты бывал.

Он подошла к столу и принялась рассеянно перебирать бумаги. Кристофер знал, что ей хотелось спросить, почему никто не прислал приглашения для нее. Для высших слоев общества она была изгоем, парией. Брайанна не решалась задать вопрос, и Кристофер, прекрасно понимая, что творится у нее на душе, заметил, как она помрачнела.

Взгляд ее задержался на журнале, который читал Кристофер, перед тем как Барнаби заставил его прервать это занятие. Взяв журнал в руки, Брайанна удивленно подняла брови:

– Я и не знала, что ты интересуешься работами леди Александры.

Мягко отобрав у сестры журнал, Кристофер бросил на нее обеспокоенный взгляд.

– Я выделяю средства музею, – объяснил он, протягивая руку, чтобы задернуть шторы. – И мне известно все о научной работе, которая ведется в его стенах. Кстати, это мне напомнило об одном деле, которое необходимо закончить до ленча.

– Это ведь она была вчера в музее, да?

– Да, Брайанна. Это была Александра Маршалл. «Любимая дочь мерзавца Уэра».

Брайанна сердито поджала губы.

– А я думала, что у нее на носу должна быть отвратительная бородавка. Она совсем не похожа на дьявольское отродье. Тебе не кажется, что она Гораздо красивее Рейчел?

– Нет, мне так не кажется.

– Рейчел уверена, что вы с ней поженитесь: она мне об этом сказала после того, как вы танцевали в прошлое Рождество, помнишь?

– Остановись, Брайанна. – На этот раз Кристоферу не удалось скрыть своего раздражения. – Увидимся за ленчем. И держись подальше от кухни – ты ведь, кажется, не служанка в этом доме...

Брайанна повернулась, всколыхнув облако фиолетовой . тафты; ее голубые глаза твердо встретили его взгляд. По выражению этих глаз никак нельзя было сказать, что их обладательнице всего семнадцать.

– Ты очень хороший человек, Кристофер, что бы ты из себя ни строил.

Брайанна упорхнула, и вместе с ней исчезло ощущение праздника. В досаде на свою несдержанность, Кристофер устало присел на краешек стола и скрестил руки на груди. Теперь, когда ему удалось вознести «Ди энд Би» на вершину успеха, можно было подумать и об официальном объявлении о помолвке, хоть Брайанна и убеждена, что он об этом не помышляет. С годами люди не становятся моложе, и с недавнего времени Кристофер начал задумываться о детях. Последние десять лет, будь они прокляты, он не позволял себе подобных мыслей.

Он снова посмотрел на статью Александры Маршалл. Его первым побуждением было бросить журнал в огонь, чтобы увидеть, как сгорит проклятая бумага. Сегодняшнюю ночь он провел, расхаживая по комнате из угла в угол, чтобы унять боль в ноге, и все это время пытался выбросить из головы мысли об Александре, но так и не смог этого сделать.

«Хотя почему бы и нет?» Донелли поднял голову и принялся изучать лепные украшения на потолке. Он едва узнал Александру в той женщине в музее. В ее зеленых, как океан, глазах не ощущалось былого огня, который он так хорошо помнил, и вряд ли кто-либо назвал бы ее красавицей в привычном смысле этого слова. Но за одни ее пухлые губки ей следовало бы присвоить ученую степень доктора адского пламени и предложить почетное место президента «Академии адских поцелуев для развратных аристократов».

Взяв в руки журнал, Кристофер поднес его ближе к лампе. Он сказал Брайанне правду, так как не читал статью Александры в январском номере. К счастью или к несчастью, он успел лишь перевернуть страницу, когда вошел Барнаби с письмом; и вот теперь у него появилась возможность не спеша просмотреть текст. Подающая надежды леди-археолог назначена хранителем восточных древностей. Еще ни одна женщина не была удостоена подобной чести.

Дочь лорда Уэра добилась наконец исполнения своего самого заветного желания.


Ледяная вода сомкнулась над головой Александры. Она плыла все дальше и дальше в темную глубину, чувствуя, как кровь яростно пульсирует в венах. Наконец, достигнув дна, она с силой оттолкнулась от него и через несколько мгновений вынырнула на поверхность.

Не раскрывая глаз, Александра глубоко вдохнула свежий холодный воздух. Утреннее купание было единственной данью легкомыслию, которую она себе позволяла. Подобная оригинальная привычка, особенно в морозные дни, в глазах общества добавляла еще один штрих к ее репутации эксцентричной особы. Для Александры же это был всего лишь способ отдохнуть и снять напряжение. Общественное мнение не слишком ее заботило. Двадцать восемь лет для женщины – достаточно зрелый возраст, чтобы не оглядываться на оценки окружающих и разрешить себе немного эксцентрики.

Александра быстро плыла, рассекая воду. Ее утренний ритуал близился к завершению. Теперь ей оставалось лишь пересечь пруд, снова нырнуть и вынырнуть уже в оранжерее, чтобы там выбраться из воды. В огромном резервуаре вода обращалась в пар при помощи подогреваемых кусков застывшей лавы, которые когда-то привез ее отец с острова Борнео. Постоянное тепло в оранжерее поддерживало жизнь тропических растений. Этому кусочку джунглей, бережно скрываемому под стеклянным куполом, не страшна была лондонская гроза, бушевавшая снаружи.

Если не считать камеристки, которая каждый раз ждала ее у воды с полотенцем наготове, Александра совершала свое ежедневное утреннее купание в совершенном одиночестве, как, впрочем, почти все в своей жизни.

– Боже мой, миледи! – Служанка помогла ей освободиться от мокрого купального костюма и быстро соорудила экзотический розовый тюрбан на ее голове, полностью скрывший влажные от воды волосы. – Сегодня вы две минуты пробыли под водой. Я уж думала, что на этот раз вы непременно утонете. И кто бы тогда доложил новости его сиятельству? Уж точно не я, право слово.

Александра отняла от лица полотенце.

– Папа сегодня опять не в духе?

– Я слышала, как его сиятельство напустился на какого-то молодого человека и спуску ему не давал. Наживет он себе апоплексический удар, миледи, как пить дать.

– У нас посетители? Так рано?

– Вот именно. Думаю, несчастный джентльмен уже жалеет, что пришел.

Александра мысленно взмолилась, чтобы это не оказался кто-нибудь из музея или еще один газетный репортер. Получив престижную должность в музее, она, сама того не желая, стала объектом неусыпного внимания журналистов, и поэтому теперь, поплотнее запахнув капот, поспешила поскорее покинуть оранжерею.

Лондонский особняк лорда Уэра выглядел величественным и неприступным. Ровный ряд высоких окон, украшая белокаменный фасад, придавал дому строгий вид. Высокая чугунная ограда отделяла обиталище лорда от улицы. Даже пруд и оранжерея – предмет неустанных забот Александры – не могли смягчить сурового вида сада, от которого так и веяло холодом.

Александра решила не ждать, пока высохнут волосы: критически взглянув на себя в зеркало, она не стала ничего делать с ними и ограничилась лишь тем, что стянула их лентой. Черная лента неплохо гармонировала с повседневным, ничем не примечательным платьем, как, впрочем, и все предметы ее гардероба.

Переведя взгляд со своего отражения на кровать с пологом, этот символ мавзолея, в котором навеки запечатана ее жизнь, Александра глубоко вздохнула. Отец хотел бы вновь поехать в Египет в следующем году, и какая-то часть ее существа испытывала радость оттого, что ему пока не удалось создать консорциум для финансирования экспедиции. Александре не хотелось оставлять музей, чтобы последовать за ним; по крайней мере не сейчас, когда ей необходимо вступить в борьбу, чтобы защитить себя и восстановить свою репутацию.

Проведя большую часть ночи за разбором своих записей, Александра была потрясена ужасным открытием: все похищенные или подмененные ценности в музее связаны с ней, и это бросало на нее тень подозрения. Теперь ей крайне нужен союзник в совете попечителей, но не отец, а кто-то другой. Все, на что она может рассчитывать, – собственная способность мыслить и анализировать факты. Вместо того чтобы впадать в панику, ей следует встретиться с теми членами совета, которые поддержали ее кандидатуру, когда шла речь о предоставлении ей должности в музее. Возможно, они войдут в ее положение и согласятся выслушать. Отец назвал бы подобный маневр интриганством, для нее же это жест отчаяния.

Александра собралась с мыслями и встряхнулась. «Для женщины, которая изучает свое отражение в зеркале, у меня слишком рассеянный взгляд, – решила она. – Что же увидел Кристофер, когда взглянул на меня вчера в музее?»

Когда-то она взяла за правило не слишком часто смотреться в зеркало, чтобы не расстраиваться лишний раз. В ее внешности не было ничего запоминающегося; даже волосы какие-то светло-коричневые, ничем не примечательные. Узкий корсет в сочетании с широким кринолином современной манере одеваться – делали фигуру Александры длинной и сухопарой. Она никогда не замечала, чтобы мужчины обращали на нее внимание.

На мгновение ее охватил гнев и живот свело судорогой. Как назло, исключение составлял разве что Ричард Атлер – он так старательно изображал галантного кавалера, что подчас это становилось просто смешным. И вообще, Ричард не в счет, ведь они выросли вместе, он ей как брат, и даже мысль о физической близости с ним отдавала кровосмесительством.

Выйдя из задумчивости, Александра поймала в зеркале встревоженный взгляд своей камеристки.

– Не надо на меня так смотреть, как будто ты только что опустила меня в могилу. На свете есть вещи и похуже, чем остаться навсегда в одиночестве.

– Я не слепая, миледи. Вы опять не ложились всю ночь – так недолго и заболеть. – Служанка застегнула на шее своей хозяйки медальон, который накануне стал причиной вспышки гнева лорда Уэра. Александра привычным жестом спрятала серебряную вещицу за корсаж. – Я ведь почти с самого вашего рождения с вами, мне ли не знать, когда вас что-то тревожит.

– Я работала в летнем домике, Мэри.

– Вам нужно подумать о себе, миледи.

Александра действительно провела ночь в старом каретном сарае позади усадьбы, который она полностью переделала пять лет назад, превратив его в свое тайное убежище. Как будто перенесенный из романов Чарльза Диккенса, маленький домик с соломенной крышей стоял в самой гуще деревьев, окружавших особняк. Она часто просиживала здесь ночи напролет, погрузившись в чтение любимых книг.

Александра вздохнула:

– Сегодня весь день я только этим и занимаюсь, Мэри, так что довольно нравоучений.

Лорд Уэр не выносил, когда его заставляли ждать, поэтому Александра поспешила покинуть комнату и быстро спустилась по лестнице. В дверях обеденного зала она остановилась, чтобы перевести дыхание и разгладить складки на платье. Как обычно, ее отец сидел во главе пышно накрытого стола и с удовольствием поглощал ломтики ветчины. Его серые глаза ни на мгновение не оторвались от газеты, которую он продолжал читать, когда дочь села за стол рядом с ним.