И когда он поцеловал ее в губы и вошел в нее, он знал, что теперь, наконец, он дома, в том единственном месте, с которым он связан и где он хочет прожить всю жизнь.

– Как насчет того, чтобы остаться в Блек-Хауз?

– И не поехать в Новый Орлеан? – дразнила она.

– Для меня Новый Орлеан… – его дыхание становилось затрудненным, когда он ускорял темп и углублялся в нее, – … в твоих объятиях… в твоем теле…

Молли блаженствовала в его объятиях, ощущая восхитительную близость его тела, нежного и чувственного, горячего и сильного.

– А за что любишь теперь?

Рубел притянул ее к себе и снова начал долгое и неторопливое восхождение к вершине страсти.

– За то, что нам с тобой сейчас очень хорошо на пуховом матраце.

Позже, много времени позже, они снова лежали в изнеможении в объятиях друг друга.

– Прости, я не сделала тебе подарок, – вздохнула Молли.

Рубел приподнялся на локте и нежно поцеловал жену.

– Ты сделала мне подарок, Молли, любимая. Ты сделала мне самый большой подарок, который может только сделать женщина, – его взгляд потускнел. – Я принимал его и оставлял дважды.

Она нежно и ласково погладила ему лицо.

– Но ты возвращался. Дважды.

Она вспомнила про письмо. Спрыгнув с кровати Молли открыла ящик шкафа, сунула руку под стопку белья и нашла там оба конверта: договор о продаже Блек-Хауз и письмо, написанное ею Рубелу по требованию детей.

– Клитус устроил продажу моего дома компании «Харвей».

Рубел встал с кровати и подошел к ней. Взяв договор у нее из рук, он посмотрел ей в лицо, ожидая объяснений.

– Это был единственный выход, который я отыскала, чтобы… чтобы…

Молли заметила, как напрягся его кадык, желваки заходили у него на скулах. Рубел разорвал договор. Молли с опаской передала ему другой конверт.

– Это письмо, которое заставили меня написать тебе дети.

Когда она развернула письмо, то увидела перед собой чистый лист бумаги без единого чернильного пятна.

Рубел взял свой пиджак и вытащил письмо из кармана.

– Ты это собиралась показать мне?

Молли внимательно посмотрела на письмо, написанное ее собственной рукой, но внизу было дописано почерком Линди: «Рубел, Молли любит тебя, и мы любим. Пожалуйста, приезжай». А еще ниже стояли подписи детей. Там было и аккуратно выведенное имя Тревиса, из чего Молли заключила, что письмо они отправили уже давно.

– Ох уж, эти дети!

Ей стало плохо, когда она вспомнила, как упорно не хотела отправлять письмо. Ее глаза отыскали глаза Рубела.

– А что, если бы они не отправили письмо?

Молли и Рубел упали друг другу в объятия, вдруг осознав, как близки они были к тому, чтобы навсегда потерять друг друга.