— Моя маленькая саксонская голубка. Я хочу сделать тебя женой и по закону, и по духу. — Он сделай паузу, чтобы Бретана по достоинству и с пониманием оценила его слова. — Но для этого никто не должен знать о нашей близости. Это обесчестит тебя и вызовет гнев Магнуса.

— Я должна делать вид, что по-прежнему являюсь твоей пленницей?

Почти отеческим тоном Торгун ответил:

— Так будет лучше всего. Совсем ненадолго. Хотя не нужно притворяться, что ты мой враг. Твой отец вряд ли согласится на наш союз, если будет думать, что ты сама против него.

— И долго же это продлится?

— Обратный путь займет два дня. Я обращусь с просьбой к Магнусу как можно скорее. Если он согласится, то затем состоится помолвка и мы сможем пожениться. Думаю, не больше месяца.

— Только-только обретя тебя, я буду должна жить одна, среди чужих людей, да еще целый месяц.

Горячие слезы заволокли глаза Бретаны, а затем хлынули по ее щекам. Пытаясь представить, как она будет жить без Торгуна, Бретана крепко обняла его.

— Скажи, что ты любишь меня! — взмолилась она.

Торгуй испытывал к ней чувство сострадания, которое в какой-то степени напоминало то, что он перенес в тот первый день в Глендонвике, когда она умоляла не похищать ее.

— Ну, успокойся же. Конечно, я люблю тебя. Нам надо только потерпеть некоторое время.

— Хорошо, — Она попыталась улыбнуться. — Только один месяц.

— Ну вот и хорошо. — С видом удовлетворения и в знак благодарности, Торгун поцеловал ее. — А теперь нам надо сделать кое-какие приготовления. — Он указал на постель. — Прежде чем Эйнар обо всем догадается.

Бретана и Торгун быстро привели дом в первоначальное состояние, придав ему вид убежища, в котором вынуждены жить два с трудом выносящих друг друга человека.

Только они покончили с этим делом, как дверь с грохотом распахнулась, — перед ними стоял человек, почти такой же высокий, как и Торгун, но гораздо старше его. Облаченный в боевые доспехи и с мечом в руке, он вошел в сопровождении двух точно так же одетых спутников.

— Торгун! — В глазах Эйнара застыло немое удивление. Он думал, что замеченный им снаружи дым выходит из очага, огонь в котором разведен рукой врага, а не друга. — Так ты жив?

— Как видишь. — Торгун поспешил навстречу своему рыжеволосому старшему другу.

Эйнар так и стоял с открытым ртом, видя перед собой живого Торгуна.

— Когда корабль вернулся без тебя, Хааком думал, что ты погиб.

— Я был близок к этому, — заметил Торгун, — но волны вынесли меня в эту безопасную бухту. А как мой корабль, люди, кто-нибудь уцелел?

— Половина. Остальные восседают теперь с Одином в замке Валгалла. Корабль, вернее то, что от него осталось, начал в поисках тебя прочесывать море, но ураган надвое расщепил его киль, поэтому, чтобы остаться на плаву, пришлось быстрым ходом гнать его домой. Никто ведь не думал, что ты уцелеешь в этом дьявольском шторме и попадешь сюда.

— Мне не дано было выбирать маршрут. Глаза Эйнара обратились к другому спасшемуся обитателю дома.

— А это, наверное, питомица той сварливой няньки, которая вернулась к нам на корабле. — Он кивнул в сторону Бретаны. Ее раздражало, что она ни слова не понимает из разговора обоих скандинавов, и поэтому чувствовала себя очень неловко.

— Это леди Бретана, дочь ярла Магнуса. Эйнар отвесил низкий поклон, а затем откровенно уставился на представшее его взору ангельское видение:

— Так это и есть произведение Магнуса? Вы, наверное, захотите вернуться в сопровождении Сверри и Хескульда.

— Когда они отплывают?

— Завтра, если погода позволит, — ответил Эйнар. — Ну и удивится же Хаакон, когда увидит тебя.

— Это уж точно, — со смехом ответил Торгун.

Корабль Эйнара был на славу загружен всякой всячиной. До наступления темноты щедрые запасы еды на все лето и другие нужные вещи были выгружены на берег и перенесены в дом.

В тот же вечер обитатели дома устроили настоящий пир. Эйнар привез с собой такие деликатесы, как грецкие орехи и сушеные сливы, а из более существенных продуктов — большую свежую баранью тушу, которую с помощью Торгуна Бретана зажарила на вертеле.

Все это так сильно отличалось от надоевшего перепелиного мяса и постылой дикой свеклы, что она потеряла чувство меры, наевшись до того, что ей чуть не стало плохо. В своем чревоугодии она даже попробовала блюдо, которое Торгун называл литефиск, — сильно просоленную треску, вымоченную в специальном соусе. И хотя остальные участники ужина находили ее превосходной, Бретане полусырая рыба показалась почти несъедобной.

Как и раньше, разговор Торгуна с остальными скандинавами за столом велся, в основном, на их языке, хотя время от времени Торгун комментировал сказанное по-английски. По наивности, Бретана до сих пор не уделяла внимания языковой проблеме, поскольку Торгун мог разговаривать с ней на ее родном языке. Однако сейчас она впервые почувствовала себя как бы изолированной от словоохотливых викингов и поняла, какие усилия ей придется приложить, чтобы выучить их язык.

Торгун уверил ее, что в Трондберге есть люди, и Магнус в их числе, которые смогут разговаривать с ней по-английски. И все же, она окажется среди незнакомых людей, которые не в такой степени владеют английским языком, чтобы это позволило сблизиться с ними.

В течение всего застолья Бретана внимательно изучала новых обитателей дома, которые предавались обильным возлияниям, сидя вокруг стола, установленного на возвышении перед очагом. Все они носили ту же одежду, что и Торгун: шерстяную куртку и штаны до колен. Однако у Сверри и Хескульда, занимавших более низкое общественное положение, одежда была из более грубой шерсти, чем у Эйнара.

Огонь начал угасать, и Торгун приступил к устройству ночлега. Он разложил несколько толстых шкур прямо на полу. На этих самодельных постелях и должны были спать Эйнар и его люди. Бретана осталась там, где вчера с Торгуном они предавались любви. Как только скандинавы улеглись на столь заслуженный ими отдых, Торгун раздул в очаге огонь, а затем обратился к Бретане:

— Тебе удобно?

— Должна сказать тебе, что манеры твоих друзей оставляют желать много лучшего.

— Они моряки, — со смехом ответил Торгун. — Предел их желаний — это выпить и завершить свой трудный день сном на мягких шкурах. Ты забываешь о своем положении в жизни. Они не посмеют тронуть тебя, не говоря уже о том, что я им этого не позволю. Хотя, надо сказать, меня преследуют как раз подобные мысли.

— Торгун. — С нежностью произнеся его имя, девушка чуть откинула назад голову и покраснела от волнующих воспоминаний.

— Мне надо идти, — сказал он. — Да, у меня есть для тебя хорошие новости. В Трондбергене тебя ждет Бронвин.

— Так она жива? — Бретану поразило это сообщение, столь же радостное, сколь и невероятное.

— Ее спасло то, что она осталась в этом самом грузовом отсеке. А вот Бронвин, наверное, думает, что мы погибли.

— О, Торгун! — радостно воскликнула Бретана; внезапно забыв о всякой осторожности, она бросилась к викингу и попыталась обнять его.

Чтобы избежать этого, Торгун быстро отступил от нее.

— А наша договоренность?

— Да, конечно, — вздохнула Бретана. — Ничего не поделаешь, но во сне-то я не так осторожна.

— Я тоже, — произнес с улыбкой Торгун. — Спокойной ночи.

С этими словами он пошел в свой дальний угол, задернув за собой занавеску. Гости быстро обменялись какими-то репликами на своем языке, явно о Бретане, и улеглись спать.

«Я непременно должна изучить их язык, — твердо решила Бретана, прекрасно сознавая, что до тех пор она все время будет в невыгодном положении. — А пока я буду разговаривать с Бронвин. Будущее, мне кажется, становится еще более привлекательным».

Глава 11

На следующее утро выдалась ясная погода, благоприятствующая возвращению в Трондберген. По извилистой тропинке Эйнар проводил всех до самого моря. Мужчины шли впереди, а Бретана одиноко брела сзади на некотором расстоянии от них. Торгун вновь озадачил ее. Его внезапное охлаждение к ней прямо-таки выводило ее из себя, хотя она и успокаивала себя тем, что их помолвка зависела теперь от успеха ими же придуманного плана.

Когда подошли к берегу, Бретана увидела вблизи то, что сверху казалось ей скромных размеров кораблем. На самом же деле он оказался гораздо больше, хотя и сильно уступал по размерам кораблю Торгуна с командой в двадцать пять человек. И, тем не менее, его дощатый корпус и полосато-красный парус очень напоминали тот первый, печальной памяти корабль. В памяти мгновенно всплыли все ужасные воспоминания, связанные с ее первым морским путешествием. Она пыталась справиться с охватившим ее страхом, напоминая себе о том, что с тех пор в ее жизни многое изменилось. Бретана уверяла себя, что прибытие в Трондберген только приблизит ее к тому моменту, когда она станет женой Торгуна. О такой ли судьбе она мечтала в то время, когда сознавала себя только его несчастной пленницей!

Скандинавы не боялись замочить ноги и поэтому обходились без сходней. Этого нельзя было сказать о Бретане, так что Торгуну пришлось взять ее на руки и перенести на корабль, где он и усадил ее на переднее сиденье для гребцов. Хотя прошел всего лишь день, с тех пор как Торгуй касался ее тела, она так соскучилась по его ласкам, что это прикосновение вновь пробудило в ней любовную жажду, отозвавшись сладкой болью в нижней части живота.

— Я так хочу тебя, — сказала она, когда он крепко обхватил ее за бедра и талию.

— Мы здесь не одни, — ответил Торгуй и бросил ей предостерегающий взгляд.

— А ты разве не соскучился? — Бретана не поняла сдержанности любовника.

— Конечно, да, но сейчас не время обсуждать наши чувства.

До Бретаны все же не доходили причины такого хладнокровного отношения к ней.

— Ты же говорил, что они не понимают по-английски.

— Но зато они понимают язык твоих взглядов и интонаций. Ты ведь так можешь все испортить.

Бретана покраснела при упоминании о том, сколь очевидно ее чувство к Торгуну.

— Ну что ж, ладно. Придется мне еще немного поиграть роль твоей жертвы, — уступила она, — но за вечное терпение я не ручаюсь. А пока пусть попутный ветер раздует парус и быстрее домчит нас до нашего свадебного пира.

Торгун улыбнулся такому ответу и повернулся к своим спутникам. Вместе с Торгуном Хескильд и Сверри немногословно попрощались с Эйнаром, а затем выбрали якорь.

Торгуй стал у руля, а два мускулистых матроса протолкнули легкое суденышко через мелкую полосу пенящегося прибоя и в самый последний момент прыгнули на борт. Крепкий ветерок быстро раздул парус, гребцы налегли на весла и корабль легко заскользил по волнам.

Драматические обстоятельства, при которых Бретана попала на остров, не позволили ей до сих пор сколько-нибудь подробно ознакомиться с ним. Теперь же у нее появилась возможность внимательно рассмотреть его очертания. Когда корабль удалился от берега на достаточное расстояние, она последний раз взглянула на остров. Впервые Бретана увидела его всего лишь месяц назад, и поэтому удивилась, что жаль расставаться с ним.

Охватившее ее чувство пустоты в какой-то степени напоминало то, что сопутствовало ей, когда Торгун на своем коне стремительно уносил ее прочь из-под сени родного крова — Глендонвика. Как странно, ведь за свои семнадцать лет ей так и не пришлось хоть однажды покинуть пределы замка, и, в то же время, еще никогда она не чувствовала себя так умиротворенно и в такой безопасности, как на этом оторванном от мира кусочке чужой территории.

Ее отвращала мысль о том времени, которое она проведет в открытом море. Круг ее интересов будет ограничен размерами корабля, самостоятельность, по необходимости, стеснена, да к тому же придется примириться с какими-то странными, натянутыми отношениями с Торгуном Хорошо еще, что путешествие, по его словам, продлится всего лишь два дня. Бретана будет тешиться этой мыслью и еще тем, что скоро увидит Бронвин, и все это вместе взятое хоть как-то скрасит плавание.

Попутный ветер сократил путешествие до полутора суток. Корабль осторожно пробирался вдоль изрезанного «фиордами» побережья архипелага. Встречавшиеся им по пути острова по размеру напоминали тот, на котором нес свою вахту Эйнар. По словам Торгуна, все они были обитаемыми, поскольку находились вблизи побережья и, таким образом, на достаточном удалении от пиратских маршрутов фризов.

Не в пример прошлому, это плавание протекало без каких-либо происшествий, во всяком случае, вне всякого сравнения с воспоминаниями Бретаны о своем первом морском опыте. Она догадалась, что это объяснялось тем, что от штормов их защищали сами острова, а не благоприятная перемена изменчивой погоды. Несмотря на такое спокойствие, нетерпение Бретаны все возрастало. Монотонность водного пейзажа стала уже раздражать ее, и поэтому, проснувшись утром следующего дня, она с нетерпением стала всматриваться в неясно вырисовывавшуюся вдали громаду суши.