Глаза Бретаны начали постепенно привыкать к яркому весеннему свету. Она подняла над головой вторую руку и откинула назад спутанные пряди мокрых, холодных волос. Случайно дотронувшись до своего лба чуть выше правой брови, девушка вздрогнула от резкой боли. Она резко отдернула руку от этого места, а затем уже спокойнее начала наощупь оценивать серьезность травмы. Над глазом была большая красная ссадина. Не нужно было никакого зеркала, чтобы понять, насколько серьезной была рана. Теперь, полностью придя в сознание, можно было догадаться, что удар был нанесен падающей мачтой. Ну да, конечно! Вот почему она и вылетела за борт.

Бретана попыталась сесть прямо и только тогда почувствовала, насколько она на самом деле пострадала. Ныли все ребра, как будто после жестоких побоев. Каждый вздох наполнял тело тупой, ноющей болью, и казалось, что, по мере того, как она все больше приходит в себя, боль становится все сильнее.

На ней не было ни обуви, ни плаща, которые поглотило море. Хорошо, что почти целой осталась хотя бы рубашка, чего нельзя было сказать о ее длинном полотняном платье, которое было сильно разорвано от лодыжки до самого бедра. Исчезла также и большая часть аметистов, обрамлявших края и рукава платья.

Вдруг она вспомнила о Бронвин и поняла, что ее заботливая подруга, заменившая ей мать после смерти Эйлин, теперь потеряна для нее навсегда. Она залилась горючими слезами, которые жалящим потоком полились на ее израненное лицо. Бретана радовалась, что ей удалось спастись, однако что ждет ее дальше? Корабль, скорее всего, ушел под воду, ведь он лишился мачты и страшно пострадал от шторма. Хотя, впрочем, можно идти и на веслах, если, конечно, уцелел кто-нибудь из команды.

Глупо думать, что только с ней так обошелся шторм, но ведь с самого начала на корабле было тридцать человек, и если осталось хоть несколько из них, то они могли справиться с ним и идти дальше. Но что станет с Бронвин? Будет ли пожилая женщина теперь иметь для них какую-либо ценность?

Бретана так до сих пор и не поняла, зачем она нужна скандинавам, однако чувствовала, что судьба Бронвин явно связана с ее собственной. Пока она, беспомощная, сидела на этом Богом забытом берегу, жизнь ее спутницы подвергалась опасности.

«Не бойся», — мысленно обратилась девушка к столь любимому ею существу, — я вернусь «. Это было ложью, хотя и непреднамеренной.

Как бы для того, чтобы избавиться от нестерпимой боли, которая угнетала и тело, и душу истерзанной невзгодами девушки, она попыталась подняться на ноги. Еще нетвердыми шагами, медленно и осторожно, она пошла по расстилавшейся перед ней серой полоске земли.

В мыслях Бретаны теснились образы и Глендонвика, и Эйлин, и Бронвин. Чтобы хоть как-то забыться, она все ускоряла и ускоряла шаг и наконец почти побежала по песку. Дышать было тяжело из-за ленты, которой была туго стянута грудь, а бежать неудобно из-за широких складок длинной одежды. В какой-то момент она запуталась в них и ничком упала прямо на песок.

— Уж лучше бы я погибла! — выкрикнула она в пространство. Боль заполняла все ее существо: ее глаза, сердце, самую душу. Наконец силы страдалицы, но не ее отчаяние, истощились и рыдания перешли в безмолвную отрешенность от всего происходящего. Однако Постепенно в ее сознании начала крепнуть мысль о том, что сожаления это одно, а реальность — другое, и что надо жить дальше. А если так, то хорошо бы ознакомиться с местностью, куда ее забросила судьба.

Встав на ноги, Бретана стряхнула рыхлый песок с лица и волос, а затем промыла потрескавшиеся руки.

Судя по положению солнца, прошло уже около часа с тех пор, как она проснулась на берегу. Пора бы заняться поисками какого-нибудь убежища, пока не наступила темнота.

Теперь внимание Бретаны сосредоточилось на острове, ставшем новым местом ее заключения. Отвлекшись от созерцания безмятежно спокойной морской поверхности, она взглянула на нависшие над ней отвесные гранитные скалы. Неровная игра света и тени на этих скалах, которые начинались где-то в глубине острова за видимыми очертаниями побережья, создавала таинственный и причудливый эффект.

Несмотря на то, что высота утесов не позволяла хорошо разглядеть их вершины, Бретане удалось рассмотреть, что покрытые лишайником скалы увенчаны сосновым плато. Такие же скалы теснились и дальше по побережью. Там, по склонам более пологих холмов, росли толстые хвойные деревья, спускавшиеся до линии побережья. Дальнейший путь внутрь острова проходил сквозь эти деревья, и Бретана по диагонали пошла к ближайшему из лесков. По пути она заметила едва заметную тропинку, извивавшуюся вверх по холмам и далее внутрь острова.

Тропинка была сильно утоптанной и достаточно широкой, поэтому Бретана подумала, что животные не могли проложить ее. Это обстоятельство сначала заронило в душу девушки некоторую надежду, а затем опасение, что ее выбросило на землю, где уже жили люди. Такая возможность так ее поразила, что она даже остановилась.

Бретана точно не знала, где она сейчас находится, или, вернее, не знала местонахождение корабля перед тем, как ее смыло за борт. Ведь уже прошло несколько дней с того момента, когда она видела берега Шетландских островов. Из того, что она знала о дальнейшем курсе корабля, можно было сделать вывод о том, что сейчас она находится далеко не только от Англии, но и от того места, куда направлялся Торгуй.

Где бы это ни было, главное в том, что ее новыми хозяевами вполне могут стать сподвижники Торгуна. От этой обескураживающей мысли у нее отпало всякое желание заниматься дальнейшим изучением побережья. Да и вообще, найти что-либо путное здесь она и не надеялась. Скоро станет темно и холодно, и ни к тому, ни к другому она, учитывая ее душевное состояние и отсутствие подходящей одежды, не была готова.

Будучи хозяйкой Глендонвика, Бретана не привыкла преодолевать какие-либо серьезные препятствия, а уж бороться за выживание в незнакомой и враждебной среде ей и подавно не приходилось. Но как бы ни была избалована Бретана, она знала, что без убежища ей сейчас ну просто никак не обойтись, и поэтому решила, что самое разумное сейчас — это продолжать двигаться тем же путем.

По мере того как она поднималась по извилистой тропинке, шум прибоя постепенно заглушался мягким шелестом обрамляющих ее сосен, в кронах которых шумел холодный ветер. Дорога становилась все круче, петляя по склону холма. Из-за густой растительности поле зрения Бретаны было очень ограничено и она мало что могла видеть впереди.

Девушка задыхалась от подъема, и не только из-за крутизны тропинки, но и оттого, что ее ушибленные ребра мучительной болью отзывались на каждый глубокий вздох. Наконец, к своей радости, она достигла конца тропинки и вышла на обрамленную деревьями травянистую лужайку.

Это как раз и было то плато, которое она видела снизу. Но теперь, ценой таких мучений, она могла видеть то, что раньше было скрыто от ее взора. На дальнем конце лужайки, у самого края круто обрывающегося к океану утеса, возвышался дом. Он не был похож на те строения, которые Бретане приходилось видеть раньше.

Если бы она не заметила его раньше, то удивительного в этом ничего бы не было, поскольку все строение было покрыто толстым слоем ярко-зеленого дерна. Создавалось впечатление, что оно выросло прямо из расположенного внизу мшистого ковра.

То же самое и с крышей, которая, красиво изгибаясь, нависала над глухими стенами. Только небольшая дымовая труба нарушала монотонно ровную поверхность крыши, которая с каждой стороны здания заканчивалась слегка приподнятым фронтоном.

Бретана изучала это странной формы сооружение с дальнего конца лужайки, и сердце ее учащенно билось от смешанного чувства страха и возбуждения. Его обитатели вполне могли принадлежать к тому же народу, что и Торгуй, однако, несмотря на весь свой страх, ей нужна помощь и она обратится за ней к любому человеку.

Бретана решительным шагом начала пересекать луг по диагонали, одновременно пытаясь обнаружить вокруг хоть какие-то признаки жизни. Таинственный зеленый дом казался необитаемым. Ничего живого, никакого движения. Он как бы безмолвно приглашал Бретану войти в него.

Подойдя поближе, она разглядела и другие детали этого странного сооружения. С тыльной стороны дома в направлении от моря крытая дерном крыша была несколько ниже. В этом месте он четко разделялся на две неравные части, причем на меньшую из них приходилось не более трети всей его площади. До сих пор почти вся стена в этом месте находилась в тени фронтона, но теперь, находясь в нескольких шагах от нее, Бретана разглядела очертания задрапированной мхом двери, чуть-чуть выделявшейся на фоне большой стены, сделанной из больших панелей, сплошь покрытой зеленеющей растительностью. Собрав остатки храбрости, она неуверенно потянулась к веревочному кольцу, приспособленному вместо дверной ручки, с глубоким вздохом, вся преисполненная неясной надежды, Бретана потянула на себя тяжелую дверь.

— Эй! — В темноте ее голос звучал еще слабее. — Есть тут кто-нибудь?

Ответом была мертвая тишина, притаившаяся, казалось, в бездонной глубине дома и отбивавшая всякое желание сделать еще хоть один шаг вперед. Справа от двери лежал большой округлый камень. Свободной рукой и одной босой ногой Бретана медленно подвинула его и прислонила к косяку, открыв дверь.

Видимость в доме немного улучшилась, хотя свет по-прежнему проходил только через дверной проем, не считая нескольких скупых солнечных лучей, проникавших через небольшие трещины на стыках панелей в стене и на крыше.

Убедившись, что в доме, по крайней мере, сейчас никого нет, она сделала несколько осторожных шагов.

Твердый глиняный пол приятно холодил голые подошвы ног. Но зато остро ощущался затхлый запах влажного дерна и торфа. Хотелось обратно на свежий воздух, но она отказалась от этой мысли и правильно сделала, потому что через некоторое время запах перестал быть таким назойливым. Да и темнота, которая раньше, казалось, заполняла все уголки и щели огромного дома, тоже как бы отступила.

Теперь света было достаточно для того, чтобы получше осмотреться в помещении. Первое, что она увидела, было небольшое створчатое окно в его левой стене. Бретана осторожно выступила из неглубокого желоба, в котором она, оказывается, стояла и по обеим боковым сторонам которого находились выложенные тростником небольшие возвышения.

Находясь внутри дома, она увидела, что плиты дерна, из которых сложены стены дома, закреплены на раме из плотно пригнанных березовых стволов, связанных между собой тонкими переплетенными ветками деревьев и пеньковыми веревками. Пара более толстых стволов находилась на несколько большем расстоянии, как раз достаточном для того, чтобы уместить там небольшую прямоугольную раму, на которую пошли половинки таких же стволов.

Бретана вытащила из оконной петли задвижку и сильно толкнула тяжелый деревянный ставень. Открыть его удалось только со второй попытки, за что она и была вознаграждена хлынувшим в помещение потоком яркого света и свежего воздуха.

То, что снаружи выглядело как два помещения, на деле оказалось одним. Тем не менее небольшое понижение крыши с тыльной стороны дома все же создавало впечатление, что находишься в помещении меньшего размера. Когда-то здесь, видно, была перегородка, на что указывали занавеси, свисавшие с деревянного шеста, который пересекал потолок в самом низком его месте.

Глиняное углубление в полу, в котором только что стояла Бретана, пересекало помещение по всей его длине. Со всех сторон оно было окружено и закрепленными в каменных гнездах брусьями, служащими, судя по всему, для крепления остроконечной крыши. Посредине глиняный желоб обрывался, уступая место продолговатому очагу, выложенному из небольших гладких камней. В центре очага виднелась горка остывшей золы, явно следы того, что кто-то разжигал здесь огонь.

Ко все большему удивлению Бретаны, окружающие предметы свидетельствовали о том, что домом со всем его, пусть нехитрым, хозяйством занимались рачительные хозяева. У очага, рядом с одним из брусьев, красовался огромный чугунный котел с витиеватой ручкой, а на соседних стенах висел полный набор разной кухонной утвари: решетка с длинной рукояткой, используемая в качестве рашпера, всякие чаши и черпаки, сделанные из стеатита, а также несколько деревянных прямоугольных блюд.

В дальнем конце дома, на небольшом боковом возвышении, находился поставленный на козлы стол расположенными по его сторонам длинными дубовыми скамьями. Стол обрамляли чашеобразные светильники из стеатита, насаженные на железные шипы.

Бретана заметила также стоявшую рядом с ней еще одну, более внушительную, чем остальные, скамью, покрытую толстой роскошной медвежьей шкурой каштанового цвета. У противоположного края стола на полу аккуратно свернутая какая-то незнакомая ей шкура более светлого цвета. Как хотелось завернуться в ее мягкий, теплый мех и отрешиться от трудностей и забот изнурительного дня, однако слишком много надо еще сделать, чтобы как-то обезопасить себя до наступления ночи.