У Анны по спине побежали мурашки. Было еще столько всего, чего она не знала… Мария задумчиво прикусила губу и отрицательно покачала головой.

— Ваш отец, — произнесла итальянка, — не очень нас любит.



Глава шестая


В Новом Свете наступило очередное утро. Анна проснулась рано. Пока девушка приходила в себя после сна, она услышала плеск воды. Плечи, спина, да и все тело болели после ночи, проведенной на полу. Анна уснула, забившись в угол и завернувшись в тонкое покрывало. Вчера у Калеба было несколько тяжелых приступов кашля, и сейчас она не хотела его тревожить. Было лучше, если в такие дни вся постель была в его распоряжении, — тогда он мог отдохнуть. Анна и сама не могла долго уснуть: обдумывала, что делать дальше, и невольно будила мужа.

В то утро мысли девушки вращались вокруг главной проблемы: где найти хорошую работу. Работу, которая гарантированно приносила бы деньги. От матери и Ленхен Анна узнала, что можно от случая к случаю подрабатывать стиркой в богатых домах, пока не найдется постоянная работа.

— Здесь нас очень много, — вмешался отец, как только об этом зашел разговор, — грязные итальяшки батрачат за гроши, а немец немцу не хочет платить за работу достойные деньги.

Анна хотела ответить крепким словцом, но ведь это все-таки был ее отец, и она лишь поджала губы.

Когда девушка подняла голову, то увидела, как сестра склонилась над тазом и тщательно моет лицо и руки. Волосы ее уже были собраны в аккуратный пучок.

Анна поднялась. Очевидно, Ленхен уже готова была выйти из дома. Но разве сестра не говорила прошлым утром, что в ближайшие дни работы не предвидится? Она еще жаловалась Анне, что матери ничего не остается, как заливаться слезами.

— Что случилось, куда ты идешь?

Ленхен вздрогнула, но не ответила ни слова. Сначала она тщательно, насухо вытерла руки, а потом обернулась.

— Возможно, я нашла себе еще одну подработку. Вчера я слышала, что ты была у Марии. Немцы, которые живут здесь много лет, подыскивают прислугу, которая помогала бы им по хозяйству. Я хочу быть первой, кого представят хозяйке. Может, меня сразу же и возьмут.

Анна нахмурилась.

— Но почему ты ничего мне об этом не говорила?

Ленхен посмотрела на сестру.

— Да потому что не хотела сообщать об этом раньше времени! — выпалила она. — Я же вижу, как ты смотришь на меня и на мать, ты всегда это умела. Я хочу прийти домой и сказать: «У меня есть работа»… А потом, потом, может, ты меня и похвалишь.

При этих словах ее голос стал чуть громче. Анне очень хотелось возразить, но она сдержалась. Она ненавидела споры и ругань. Стоило ли все это затевать?

Ну, хорошо, она не станет ни в чем упрекать Ленхен, зато похвалит ее за старание. Анне пришлось перевести дух, прежде чем заговорить снова:

— Но это ведь здорово, Ленхен. Я так тобой горжусь!

— Правда?

— Конечно.

Анна обратила внимание на то, что постель Генриха и Элизабет уже убрана. А потом со злостью вспомнила: сестра рассказывала, что не осмеливается искать работу в испаноязычных хозяйствах, поэтому оставались только немецкие. Но, возможно, Ленхен была права и Анна относилась к родным слишком строго?

— Я тебя совсем не понимаю, Анна, — сказала она. — Как мне постичь, что от меня требуют?

Анна нахмурилась, потом решительно подошла к тазу и тоже быстро вымыла лицо и руки. Она не могла позволить себе сидеть на шее у своих родных. Она тоже должна найти работу, об этом девушка думала каждый вечер. Как и сестра, Анна набрала кружку отстоявшейся воды и съела кусок черствого хлеба на завтрак.

— Можно мне пойти с тобой? — спросила она, все еще жуя корку. — Там могут понадобиться лишние рабочие руки.

Ленхен засомневалась, но потом кивнула.

Спустя несколько минут сестры отправились в путь. Они быстро шагали по улицам города, который только просыпался. С задних дворов от печек потянулись в небо первые столбы дыма. Гаучо, который прискакал в город верхом, оценивающе взглянул на девушек, прежде чем решительно направить лошадь мимо. Он сплюнул и что-то прошипел сквозь зубы.

— Что он сказал? — спросила Анна, когда они немного отошли в сторону.

— Не знаю, — ответила Ленхен, пожав плечами. — Здесь не любят приезжих.

— А откуда он знает, что мы приезжие?

Сестра вновь пожала плечами. Анна больше не задавала вопросов. Она думала о Калебе, который на прошлой неделе нашел работу в порту и каждый вечер возвращался домой изможденным. Она спрашивала мужа, не хочет ли он обратиться к врачу за советом, но он лишь мотал головой.

— А чем платить? — ответил Калеб вопросом на вопрос.

«Да, чем же платить?» — подумала Анна. Она так хотела, чтобы у нее было достаточно денег: она смогла бы заплатить врачу за лечение Калеба, купить хорошую еду, одежду, снять приличное жилье… Чтобы избавиться от мрачных мыслей, Анна, не поднимая глаз, смотрела под ноги, прислушиваясь к каждому шагу.

Ранчо, на которое Ленхен привела Анну, располагалось на севере, на окраине города. Когда они наконец добрались до цели, по их спинам струился пот. За дощатым забором виднелся чистый двор. Справа были разбиты цветочные клумбы, слева двор продолжался, оставляя место для хлева и стайки белых упитанных куриц.

Сестры остановились перед хозяйским домом и стали нерешительно оглядываться. Вдруг дверь резко распахнулась, заставив их вздрогнуть. На пороге появилась седая стройная женщина. По ее лицу было совершенно невозможно определить ее возраст. Она энергично прошла по веранде, держа наготове ружье. Анна и Ленхен окаменели.

— Ну? — резким голосом произнесла женщина на немецком, мрачно глядя на девушек.

Анна не могла оторвать глаз от оружия. Ей пришлось собрать мужество в кулак.

— Моя сестра и я…

Ее голос звучал так тихо, что ей самой показался шепотом. Седовласая женщина недоверчиво смотрела на них.

— Чего вам надо? — нетерпеливо проговорила она.

— Нам сказали, что здесь нужны рабочие руки, — выпалила Анна.

— Так-так. — Узкие губы женщины растянулись в ухмылке, ствол ружья немного опустился. — Но мне нужны крепкие бабы, которые готовы тяжело работать, а не мимозы из города. — Она внимательно посмотрела на Анну и ее сестру. — Моя дочь скоро родит, и мне нужны помощники на ранчо, пока мой муж в разъездах. Нужно каждый день следить за коровами и овцами, работать в поле и в саду… и… ну, и присматривать за беременной…

Анна кивнула. Ей было все равно, она была согласна на любую работу. Очевидно, их конкуренты тоже спрашивали о работе. Анна расправила плечи.

— Мы можем выполнять эту работу, госпожа…

— Вильмерс, Герти Вильмерс. — Ствол ружья еще немного опустился. — Заносчивости тебе не занимать, — добавила она с холодной улыбкой.

Анна глубоко вздохнула. Неужели она только что допустила ошибку? Девушка опустила голову, собираясь с силами, а потом снова взглянула на Герти Вильмерс.

— Мы будем делать все, что вы пожелаете, госпожа Вильмерс. Мой отец был крестьянином, он…

— У него была собственная ферма? Молочный скот? Овцы? Больше земли, чем можно охватить взглядом?

На лице госпожи Вильмерс снова появилась злобная ухмылка. Очевидно, ей нравилось вести беседу в подобном тоне.

— Нет, мы…

Герти Вильмерс махнула рукой, заставив Анну замолчать. Девушка сжала зубы. Долгое время госпожа Вильмерс ничего не говорила, лишь смотрела на Анну и ее сестру. Потом она приставила ружье к стене дома.

— Простите, это необходимые меры предосторожности. Здесь шатается всякий сброд. — Она протянула Анне руку: — Добро пожаловать в Лангеоог.

Анна пожала холодную руку Герти. Девушка хотела радоваться, но не могла. Что-то неприятное было во взгляде Герти Вильмерс.

Хозяйка говорила правду. Работа оказалась тяжелой, а ее беременная дочь Адель требовала много внимания и быстро привыкла к помощи Ленхен. Анна в это время работала на износ в загонах для овец, в саду или возле молочного скота, отвозила в город и продавала за хорошую цену овощи, фрукты и молоко. Сестра же должна была присматривать за Адель, угадывать и исполнять любые ее желания. К тому же ровно в двенадцать дня нужно было подать обед из трех блюд для Адель и Герти. Анне и Ленхен приходилось довольствоваться простым крестьянским хлебом и кукурузной похлебкой в комнате для прислуги.

Так проходили месяцы. Анна и Ленхен зарабатывали немного, и этого хватало только на самое необходимое.


В декабре, необычно знойном зимнем месяце, вернулся господин Вильмерс. В сочельник стояла невыносимая жара. В этой части света приближалась середина лета. Семья Вильмерсов собралась вместе с работниками для совместной молитвы. Батракам выдали новые жилетки, Анне и Ленхен — по полотняной шали с вышитым цветочным узором. Все вместе пели рождественские гимны и накрыли к празднику общий стол.

Разговор в основном шел о достигнутом и пережитом в Новом Свете. Говорили больше всего Адель, господин и госпожа Вильмерс. Анна запихивала в рот свежий хлеб, испеченный Ленхен, и куски утки с каштанами и капустой и согласна была в такой день выдержать даже болтовню Герти Вильмерс.

— Нам тоже вначале было непросто, — принялась за любимую тему госпожа Вильмерс. — Нет, нет, нам тоже пришлось очень туго, когда мы сюда приехали. Но сейчас вам кажется, что все это на нас с неба свалилось. — Она пристально посмотрела на Анну и Ленхен. — Так почему, скажите-ка мне, девушки, почему сегодня вам должно быть проще, чем нам тогда?

— Да, — вторила ей Адель с набитым ртом, пытаясь усесться на стуле поудобней. — Отчего вам должно быть легче? Мама, расскажи о погибшей колонии, расскажи, как все это случилось!

Господин Вильмерс что-то тихо буркнул себе под нос, но не стал протестовать, а отрезал себе еще кусок утки.

— Да, да, погибшая колония… — Герти поджала тонкие губы. — Нам пришлось ждать шесть месяцев, пока не распределят землю, и даже после этого ее оказалось слишком мало, на всех не хватало. — Пожилая женщина покачала головой, словно на нее нахлынули тяжелые воспоминания. — Прошло более тридцати лет. Тогда я была еще совсем юной девушкой. У нас ничего не было, вообще ничего. Буквально. — Ее глаза остановились, взгляд устремился в далекое прошлое. — Карл Гейне… — продолжала она. — Этого имени я не забуду никогда. Никогда! Чего нам только тогда ни обещали… В конце дня, я хорошо это помню, отец сидел за столом, заламывая руки, мать тихо плакала. От всего этого у меня просто сердце разрывалось! На родине у нас был участок земли, хоть и маленький, но он принадлежал нам. И мы знали, для чего и для кого мы работали. Но отец продал землю в надежде на лучшее — и мы горько разочаровались. Вместо того чтобы приобрести землю в собственность, нам пришлось разделиться и работать на других людей. Я была еще совсем молода, почти ребенок, и плакала часто и подолгу. — Герти подняла голову и взглянула на Анну. — Поэтому не думайте, что только вам жизнь подбросила не то, что вы ожидали.

Анна осторожно положила нож и вилку.

— Нет, госпожа Вильмерс.

— Да отстань ты от девочек, — проворчал господин Вильмерс с рождественским добродушием — его совершенно не интересовали бабьи россказни.

Герти покачала головой, но дальше говорить не стала.

В тот вечер с наилучшими пожеланиями от семьи Вильмерс Анне и Ленхен разрешили взять с собой узелки с остатками еды.

Поздно вечером Анна все еще стояла на грязном заднем дворе маленького дома, в котором жила ее семья, смотрела на мерцающее звездное небо и чувствовала, как по спине стекает пот.

— Счастливого Рождества! — вдруг услышала она голос Ленхен. — Я помню, что желала тебе этого у Вильмерсов, но там я чувствовала себя не в своей тарелке.

«Мы все здесь чувствуем себя не в своей тарелке, — подумалось Анне. — Слишком жарко. Без холода и немеющих на морозе пальцев все иначе».

Она обернулась к сестре.

— Счастливого Рождества, Ленхен!

Через несколько дней начнется новый год. Анна вдруг содрогнулась. Мысль о том, что новый год не принесет им ничего хорошего, засела у нее в голове.


— Мой муж вернется в ближайшее время и ненадолго здесь останется, — сказала Герти Вильмерс сгорбившейся над клумбой Анне.

Девушка продолжала выдергивать сорняки, выросшие среди маргариток госпожи Вильмерс. Краем глаза она видела Адель, которая сидела на веранде в кресле-качалке под еще не слишком жаркими лучами утреннего солнца. В январе, полтора месяца назад, та разрешилась от бремени. Она требовала к себе много внимания во время беременности и оказалась такой же привередливой роженицей. Адель прижимала к себе и целовала маленького мальчика, потом передавала его Ленхен, которая после родов не отходила от нее ни на шаг и даже иногда проводила ночи в хозяйском доме Вильмерсов.