Наконец Анна собралась с силами и обратилась к ней.

— Как прошла поездка? — спросила она. — Что, ради всего святого, ты здесь делаешь одна?

Виктория подняла голову. Ее рука с ложкой супа замерла на весу. Едва слышное позвякивание ложки выдавало ее дрожь.

— Бóльшую часть пути мы проделали верхом, как я уже говорила, но в Санта-Фе нам пришлось продать лошадей: у нас не осталось еды. И тогда… — Виктория ненадолго замолчала. — Как люди могут быть такими жестокими? У нас же больше ничего не было! Мои дети уже плакали от голода, и все-таки…

Анна подумала о том, что почти то же самое рассказывала Виктории несколько лет назад. Может быть, Виктория, узнав все это на собственном опыте, изменилась и теперь будет вести себя по-другому? Юлиус под столом незаметно сжал руку Анны, и женщина ответила ему улыбкой.

— Они вдруг встали поперек переулка, который вел к порту. — Глаза Виктории расширились, когда она вспоминала подробности. Страх отражался на ее лице. — Их оказалось двое. У одного был нож, который он приставил к моему горлу, но это было излишне. — Она отодвинула почти пустую тарелку. — Я бы и так все отдала, лишь бы они не тронули детей. Я так боялась за них, думала, что умру.

Хотя Анна и противилась чувству, которое испытывала, но все же это было сострадание. То, что пережила Виктория, было ужасно. Анна хорошо представляла, какой ужас она испытала.

— Эти мужчины что-то сделали с тобой? — тихо спросила она.

Виктория отрицательно покачала головой.

— Кто-то прошел мимо. Если бы не это… — Она вздрогнула. — Не знаю, что произошло бы тогда. — Виктория на мгновение замерла, а потом продолжила: — Мне на помощь пришел наш земляк, — тихо сказала она, — какой-то немец.

— В Санта-Фе живет много немцев, — вставил Юлиус.

Виктория взглянула на него и кивнула.

— Тогда мы побежали к реке, — стала рассказывать она дальше, — отыскали лодку, которая могла нас взять. Воры не заметили кольцо у меня на пальце. Я успела его спрятать, когда один из них вытащил нож.

— Повезло! — Анна не могла не улыбнуться.

— Я даже не знаю, как мне это удалось, — произнесла Виктория с кривой усмешкой. — Как бы там ни было, я смогла обменять его на три места в лодке.

— Кольцо, конечно, стоило намного дороже, — бросил Юлиус.

— Я так не думала, — возразила Виктория и посмотрела на Анну. — Теперь я понимаю, Анна, насколько может быть дорога вещь человеку, — тихо произнесла она.

— Почему ты приехала именно сюда? — спросила Анна.

— Кое-что произошло… — Виктория, очевидно, подыскивала слова.

— Что? — поинтересовался Юлиус.

Виктория колебалась, но все же рассказала о своей жизни, совсем не такой, о какой мечтала. Рассказала об измене, о донье Офелии и о мести Сантосов, которой теперь опасается.

— Поэтому мне нужна ваша помощь, — закончила она.

Как когда-то на «Космосе», несмотря на усталость, Анна, Юлиус и Виктория просидели до глубокой ночи. Они говорили о прошлом, настоящем и будущем. Они говорили об ошибках, которые совершили. Говорили о надеждах и мечтах, о том, что случилось когда-то, и о том, что они потеряли.

Несмотря на пережитые волнения, дети Виктории крепко спали в комнате для гостей. Следующей ночью, немного успокоившись и привыкнув к новому окружению, они смогут спать в комнате Марлены, которая еще ни о чем не подозревает.

— Мне нужно увидеть Педро. Я должна его найти, — сказала Виктория. — Понимаете? Я… — Она подыскивала слова. — Как только я вспоминаю Сантосов, я тут же… — Виктория обхватила себя руками. — Я уверена, что Педро угрожает смертельная опасность. Если мне не удастся его предупредить, я всю оставшуюся жизнь буду несчастна. Я люблю его. Я еще никого так не любила, понимаете?

— Ты действительно считаешь, что Умберто… — начал Юлиус.

— Ты не знаешь Умберто, — взволнованно ответила ему Виктория. — Он и его мать сделают все, чтобы причинить мне боль. — Дрожа, она закрыла лицо ладонями.

— Я ведь знаком с ним, — заметил Юлиус. — Мы с ним деловые партнеры.

Виктория, казалось, не слушала его.

— Он и его мать… — повторила она.

Викторию трясло от одной мысли о последних неделях, проведенных на Санта-Селии. Иногда ей казалось, что донья Офелия потеряла рассудок. Да, Виктория была совершенно уверена в этом. Она снова вспомнила, как увидела ночью донью Офелию перед дверью в комнату Умберто. Это бледное лицо Виктория не забудет никогда. Она была уверена в том, что это не первая ночная прогулка ее свекрови.

Ей тут же пришли на ум слова Офелии во время ее заточения: о каких-то маленьких шлюхах, которые пропали. Неужели она говорила серьезно? Нет! Этого не может быть, это невозможно! Только не благородная донья Офелия… Но вот ее родственники Санчесы… Вполне вероятно, вполне…

Виктория опустила руки и взглянула на Анну и Юлиуса.

— Пожалуйста, помогите мне. Я должна увидеть Педро, прежде чем его найдет Умберто.

— Ты уверена, что он станет его искать? — спросил Юлиус. — Так далеко на юге? Это звучит несколько неправдоподобно.

— Да, это так, — ответила Виктория, — я знаю, что права. Сантосы никогда не простят нам того, что мы сделали.

Она снова подумала об Умберто и прежде всего о донье Офелии. Она вспоминала, как свекровь смотрела на нее — с ненавистью, которую копила столько лет. Даже если Виктория и ошибалась, она все равно никогда не сможет простить себе, если Педро погибнет по ее вине. Из-за ее любви ему пришлось уехать. Кроме того, она должна была вновь увидеть его. Должна. Она не могла без него жить. Ей необходимо было сказать ему об этом.

— Пожалуйста! — умоляла Виктория снова и снова. — Помогите мне!

Анна взглянула на подругу и заметила, как дрожат ее губы. Взгляд Виктории уже не был таким самоуверенным, как в начале их знакомства.

— Я помогу тебе.

Юлиус вопросительно взглянул на Анну.

— Как ты себе это представляешь?

Анна глубоко вздохнула.

— Я поговорю с Эдуардом.

Пришло время смириться с занятиями брата и оставить прошлое в прошлом.


Марлена удивленно остановилась, когда утром вошла в кухню и увидела за столом двух незнакомых детей: мальчика и девочку. Мария как раз варила для них шоколад. Фабио уплетал рожок из дрожжевого теста. Незваная гостья тоже ела знаменитые сладкие дрожжевые рожки Ленхен. Рожки Марлены. Мальчик даже сидел на коленях у Ленхен. Это место раньше принадлежало исключительно Марлене, и она все еще считала его своим. Марлена нахмурилась, немного нерешительно подошла к столу и остановилась на безопасном расстоянии.

Первой обратила на нее внимание Мария. Она перестала помешивать шоколад в кастрюле и повернулась к ней лицом. Мария тут же взяла любимую чашку Марлены и наполнила ее сладким, текучим шоколадом.

— Доброе утро, Марлена! Хорошо спалось?

Девочка насупила брови.

— Я играла, — сказала она. — Я уже давно проснулась. — Потом она обратилась к детям. — Вы кто такие? — спросила она по-испански, стараясь выглядеть более уверенной, чем на самом деле.

— Не хочешь сначала с ними поздороваться? — спросила Ленхен.

Сидя на коленях у Ленхен, на Марлену смотрел незнакомый мальчик, словно он имел неоспоримое право сидеть там, где до этого сидела Марлена. Хотя Марлена и расстроилась, но не хотела подавать вида. Особенно перед чужаками. Она проигнорировала наставление Ленхен и взглянула на девочку. Та бросила на Марлену холодный взгляд. У нее были черные волосы и голубые глаза, а у мальчика глаза и волосы были темными. Он казался очень маленьким. «Он намного младше меня», — определила Марлена.

— Меня зовут Эстелла, — сказала девочка и указала на мальчика. — А это мой маленький брат Пако.

— Не такой уж я и маленький, — возразил тот. — Я уже большой, я ехал верхом до самого Санта-Фе.

— Ты — нет, — сказала Эстелла, — ты все время скакал вместе с мамой.

— А ты — с Мигелем!

— Хм… Сиди молча, малявка!

Девочка вновь повернулась к Марлене и какое-то время смотрела на нее, прежде чем спросить по-немецки:

— А ты кто?

— Я Марлена, — ответила Марлена тоже по-немецки.

— Садись, Марлена, — тут же предложила Ленхен. — Позавтракай с нами.

Марлена заметила, что незнакомая девочка все еще смотрит на нее, в то время как мальчик с аппетитом уплетает очередной рожок. Ко всему прочему он потребовал еще одну чашку шоколада.

— Я тоже хочу рожок, — сказала Марлена, повернувшись к Ленхен, и требовательно посмотрела на тетку.

Та улыбнулась.

— Ну конечно, ты его получишь. Ты боишься, что тебе ничего не достанется?

— Я никогда ничего не боюсь. — Марлена для убедительности замотала головой.

— Откуда ты знаешь немецкий? — спросила Эстелла.

— Мы все здесь говорим по-немецки, — сказала Марлена. — Моя мама говорит на нем даже лучше, чем на испанском, но я знаю оба языка. А мой друг Фабио говорит даже на итальянском. — Она оглядела присутствующих, ожидая одобрения. — Come stai? Как дела? — пискнула она. — Sto bene. У меня все хорошо.

Марлена с удовольствием заметила, что Эстелла удивленно наблюдает за ней. Может, эти чужие дети не такие уж и плохие, как она опасалась? Марлена надкусила рожок.

— Откуда вы приехали? — спросила она с набитым ртом.

— Из Сальты, — ответила Эстелла.

— А потом мы плыли на корабле из Санта-Фе, — добавил ее младший брат.

— О! — Теперь настал черед Марлены удивляться.

— Мы очень долго скакали верхом, — сказала Эстелла.

— Через лес! — выпалил Пако.

— И через соленую пустыню, — добавила Эстелла и задумчиво посмотрела вдаль. — Там было много мертвых животных.

— Мы видели ягуара. И на нас напали! — взволнованно воскликнул ее брат. — Какие-то злые люди!

«Становится все интереснее», — подумала Марлена. Она немного поразмыслила.

— Хотите пойти в мою комнату? — спросила она потом. — Тогда вы могли бы рассказать мне больше, а я бы показала вам свои игрушки.

Очевидно, то, что пережили дети, было очень увлекательно.

Эстелла кивнула, соскользнув со стула. Марлена тоже встала. Тут же соскочил и Пако с коленей Ленхен. Прежде чем взрослые успели сказать хоть слово, все трое умчались из кухни.



Глава шестая


Виктория исчезла, и Умберто казалось, что вместе с ней испарился последний шанс на другую жизнь. Не в первый раз он останавливался у двери в комнату жены, прислонившись к косяку, и вспоминал события последних недель. Ее след затерялся где-то в горах. Еще несколько дней они вместе с отцом разъезжали по окрестностям, но безуспешно. После возвращения на Санта-Селию стало очевидно, что Виктория не смогла бы сбежать без посторонней помощи, но причастных уже невозможно было призвать к ответу: Розита, Хуанита и Розалия тоже как сквозь землю провалились. Возможно, они вернулись в горы, и там их уже не найти, во всяком случае, ни ему, ни его отцу. На высокогорьях у грязных индейцев было преимущество. У белых там начинались головные боли, в то время как индейцы оставались ловкими, как ласки. У Умберто раскалывалась голова, у его отца тоже, что доставляло сыну некое удовлетворение. Умберто скрестил руки на груди. Мать знала, что он чувствует. Эта маленькая стерва улизнула и оставила его в дураках. Когда они вернулись домой не солоно хлебавши, отец дал волю гневу и, собрав прислугу, перед всеми унизил сына, а потом ударил его так, что Умберто упал на землю.

Кончиками пальцев Умберто пощупал левый глаз и едва не застонал. Черно-желтый синяк еще не сошел, но хотя бы отек рассосался.

Его ненависть к Педро от этого стала еще сильней. Умберто иногда вскакивал посреди ночи в холодном поту, с неприятным привкусом во рту и непреодолимым желанием что-нибудь разбить. Часто он напивался, но так больше продолжаться не могло. Ему нужно поговорить с доном Рикардо. Нужно уговорить его отправиться хотя бы на поиски проклятого ублюдка, потому что только так можно было защитить честь Сантосов. И только так он, Умберто, мог получить удовлетворение.

«Проклятье, я дрожу», — подумал Умберто, отвел руку от лица и крепко обхватил себя руками. Он ненадолго позволил себе вспомнить Париж, где он был по-настоящему счастлив. «Может, нам с Викторией следовало остаться в Париже? Может, тогда я был бы доволен жизнью?» Он вспомнил о вечерах в трущобах, об абсенте и о мазне, которую его жена называла картинами. Эти художники… Умберто хотел рассмеяться, но ему это не удалось — послышалось лишь жалкое блеяние.