Наконец-то снова появилось мясо, и Виктория была убеждена в том, что еще никогда не ела ничего вкуснее. До этого момента она знала только о красивых перьях нанду, из которых изготовляли прекрасные украшения. Теперь же она видела в птице лишь источник пищи. Маленький Пичи взволнованно рассказывал ей о том, как высоко ценятся яйца нанду. Но и мясо птицы оказалось очень вкусным. Оно было похоже на мясо индейки. Мужчины наполнили выпотрошенную тушку птицы горячими камнями и таким образом приготовили ее.

Наконец-то наевшись досыта, Виктория присела у костра и погладила рукой бурые перья нанду, напоминавшие на ощупь мягкий ковер, — они были содраны вместе с кожей. Педро рассказал ей, что косточки нанду мапуче используют как иглы. Виктория взяла одну из них и с удивлением коснулась острого кончика.

«Совсем как настоящая игла!» — подумала она.

Виктория чертовски устала. Обратная дорога заняла много времени, но Пичи и его сестра Сужай сидели рядышком и ждали новых историй об охоте. Пире, мачи и Педро тоже присоединились к ним и улыбались, а дети задавали все новые и новые вопросы. С того дня, когда подрались Педро и Нагуель, остальные мапуче стали относиться к чужакам дружелюбнее. Виктория узнала, что мачи могут быть не только женщины, но и мужчины, только назывались они шаманами.

— Виктория, расскажи, расскажи еще раз, как поймали птицу, — просил Пичи, а Сужай добавляла:

— Ты тоже бросала болеадорас?

Виктория, улыбнувшись, покачала головой.

— Тебе понравилось? — допытывалась Сужай.

Виктория снова покачала головой. С тех пор как она съездила с мужчинами на охоту, девочка не отходила от нее ни на шаг. От Пире Виктория узнала о том, что Сужай — племянница Нагуеля и Негуена. Девочка, очевидно, сама очень хотела поехать на охоту, но старший брат не воспринимал ее всерьез. Малышка снова и снова просила рассказать, как летели каменные метательные шары.

— Завтра я сама попробую бросить болеадорас, — шепнула она Виктории.

Виктория обрадовалась, когда мать Сужай забрала уставших детей и уложила их в постель. У нее было такое впечатление, что она вот-вот свалится с ног, но когда Педро взял ее под руку и увел с собой, Виктория не сопротивлялась.

— Ты вела себя храбро, — сказал он, когда они добрались до края деревни. — Я тобой горжусь.

Виктория хотела возразить, но промолчала, положив голову ему на плечо. Ей нравилось прикасаться к теплой коже Педро.

Они под руку прошли к озеру и стали гулять вдоль берега. Виктория вспомнила, что сказала ей Пире, мудрая женщина. В племени мапуче все соединено попарно: добро и зло, мужчина и женщина. Виктория прислушалась к шагам Педро и попросила его остановиться. Сначала нерешительно, потом все смелее она запустила руки под его пончо и коснулась обнаженного тела. Их взгляды встретились. Не нужно было слов. Спустя некоторое время они уже были под сенью кустарника и камыша.

Педро помог расстегнуть пуговицы на ее платье и медленно обнажил ее плечи. Наконец Виктория предстала перед ним нагой. Она уже не стыдилась, как раньше. Она больше не нарушала узы брака. Педро был любовью всей ее жизни. То, что происходило между ними, было правильно.

Он нежно ласкал ее грудь, сначала взглядом, потом руками. Виктория закрыла глаза и наслаждалась прикосновениями. Они опустились на землю, и Виктория обвила руками мускулистое тело Педро. Она ощущала его дыхание, словно они слились в одно целое.

«Мы едины, — подумала она, — мы принадлежим друг другу». Сейчас Виктория не хотела думать о том, что будет дальше, — только о том, что произойдет здесь и сейчас.


Веселый праздник кончился, жизнь в пампасах была тяжелой. Пришла пора плохих новостей. Со всех сторон на земли мапуче наступали белые. Строились все новые форты, вытягивались линии укреплений. Виктория начала понимать, в каких стесненных условиях живут эти люди.

Следующие дни принесли мапуче много горя. Перестрелка, которую учинили белые землевладельцы, унесла много жизней. Из жажды мести молодые воины собрали новый отряд, желая поквитаться. Мужчины пронзительно кричали от ненависти, а может, и от страха перед предстоящей схваткой. Их матери, дочери, жены, дети, старики — все, кто остался в деревне, молча толпились вокруг. Нагуель тоже присоединился к отряду. Виктория, которая вместе с Сужай и Пичи стояла в толпе прощающихся с воинами, заметила это. Он все еще держался особняком. Виктория обратила внимание на то, как Нагуель мрачно взглянул на нее. Вдруг, остановившись между двумя молодыми воинами, он направил лошадь на нее, а затем резко остановился. Виктории пришлось призвать на помощь всю свою храбрость, чтобы не отскочить в сторону. Она не хотела выказывать страх перед Нагуелем. Никогда! Нагуель успел занять свое место, прежде чем Негуен приказал ему вернуться в строй. Негуен и Педро переглянулись. Педро должен был находиться в деревне. Кацик попросил его остаться с другими мужчинами для того, чтобы охранять жителей. Подобно каменной статуе, кацик возвышался, сидя на лошади и наблюдая за своим отрядом. Токи подвел лошадь к Педро. Он выглядел серьезным.

— Я рад, — крикнул он громко и отчетливо, — что есть такие люди, как ты! Особые люди, на которых можно положиться.

Негуен и Педро посмотрели друг на друга. Педро едва заметно кивнул. Негуен развернул лошадь и помчался вперед.

Только когда пыль рассеялась, жители деревни разошлись по домам. Несколько мальчиков ушли на охоту за мелкими животными. Педро отправился поговорить с мужчинами, оставшимися в деревне.

Вечером кацик пригласил Педро и Викторию к своему костру. Ужин был не очень обильным, но вкусным. Педро вместе с вождем племени выкурили немного табаку. Иерримен сидел неподвижно, устремив взгляд на языки пламени. Его морщинистое лицо не выражало никаких эмоций, глаза следили за танцующим пламенем. Вдруг раздался его голос, спокойный и уверенный, хотя и тихий. Виктории показалось, что присутствующие даже придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни единого слова.

— Наступают тяжелые времена для нашего народа. Они будут еще тяжелее, чем те, что минули. Некоторые думают, что эти времена слишком тяжелые для человека. Когда-то мы одни контролировали южные пути и торговлю скотом, но белые не могли этого допустить. Там, где мы раньше охотились, теперь пасутся овцы белых. Нам не осталось места на наших полях. Для нас нет места ни здесь, ни там. Потому что все равно придут белые и захотят еще больше нашей земли. Белых становится все больше и больше, а наши люди умирают от болезней, голода и алкоголя.

Викторию знобило. В тот день она работала с индейскими женщинами и слышала об одной белой женщине, которую выкрали еще ребенком и воспитывали у мапуче. Еще никогда она не чувствовала себя такой чужой. Еще никогда она так отчетливо не осознавала, что не принадлежит к этому миру.

Много дней о воинах ничего не было слышно. Белые тоже не показывались вблизи деревни. Вернулось странное спокойствие, казавшееся угрожающим. Война, сражения в один миг показались такими далекими. Виктория много времени проводила с Сужай и Пичи. Пире тоже часто приходила к ней. Педро заботился о том, чтобы лазутчики не следили за лагерем. Он выставлял дозорных даже ночью.

Мачи часто выглядела подавленной, когда Виктория приходила к ней. Ужасные сны мучили мудрую женщину, но она не хотела говорить об этом. Иногда Виктория наблюдала за ней издалека. Пире была младше ее, но вела себя гораздо сдержаннее. Она не хотела быть мачи, но потом ей начали сниться сны. Сны, в которых открывалось будущее. Мачи не становятся, их назначают из числа тех людей, что подходят для этого. И от такого назначения нельзя отказаться.

Виктория взглянула на голые плечи Пире, выглядывающие из-под накидки. Сначала это казалось Виктории странным, но вскоре эта женщина стала ее подругой.

— Ты снова не можешь спать? — тихо спросила Виктория.

Пире кивнула.

— Сны… Я вижу плохие сны, — так же тихо ответила она.

Казалось, она размышляет, стоит ли говорить дальше, но все же предпочла промолчать.

Спустя неделю догадки Пире оправдались: военный отряд вернулся. На первый взгляд все были в строю. Послышались радостные возгласы. Толпа волновалась, дети хотели бежать к воинам, но родители удерживали их. Педро первым заметил неладное. Он повернулся к Виктории.

— Во главе отряда скачет Нагуель. Я нигде не вижу Негуена, — прошептал он.

— Негуен! — в тот же миг раздался испуганный крик Лилен, молодой жены Негуена, которая вскоре должна была родить третьего ребенка.

Она увидела лошадь мужа без всадника. Волнение, охватившее толпу, сменилось оцепенением. Радостные возгласы стихли. Нагуель подъехал к толпе. Лицо его было бесстрастным. Он ловко спрыгнул с лошади и вошел в круг, который быстро образовался вокруг кацика.

— Негуен мертв, — сказал Нагуель. — Моего брата подло убили.

И он рассказал о Негуене, который храбро сражался, прикрывая отступление своих людей. Ему выстрелили в спину. С трудом им удалось отбить у убийц его тело. Нагуель поднял руку, и двое молодых воинов внесли в центр круга тело, завернутое в одеяло. Лилен разрыдалась. Виктория почувствовала, как Сужай и Пичи ухватились за нее. Волнение оказалось лишь предвестьем бури в деревне. Виктория подошла ближе к Педро.

— Это плохие новости, — выдавила она сквозь зубы.

Лилен тем временем распахнула одеяло и бросилась к телу мужа. В толпе Виктория заметила ее детей и родителей.

— Да, — ответил Педро, обернувшись и окинув взглядом жителей деревни.

Нагуель заметил движение. Он обернулся и мрачно взглянул на Викторию и Педро.

— Я всегда говорил, что нам в деревне не нужны шпионы белых. Убирайтесь! — Последнее слово он прошипел. Виктория решительно встретила его гневный взгляд. — Теперь я — токи, — воскликнул Нагуель, — теперь я несу топор!

Он с угрожающим видом подошел к Виктории, но та не сдвинулась с места. Одним прыжком Педро заслонил ее.

— Оставь ее в покое! — в тот же миг раздался голос Пире. — Она не сделала тебе ничего плохого.

Нагуель взглянул на мачи.

— Она ничего не сделала? Белые ничего нам не сделали? Ха!

Он воздел руки к небу. На мгновение показалось, будто все присутствующие изваяны из камня. Теперь Пире встала между Нагуелем и Викторией.

— Ты не токи, — прямо в лицо сказала она мужчине, который был на голову выше ее. — Ты никто, никакие заслуги не сделают тебя токи. Военачальник поступает рассудительно. Ты же ведешь себя, как маленький ребенок. Уходи! Сообщи кацику подробно, что случилось. Дай нам оплакать умершего.


Торжественные похороны затянулись до поздней ночи. Когда все кончилось, Педро и Виктория отправились к озеру. Над ними всходила полная луна, заливавшая серебряным светом все вокруг.

— Теперь мы вернемся в Буэнос-Айрес, правда? — неожиданно спросила Виктория и прильнула к Педро.

Он нагнулся и поцеловал ее волосы. «Она прекрасна, — подумал Педро. — Я люблю ее, о боже, как же я ее люблю!»

— Да, — ответил он и взглянул ей в глаза. Несколько секунд Педро молчал. — Я думал, что стал частью их племени, — пробормотал он, — но для них я такой же ублюдок, как и для всех остальных.

— Не для всех, — резко возразила Виктория. — Только не для меня.

— Нет. — Он притянул Викторию к себе и приподнял ее лицо за подбородок. — Для тебя нет.

— Я люблю тебя, — сказала Виктория, — у меня ты будешь как дома.

Педро улыбнулся, но ничего не ответил.



Глава восьмая


Юлиусу казалось, что еще никогда он так не радовался возвращению в Буэнос-Айрес. Почти каждый день он думал об Анне, представлял разговоры с ней, мечтал о ней. Подъезжая к предместьям города, он умирал от тоски, но лошадь устала, и ее нужно было поберечь. Юлиус ехал медленнее, чем ему хотелось бы.

Чем больше он углублялся в город, тем оживленнее становилось движение на улицах. Иногда на обочинах дороги появлялись оборванные мужчины и женщины. Иногда дети бегали друг за дружкой, и нужно было проявлять осторожность.

«Через пару недель наступит Рождество», — подумал Юлиус и неожиданно вспомнил о елке и о рождественских пряниках, которые так любил в детстве. В его памяти всплыло лицо Анны, потом здание фирмы Бруннер-Вайнбреннер. Юлиус вспомнил скрипучую лестницу, которая вела наверх, к спальням, нежный запах туалетной воды, которой пользовалась Ленхен. В мечтах он лакомился ньокки и соусом из свежих помидоров, которые готовила Мария. Юлиус радовался, что сможет наконец как следует поесть. Ему смертельно надоела солонина, которой ему пришлось питаться последние несколько недель.