Кому это нужно, верно?

Уже проходя сквозь вращающиеся двери, достаю свой телефон. Я не намерена звонить маме, ибо не готова разочаровывать ее. Звоню Джейку. Да, у меня в телефонной памяти остался его служебный номер.

— Итак, еще один шанс потерян, — сообщаю своему плечу, неловко придерживая телефон, пока прикуриваю.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это не та должность. — Делаю паузу, припоминая весь свой опыт, и воркующим голосом добавляю: — Я хочу увидеть тебя сегодня вечером.

Джейк глубоко вздыхает.

Очень многозначительный вздох.

— Сегодня не могу. Я должен вернуться в Бруклин.

— Зачем? Накормить кошку? Ты кормил ее вчера. Часто ли ест эта чертова скотина? — Может, еще слишком рано давать понять, что я не любительница котов. Возможно, позже я свалю на аллергию свою неприязнь к этим мерзким тварям (что лишь отчасти правда).

— Нет. Дело не в этом. Она должна зайти. Она хочет забрать свои вещи.

Она. Он даже не может заставить себя произнести ее имя.

Глава 13

— Еще по одной? — спрашиваю я.

Лори смотрит на меня с другой стороны стола. На коленях у Лори сумочка, и она судорожно вцепилась в нее, как только села. Думаю, руки шарят в кошельке, чтобы немедленно метнуть чаевые.

— Полагаю, тебе хватит.

— Брось! Еще один стакан воды тебя не убьет. Ты же знаешь, нужно выпивать восемь в день. — Знаю.

Делаю знак бармену, прося повторить. Это будет пятый стакан воды для Лори. И поскольку я не хочу отставать. от нее, это будет моя пятая «Маргарита».

Часом позже обнаруживаю себя в своей квартире. Я покачиваюсь и чувствую: что-то неладно. Наконец, перестав качаться, я понимаю, что дома тихо. Слишком тихо. Квартира пуста.

О, какой восторг! Весь вечер я буду предоставлена сама себе! Как долго я ждала этого момента! И что делать теперь, когда он настал? Снимаю одежду и ползу в кровать.

Что мне, танцевать нагишом? Принимать ванну с шампанским? Искать по кабельному фильмы Залмана Кинга?

Да одного сознания, что никто, ни одна душа в мире, не вторгнется на мою территорию, для меня достаточно. Погружаюсь в тепло одеял и света ночной лампы, в эфемерный мир «Die Dämmerung». Или «Сумерек». Замечаю, что дважды перечитываю каждое предложение, прежде чем до меня доходит смысл, но уже через несколько страниц мирное течение приносит меня в гавань, существующую только для меня.

Внезапный телефонный звонок выбрасывает меня оттуда на жесткие пружины матраса. Чуть не спрыгиваю с кровати.

Нащупываю будильник. Час ночи. Это не время отвечать на телефонные звонки. Это время тревоги, время «кто-то-попал-в-аварию». Может, поэтому Аманды нет дома?

— Да, алло! — испуганно выдыхаю в трубку.

— Сара?

— Джейк? Что случилось? Ты в порядке?

— Да. То есть, нет. Был ужасный вечер.

— Почему? Что случилось?

— Она только что ушла. Она забрала свои вещи. Все кончено.

— О, а, да. — Неистовый стук в моей груди начинает стихать.

— Я хочу приехать.

— Сюда?

— Это нормально?

— Когда ты будешь здесь?

— Примерно через час.

Смотрю на часы, хотя прекрасно знаю, который час. Прислушиваюсь к тиканью часов, стуку сердца, копаюсь в себе, пытаясь обрести самоконтроль. Трудная задача. Меня все еще мучают последствия пяти коктейлей.

— Уже немного поздно, — тихо произношу я.

— Я знаю.

— Может, это не слишком удачная идея.

— О'кей. Понимаю.

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Было бы здорово.

— Хорошо. Ну, спокойной…

— Э, послушай, Сара, не дашь ли мне свой электронный адрес?

— Электронный адрес?

— Да, я хочу тебе кое-что отправить.

— Хм, о'кей. Ручка есть? — Диктую адрес. — Доброй ночи, Джейк.

Кладу трубку. Испытывая странное удовлетворение, зарываюсь поглубже в подушки и переворачиваю очередную страницу.

Наутро, выскочив из постели, первым делом включаю компьютер. Поскольку на часах 9.15, я не рассчитываю на полный почтовый ящик. Там действительно только одно письмо.

От Джейка, тема: «Привет, Сахарный Медвежонок». Миллион раз щелкаю кнопкой: мне кажется, что письмо открывается недостаточно быстро.

Ужасно, но текста нет. Чувствую себя крайне униженной и оскорбленной. Как он посмел вселить в меня такие надежды, заставить мое сердце биться с такой силой, что я едва помещаюсь в своем «Аэроне», только ради того…

О, погодите. Тут есть приложение. На этот раз я открываю файл медленно, чтобы не стать жертвой еще одной совсем-не-смешной грубой шутки Джейка.

Разве я любительница истязаний? Теплый поток крови в моих жилах внезапно стынет. В носу такое ощущение, словно вдохнула множество маленьких острых сосулек.

Он прислал мне фотографию. Не образец своей работы, не то, что показалось ему смелым или достаточно откровенным, чтобы поделиться находкой со мной. Нет, это его собственная фотография. Вот он, самодовольный, бесстыжий, слился в страстном поцелуе со жгучей брюнеткой. Джейк предполагал поразить меня?

Хрустнув суставами пальцев, готовлю ответ. «Привет, Подонок»? «Эй ты, Дерьмо Собачье»? Весь спектр подобных выражений приходит в голову, поэтому трудно остановиться на чем-то одном. В поисках вдохновения рассматриваю его самодовольную ухмылку на экране компьютера.

— Что за… — Схватившись за край стола, придвигаюсь поближе. У меня появляется предчувствие, что сногсшибательная брюнетка на этом фото может — только может — оказаться мной.

Это и есть я! Я узнаю платье. Узнаю и танцпол на той свадьбе. Но эти чувственные, похотливые, пухлые, приоткрытые красные губы — тоже мои?

Ребята, не знаю, сколько они заплатили фотографу, но этого все равно явно недостаточно. Не знаю, что сказать. Опасаюсь, что это прозвучит, как у капризной, неискренней обладательницы титула Лучшей Актрисы — а, да к черту это! Я прекрасна! Яркая, сексуальная и блистательная!

Может, девушка на фотографии действительно не совсем я. Конечно, не та, известная мне я. С этим неясным свечением в лице, с мечтательным выражением в глазах. Это создание вызвано к жизни мгновенной вспышкой фотокамеры, вспышкой молнии, превращающей жесткие линии в тени — просто нужный ракурс, формирующий расплывчатые черты. По воле камеры она появляется лишь один раз. А затем исчезает навеки.

Или не исчезает?

Я могла бы весь день рассматривать этот снимок, размышляя, кому бы его послать, каким образом переделать его и использовать в будущем, когда я стану знаменитым обозревателем. Знаю: нехорошо так думать, даже вредно для здоровья, подобные мечты, в лучшем случае, истощат жизненные силы, а в худшем — уничтожат меня, когда мне придется столкнуться с грубыми реалиями жизни. Поэтому с тяжелым сердцем беру вновь «Die Dämmerung» и удаляюсь в гостиную.

Перечитывая все тот же абзац, на котором я застряла накануне, понимаю, что чтение ради удовольствия — это непозволительная для меня роскошь. Интересно, кто из нас — я или Принцесса — медленно раздувает пламя моей литературной страсти? Поможет ли мне, если она подбросит в огонь еще несколько поленьев — лучше бы таких хрустящих, зелененьких, с печатью казначейства.

Повинуясь импульсу, снимаю телефонную трубку.

Повинуясь следующему импульсу, кладу ее. Неужели действительно до этого дошло? Я должна умолять, унижаться, оправдываться?

Не сомневайтесь, именно это я и делаю.

Ерзаю на стуле, поудобнее устраивая хвост, и набираю номер. Она отвечает после первого же звонка.

— Привет, это Сара. — Стараюсь, чтобы голос звучал бодро и радостно.

— Сара? — невинно переспрашивает Принцесса.

— Сара Пелтье, — поясняю я, едва сдерживая раздражение. Она чертовски хорошо знает, кто я такая.

— Сара, куколка, ну, конечно же! Прости, ради Бога. Во всей этой неразберихе я совсем потеряла голову. Здесь у нас такая суета, столько дел.

— Но это ведь хорошо, верно?

— Пфф, — фыркает она в ответ.

— Чем бы тебе помочь?

— О, куколка, как это мило с твоей стороны. Но думаю, я кое-как справилась с рукописями…

— Не обязательно с рукописями. Ты все еще не собираешься поискать помощника, чтобы снять с себя часть нагрузки?

— Боже, как бы я хотела! Черт…

Слышу, как телефонный аппарат падает со стола. Почему-то я уверена, что она сделала это нарочно.

— Я слушаю, извини. Вот что я тебе скажу, куколка…

С каких это пор она называет меня куколкой? Это начинает надоедать.

— Тут передо мной лежит книжка. Я хотела прочитать ее сама, но никак не могу найти время. Но это очень секретно. Могу я доверить ее тебе?

— Конечно.

— Отлично. Это как раз по твоей части.

— А как называется?

— Хм? Дай-ка гляну. Черт побери. Могу ошибаться, но, полагаю, это произносится как «Die Dämmerung».

Я с трудом удержалась от глупого хихиканья. Что это за особо секретная книга, если я уже читаю ее?

— Разумеется, я взгляну на нее, — почти снисходительно соглашаюсь я.

— Замечательно. Пришлю тебе с посыльным сейчас же.

К середине дня я все еще сижу в гостиной в ожидании посыльного. Вообразите мое изумление, когда на пороге появляется Аманда. Она застает меня перед погасшим экраном телевизора с обрывком зубной нити в руках. У меня определенно замедленная реакция. Я не слишком внимательно слежу за календарем, но, насколько помню, сегодня среда или четверг. Или вторник. Впрочем, достаточно того, что сегодня будний день, и я никак не ожидала вторжения Аманды.

— Ну и ночка, должно быть, выдалась, а? — приветствую я ее, отрывая кусок нити.

Аманда швыряет сумку на диван, не замечая меня, и проходит мимо, не проронив ни слова. Я принимаю это за приглашение к дальнейшим расспросам.

— Ты заболела? Температура поднялась? Немного… проголодалась?

Аманда резко оборачивается, ярко-голубые глаза сверкают:

— Ты меня осуждаешь, да?

— Что? Нет, конечно, нет.

— Думаешь, я получила повышение только потому, что сплю со своим боссом.

— Я вовсе так не думаю. И в любом случае, кому какое дело? Если бы у меня был симпатичный босс, я бы тоже с ним спала. Полагаю, это очень романтично.

Аманда издает короткий смешок. Горький, хриплый смех.

— Это вовсе не романтично. Это полное дерьмо, и ты это прекрасно знаешь.

Она исчезает в кухне и начинает хлопать дверцами шкафчиков. Отбрасываю нить и иду за ней.

— Что случилось?

Схватив чашку с полки, Аманда злобно тычет ее мне под нос.

— По-твоему, ты действительно лучше меня?

Да.

— Нет! — Это звучит даже забавно.

Заглянув в чашку, Аманда корчит рожу.

— Ты что, развалишься, если как следует отмоешь свою кружку? — И со стуком ставит ее в раковину. — Я устала убирать за тобой дерьмо.

О'кей. Теперь мы переходим на личности.

— Это ты убираешь за мной? Ты ненормальная? Чем, по-твоему, я занимаюсь целыми днями?

— Понятия не имею. А чем же ты занимаешься?

— Во-первых, выношу мусор. И намерена объяснить тебе, что выносить мусор вовсе не означает набивать полный пакет и оставлять его рядом с мусорным ведром. Его следует выносить за пределы квартиры.

— Правда? — Аманда выпрямляется во весь рост, напоминая мне о том, какая я коротышка. — Ну, тогда и я намерена кое-что объяснить тебе, — вскипает она. — Я знаю, что ты тайком пробираешься в мою комнату и берешь без спросу весы. Я хочу, чтобы это прекратилось. В один прекрасный день ты их все-таки сломаешь.

Я онемела, хотя могла бы ответить ей так же жестоко. Просто не могу ничего сразу припомнить.

Аманда не дает мне возможности найти хотя бы слабое оправдание. Взмахнув волосами, она шествует в свою комнату и хлопает дверью. Не желая оставаться в долгу, я тоже отправляюсь к себе и тоже хлопаю дверью. Гораздо громче.

Тычу вилкой в жареную картошку, воображая, что это сердце Аманды. Зубцы входят еще чуть глубже, и я испытываю мимолетное удовлетворение. Перехожу к пыткам следующей картофелины, потом еще одной, и довольно скоро передо мной образуется неплохой набор колотых картофельных ран.

— Ты не голодна? — спрашивает Джейк, отщипывая кусочек моего лосося.

— Не-а, — продолжаю измельчать свой гарнир. — Я просто задумалась.

— У тебя печальный вид.

— Я в порядке. — Изо всех сил вонзаю вилку в кусок рыбы.

— Хочешь анекдот?

— Вообще-то я не в настроении…

— Ты слышала про невежу?

— А? — Вилка застряла в куске лосося, и я не могу вытащить ее. — О нет, кажется, нет.