— Да уж. Действительно неожиданно. Как ты нашел этот…

— Я звонил тебе домой, довольно долго говорил с твоей мамой. Она дала твой номер.

— Здорово. — Звучит не так иронично, как мне хотелось бы.

— Слышал, ты в Нью-Йорке.

— Точно.

— Да ну? И у тебя есть кто-нибудь?

— Ну… — Встречаюсь с кем-нибудь? У меня есть парень? Наконец, просто хороший секс? — Ну, вообще-то ничего серьезного. А как ты?

— Забавно, но сегодня вечером я в Нью-Йорке.

О Боже!

— Правда?

— Экстренная командировка. Я тут всего на один вечер и подумал, что, если ты не занята, мы могли бы встретиться, выпить?

— Ой, Дэвид, извини. Я бы с удовольствием, но…

— Да нет, все в порядке. Не стоит извиняться. Я предполагал, что у тебя уже есть планы. Просто на всякий случай…

— Я польщена…

— Твоя мама сказала, что ты живешь с Амандой Рубенс. Правда?

— Вообще-то я…

— А что делает она сегодня вечером?

— Понятия не имею.

— Ага, ясненько. Передавай ей привет, о'кей?

— Конечно, передам. — Как же. — Будешь в Денвере, позвони. Буду рад встретиться.

— Здорово было бы. Но мне сейчас нужно бежать, Дэвид.

— О'кей, увидимся.

— Пока.

Поспешно отключаюсь.

— Вот она! — слышу голос Аманды.

Хватаю с полки первый попавшийся фильм, молясь, чтобы это не оказался «Калигула». И, обернувшись, оказываюсь лицом к лицу с Амандой. Из-за ее плеча выглядывает голова Джейка.

— Что ты делаешь в этом отделе? — интересуется он.

— Не знаю, думала, не посмотреть ли ужастик.

— Но мы уже выбрали. — Аманда надувает губы. Джейк демонстрирует DVD.

«Тутси». Почему это не пришло мне в голову?

Вопросительно смотрю на Аманду:

— Это интересно тебе?

— Я никогда не видела. — Она пожимает плечами. — Но слышала, что это забавно.

— Отлично. — Выпрямляюсь, отряхиваю коленки. — Давайте возьмем.

Выходим из лавки, когда солнце начинает клониться к закату. Просветы в облаках затягиваются розовыми шторками, уличные фонари облачаются в маленькие оранжевые шапочки. Воздух напоен электричеством. И я не могу одолеть желания скакать на одной ножке.

Прыжками, должна сказать, несправедливо пренебрегают. Это же идеальное сочетание ликующей непринужденности и полного безрассудства — или это одно и то же? Во всяком случае, это вид публичного выражения гедонизма, к которому следует прибегать как можно чаще. Подумайте, насколько счастливее стали бы все мы, если бы решили: «Наплевать на метро! Сегодня утром я отправлюсь на работу вприпрыжку!»

Не могу убедить Аманду и Джейка присоединиться к этой заячьей затее. Ну и ладно. Если у вас нет потребности скакать, никто не заставит вас. И я отправляюсь в путь, оставляя их позади.

— Ты уверена, что все в порядке? — осторожно спрашивает Джейк.

— Не беспокойтесь обо мне! — выдыхаю между прыжками. — Просто небольшой приступ Манни-Д.

— Что такое Манни-Д? — интересуется Аманда.

— Маниакальная… — Прыжок. — Депрессия.

— О Господи, — бормочет она. — Только ты способна изобрести забавное название для своего психологического расстройства.

С рекордным последним прыжком приземляюсь прямо перед своим домом. Затем выпрямляюсь и застываю неподвижно.

В уголке первой ступеньки, съежившись, украдкой затягивается сигаретой одно из самых печальных и несчастных созданий, какое я когда-либо встречала. Внезапно оно вскидывает голову и покрасневшими глазами присматривается ко мне сквозь челку. Я тихо вскрикиваю:

— Лори?

Дрожащими пальцами она закладывает прядь волос за ухо.

— Я… — Голос ее срывается. Она пытается еще раз. — Мне нужно поговорить с тобой.

Поворачиваюсь к Аманде. Та поспешно достает ключи.

— Увидимся дома. — Они с Джейком осторожно обходят зону отчаяния на первой ступеньке и исчезают за дверью.

— Что случилось? — спрашиваю наконец, устраиваясь рядом с Лори.

Губы ее дрожат.

— Меня уволили.

— О! — Помолчав, продолжаю: — И это все?

— Нет, Сара, я серьезно. Я не собираюсь возвращаться. — Лори моргает, сдерживая слезы. — Он назвал меня жирной.

— Нет!

— Да, именно так. — Голос ее вновь срывается. Лори замолкает на секунду, откашливается. — Сегодня утром он так разъярился, что вышвырнул в окно свой мобильный телефон. Я мгновенно вскочила в лифт, ринулась вниз и подобрала миллион этих долбаных кусочков. А потом он орал, чтобы я собрала телефон заново. И каким-то гребаным чудом я заставила эту штуку работать. — Лори кашляет, чтобы скрыть рыдания. — Но к тому моменту он выяснил, что пропустил важный звонок от какого-то режиссера из Лондона. Поэтому он швырнул телефон вновь, на этот раз в меня, и сказал, что никогда не пропустил бы звонок, если бы я побыстрее шевелила своей жирной задницей.

— Лори, это совершенно недопустимо!

— Я тоже так думаю. — Она шмыгает носом.

— Иди-ка сюда. — Обнимаю ее. — Все будет хорошо. Хочешь зайти?

— Не могу. — Лори качает головой. — Я должна поработать над своим резюме. О Господи! — Сигарета выскальзывает из ее пальцев, и она прячет лицо в ладонях. — Мое резюме!

— Знаю, знаю. — Нежно поглаживаю ее по спине. — Не переживай. Я помогу тебе. Я в последнее время поднаторела в этом деле. — Поднимаюсь и достаю ключи.

— Я правда, не могу остаться.

Лори с трудом встает, поправляет челку, разглаживает юбку. Меня поражает, как ей удается сохранять такую невозмутимость. На ее месте я превратилась бы в нечто бесформенное и постоянно рыдающее. Может, опыт научил Лори сохранять самообладание. Но думаю, это все же особый дар. Она еще раз глубоко вздыхает, прикрывает глаза и качает головой. Пууф! Краткий эмоциональный всплеск рикошетом отскакивает от нее.

— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. — Лори засовывает руку в сумочку, вытаскивает телефон и нетерпеливо смотрит на него. — Я знаю, что не удержусь. Включу его, чтобы проверить голосовую почту, и там окажется сообщение, чтобы я вернулась в офис. И я не смогу сказать «нет». — Лори протягивает телефон мне. — Держи. Пожалуйста, верни его завтра в офис.

— Так, значит, все? Ты вообще не собираешься возвращаться?

— Никогда. Пойду домой, заполню бланк на пособие по безработице. А потом начну искать другую работу.

Возвращаю ей телефон:

— Думаю, тебе следует самой вернуть его в офис. Ты должна все высказать этой скотине. И потребовать официального увольнения.

— Не-а, — отмахивается Лори. — Если я потребую официального увольнения, он предложит мне вернуться на работу. И тогда я не смогу считаться безработной. А могла бы рассчитывать как минимум на $400 в неделю.

— Bay! — изумляюсь я. — А ты и впрямь все обдумала.

Она решительно забрасывает сумку за плечо.

— Сара, я думала об этом в течение трех лет. — Целует меня в щеку и уходит.

Лори не пускается вскачь, но ее походка напоминает веселое подпрыгивание. Такого я давным-давно не видела.

Есть очень немного фильмов — их лишь несколько, — которые, если посмотреть их в нужное время и в нужном состоянии, скажут вам все. Эти фильмы вы смотрите еще в юности, на пороге того неудобного перехода к взрослому состоянию, когда готовы открыть безумное магическое явление под названием ирония. Затем вы обращаете внимание на остроумные диалоги или замечаете неожиданные жесты. Вас это невероятно захватывает, потому что очень талантливо, а никогда прежде вы этого не понимали.

И среди всех этих сцен из многочисленных фильмов мне в душу на долгие годы запала коротенькая сцена из «Тутси». Если вы видели этот фильм, то знаете, о чем я говорю. Все из-за монтажа, если угодно, когда Дастин Хофман бредет по парку, размышляя о неудавшейся жизни. Работу потерял, любимая женщина ушла. Руки в карманах, подбородок почти прижат к груди. А потом он останавливается и поднимает взгляд. Мим пытается балансировать на воображаемом канате — одна нога вскинута над бордюром. Дастин мгновение наблюдает за его усилиями. Затем подходит и толкает его.

Ну разве не здорово?!

И знаете, почему еще я люблю пересматривать старые фильмы? Это крайне редкая возможность заново открыть фундаментальную истину, долгие годы прятавшуюся в вашем бестолковом рассеянном сознании, и вы все не могли добраться до нее.

А что за истину я открываю вновь сегодня вечером? Давайте прикинем. «Тутси» — история об актере-неудачнике: он не может найти работу даже ради спасения собственной жизни. Звучит похоже? Держу пари, в этом узнает себя чертова прорва народу. Но, видите ли, Майкл Дорси (то есть Хофман) сыт по горло этой ситуацией, поэтому совершает немыслимое. И речь не о небольших подлогах в резюме. Мы говорим о подлоге в бюстгальтере. Мужчина превращается в женщину, чтобы получить работу!

Думаю, порой вы просто вынуждены делать то, что делаете.

Когда фильм заканчивается, а Аманда допивает бутылку вина, мы все желаем друг другу доброй ночи. Аманда удаляется в свою комнату, а мы с Джейком ныряем в мою.

Двери закрываются. Джейк стягивает джинсы и остается в новых трусах. Он складывает одежду в аккуратную кучку на полу. Я надеваю огромную футболку — на этот раз из Гарварда — и забираюсь в постель. Джейк устраивается рядом со мной.

Меня удручает, что нам незачем более сдерживать наши порывы. Блузки не рвутся по швам, пуговицы не отлетают. Языки не ищут друг друга в жгучем желании, руки не рвутся вниз к заветным местечкам. Вместо этого мы нежно утыкаемся носами в ложбинки между шеей и плечом. Пальцы переплетаются в простом продолжительном пожатии.

Некоторые люди жаждут такой уютной близости. Но мне уют свернувшихся калачиком тел напоминает жадное заглатывание старого выдержанного вина в тот момент, когда хочется текилы с острой закуской.

Джейк лениво забрасывает ногу мне на бедро и кладет ладонь в ямку на животе. Мечтаю о том, чтобы его ладонь двинулась в одном из двух направлений — вверх или вниз. Но она неподвижна.

Нога тяжелеет, мертвым грузом прижимая мое бедро. Рука подрагивает. С разочарованием замечаю, что он погружается в блаженную дремоту.

— Хм, — воркую я, щекоча губами его ухо. По расслабленному телу пробегает дрожь. — Джейк, можно задать тебе вопрос?

— Угу, — зевает он.

— Почему ты никогда не говоришь о своей бывшей девушке?

Он со стоном переворачивается на бок, убирает ноги и руки с моего жаждущего, изнывающего тела.

— Сейчас я уж точно не хочу говорить об этом.

Обнимаю его за талию, пытаюсь притянуть поближе к себе. Джейк не шевелится.

— Это нечестно. Подходящего времени не бывает. Ты никогда не хочешь говорить о ней.

— Разумеется, не хочу. Она ужасное существо. Ненавижу ее.

Я застываю.

— Ненавижу — очень сильное слово, — замечаю я.

— И что? Это правда. Я презираю ее.

— Полагаю, тебе не следует ненавидеть ее. Ты должен питать к ней безразличие.

Джейк поворачивается ко мне.

— Она мне безразлична.

— Вовсе нет, — возражаю я, — если ты до сих пор испытываешь к ней чувства.

— Какие чувства? Это ты вспоминаешь о ней. — Джейк беспокойно ерзает под одеялом. — Неужели ты хотела бы, чтобы мы с ней остались друзьями? Могу позвонить ей прямо сейчас и пригласить на чашечку кофе завтра. Тебя это обрадует?

— Конечно, нет!

— Тогда почему мы вообще разговариваем о ней? По-моему, ты ищешь повод для ссоры. Да?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Ты что, не понимаешь? — Я невинно улыбаюсь. — Я ревную. Безумно ревную. Тебе это льстит?

— Да-а. Это замечательно. — И милостиво вновь закидывает на меня ногу.

— И я хочу… — О'кей, и как мне это сказать? — Я хочу большего.

Джейк возвращает ладонь на мой живот. И я трепещу от облегчения.

— Сара, я сделаю для тебя все. Все, что угодно. Только скажи. — Джейк кладет голову мне на плечо. — Чего ты хочешь?

— Ну… — Поигрываю завитком шелковистых волос на его груди. — Как насчет секса? Для начала?

Он вскидывает голову. Когда Джейк приходит в себя от неожиданности, черты его лица смягчаются, на губах играет очаровательная улыбка.

— Медвежонок, — он нежно берет меня за подбородок, — об этом тебе никогда не надо меня просить.


Даже в бессознательном состоянии Лори всегда была мастером планирования. Следует отдать ей должное — эта девушка идеально организованна. И лучшего дня для увольнения она выбрать не могла.

Сегодня пятница — благословенная пятница! — канун шаббата, единственный день недели, заслуживающий определения «Хороший» с заглавной буквы, и священный день даже для светского клана обитателей Хэмптона — последние включают в себя, конечно же, и Принцессу. Сколько я ее знаю, летом Принцесса никогда не задерживается на работе до самого конца недели. В пятницу она выходит из офиса в полдень, к трем осыпает проклятиями водителей на автостраде к Лонг-Айленду, а около семи уже наслаждается закатом из своего патио в Саутхэмптоне. Биг-Бэн не мог бы отсчитывать время точнее.