И граф пошел ей навстречу. Он не оставил Софи в Париже, выделив ей содержание, как на том настаивала Натали. Он решил взять ее в свой дом на правах родственницы, коей она собственно и являлась, и никакие мольбы супруги не заставили его изменить свое решение. Граф даже выделил той небольшое месячное содержание и позволил ей открыть счет у столичной модистки Натали.

— Она еще молода, ma cheri, и довольна миловидна. Выделю ей небольшое приданое, приодену, вывезу в свет. Глядишь, и мужа себе найдет скоро, — говорил Натали граф. — Вот увидишь, она недолго будет у нас.

Но Натали прекрасно видела натуру этой бедной родственницы. Да, Софи была миловидна, у нее были шикарные рыжие волосы, которые сразу же обращали все внимание окружающих на их обладательницу. (Между нами говоря, Натали была уверена, что это не натуральны цвет волос). Но замуж, судя по всему, она вовсе не стремилась — Натали прекрасно видела, как нравится той внимание мужского пола, да горничные нашептали ей на ушко, что у рыжей бестии было немало любовников, как среди посольских, так и среди французских кавалеров. Нет, замуж она так скоро не пойдет, зато с наслаждением поплавает в Петербургском обществе.

Впрочем, это не ее, Натали, дело. Софи вольна была поступать, как ей того хочется. Она была свободна и не была юной девой, а значит, ей многое позволялось. И именно этой свободе так завидовала Натали, что испытывала сильную неприязнь к ее обладательнице. Сама же она чувствовала себя словно в тюрьме, в которой она обречена провести самые лучшие свои годы.

Натали резко встала из-за стола, едва расслышав, как экипаж выехал со двора. Она быстро прошла в свою половину. Там она присела к секретеру, набросала записку и, позвонив, вызвала к себе одну из личных горничных.

— Отнесешь ему, — приказала Натали. Девушка кивнула в ответ — ей не требовалось уточнять имя адресата.

— Прикажете ждать ответа? — спросила она у хозяйки.

— Нет, ответа не будет, — Натали не ждала письма. Она ждала своего любимого и только его.

Пока одна из ее девушек относила записку, другая в срочном порядке помогала своей барыне привести себя в порядок — долго расчесывала волосы хозяйки, чтобы они приобрели дивный блеск, поднесла новый кружевной капот, такой легкий и красивый, что сразу было видно — вещь не для повседневной носки. Натали купила его в Париже специально для этой первой ночи со дня их расставания во Флоренции. О, это будет особенная ночь, улыбнулась она.

Спустя некоторое время надеждам Натали было суждено растаять, как дым. Вернулась горничная, посланная к Загорскому, и сообщила, что его дома нет.

— А где он, не спросила, дуреха? — нервно вскрикнула Натали.

— Спросила, барыня. Уехал он у самого раннего утра в казармы.

— Записку-то оставила Степану? — Степан был в детстве «дядькой» Загорского, а когда тот уехал учиться, стал его денщиком. Он всегда и во всем горой стоял за своего «касатика», и именно через него с самого начала романа Натали и Сергея и осуществлялись и переписка влюбленных, и их тайные свидания.

— Как же не оставить-то? Оставила. Про ответ сказала.

— Что Степан сказал? Когда барина он ждет сегодня? — Натали увидела, как растерялась девушка, и поняла, что та не поинтересовалась насчет этого. — Ладно, ступай.

Горничная было направилась к двери, но на полпути замерла. Было видно по ее лицу, что она что-то знает, но не решается сказать Натали.

— В чем дело? Что стоишь столбом? — Натали едва не срывалась на крик. Все шло совсем не так, как она планировала. Да еще в голову опять ворвались мысли, что так мучили ее в последнее время. Она каким-то шестым чувством ощущала, что Сергей начинает удаляться от нее, и это страшило ее донельзя. Именно поэтому она до последнего оттянула возвращение в Петербург — она боялась по приезду услышать то, что вовсе не хотела знать.

— Барыня, — несмело начала девушка и замолчала. Ей не хотелось говорить хозяйке то, что она услышала во дворе дома Загорских, но промолчать и утаить это она не могла — барыня должна была узнать.

— Ну же! Если есть что сказать, то говори. А нет — пошла вон! У меня, не дай Бог, мигрень начнется сейчас.

— Барыня, нынче во дворе Загорских, когда записку относила, слышала я, как дворня о молодом хозяине шепчется.

— Какая дворня не перемывает косточки хозяину, — усмехнулась Натали. — Ну, продолжай, что там с ним? Кутеж опять? Или… или… очередная…

— Ох, барыня, — вдруг залилась слезами горничная. — Говорят, князь молодой влюбился до смерти. Все письма ей пишет да цветы шлет каждый день. Дворня шепчется, князь женится…

Натали подскочила к девушке и резко ударила ее по щеке:

— Не лги мне, дрянь! Быть того не может!

— Ах, барыня, — еще горше зарыдала девушка — не бейте меня. То, что слышала, то и говорю. Девушка-то приличная, молоденькая, из семьи хорошей. Князь каждый день выезжает…

— Замолчи! — Натали оттолкнула горничную к дверям. — Пошла вон, лгунья! В деревню отправлю! Скотницей!

— Ах, барыня… — девушка зарыдала во весь голос и выбежала из комнаты, оставив хозяйку в одиночестве. Та стала метаться по спальне из угла в угол, заламывая руки в отчаянье:

— Нет, — шептали ее губы. — Это ложь. Ложь! Не женится… никогда не женится… он обещал, клялся…

Натали была уже не такой мечтательницей, как раньше. Она прекрасно понимала, что рано или поздно Сергею придется исполнить свой долг перед семьей и фамилией и вступить в брак, несмотря на его столь наивную клятву в юности никогда не продолжить род. Она была готова принять этот брак, ведь мать его наследников не могла бы быть соперницей ей, которой принадлежали душа и сердце Загорского.

Но это только при условии, что князь вступал в брак, исключительно повинуясь долгу, а не зову сердца. Последнего Натали боялась, как огня. Она стала замечать в Сергее не так давно какую-то странную меланхолию, столь не свойственную ему, и ее сердце почувствовало близость перемен в их судьбе.

— Нет, не может быть, — прошептала Натали, наивно убеждая себя в нереальности происходящего. — Он любит только меня, уверена… Меня одну.

Она села перед зеркалом и в задумчивости принялась расчесывать волосы.

Даже если он опять влюблен, это ровным счетом ничего не значит. Влюбленность столь быстротечна. Она вспыхивает быстро и горит ярко, как лучина, а потом так же стремительно сгорает дотла и гаснет. Сколько раз он увлекался и столько же возвращался к ней, Натали…

Натали позвонила, вызывая к себе девушку. Ей просто необходимо узнать, кем так увлечен Загорский. Предупрежден — значит, вооружен, а чтобы победить очередную соперницу, ей просто необходимо быть во всеоружии и хорошо подготовленной к войне за сердце любимого. В этот раз Натали чувствовала опасность, ведь та другая была из их круга, да еще девица на выданье. Но у Натали, тем не менее, есть огромное преимущество — ее страсть. То, на что никогда не пойдет наивная инженю. То, что так необходимо такому мужчине, как Загорский.

— Я его не отдам. Никогда, — прошептали губы Натали собственному отражению в зеркале.

К вечеру она уже знала то, что хотела, и полученные вести успокоили ее. За девушкой ухаживал еще и Воронин, причем с серьезными намерениями. А это означало, что ее брак с Сергеем почти невозможен: слишком крепки узы дружбы между ним и Сергеем, и объявление о помолвке с Анатолем было равнозначно отступлению Загорского от нее. Нет, Натали слишком хорошо знала это их негласное правило: любовь одного — табу для другого.

Если только, конечно, девушка не предпочтет предложение Загорского, но и тут Натали была спокойна. Она сомневалась, что Загорский был столь увлечен, что готов решиться сделать этот шаг. Слишком серьезный для него поступок. К тому же, судя по всему, эта провинциалка отдавала свое предпочтение Воронину.

Нет, это совсем не тот случай, когда надо переживать о будущем. Тем более, когда можно приложить небольшие усилия, дабы поменять его. Где уж милой и наивной провинциалке тягаться с ней, одной из признанных королев света?

Поздно вечером к Натали постучались. После разрешения войти в комнату вступила Софи, эта бедная родственница.

— Что вам угодно? — раздраженно спросила ее Натали. — Разве вы не видите, я уже в постели и не совсем не расположена к ведению беседы.

— Уделите мне пару минут, Натали. Всего пару минут, — Софи улыбнулась, и эта улыбка вдруг показалась Натали улыбкой кота, загнавшего в угол мышь. Да еще обращение к ней по имени… До этого момента эта приживалка не позволяла себе подобного.

— У вас несколько минут, Софи, — ледяным тоном ответила Натали. — Я чувствую себя неважно, потому решила раньше лечь.

— О, сожалею о вашем нездоровье. Надеюсь, завтра вы будете в здравии. Жаль, что доктор не сможет вас сегодня навестить, так что не ждите его, — вкрадчивым тоном проговорила Софи, глядя собеседнице прямо в глаза, и от выражения ее глаз Натали стало не по себе.

— Не понимаю, о чем вы толкуете. Разве я вызывала доктора? Да и потом — какой доктор в такой поздний час.

— Вы прекрасно понимаете, Натали, о ком я говорю. Удивительный мужчина! — хищно улыбнулась Софи. — Теперь я прекрасно понимаю, почему вы были столь холодны к мужчинам в Париже. Имей я его в любовниках, я бы тоже забыла об остальных.

— Не смейте разговаривать со мной таким тоном! Вы забываетесь, где находитесь и на каких основаниях. Стоит мне сказать только слово…

— Стоит только мне слово сказать вашему супругу, моему дражайшему дядюшке-рогоносцу… Ах, ну что же вы замолчали? Вам не по вкусу мои слова? А я-то думала, вы просто фригидная льдышка, а у вас тут такой образец мужественности под боком... Он так же хорош в постели, как выглядит? Впрочем, не стоит затруднять себя с ответом. Я уже наслышана о его репутации, и знаете, что? Это так привлекает, так будоражит мою кровь, — Софи облизнула свои полные губы. — Я надеюсь, вы не будете держать на меня обиду, если я проверю, правдивы ли слухи о нем. Иначе, может статься, что вам лучше будет подальше от столичного шума и пыльных мостовых. Например, в деревне. Я думаю, что ваш муж пойдет мне навстречу по поводу беспокойства о вашем здоровье. Ведь лето в городе явно не идет ему на пользу.

Натали на мгновение потеряла дар речи, а Софи, пользуясь ее минутным замешательством, победно улыбнулась той на прощание и, неслышно ступая, вышла из комнаты.

Кровь застучала в висках Натали, словно предвестница той жуткой болезни, что так мучила женщину в последние годы, — мигрени. Она быстро позвонила, чтобы пришла горничная и приготовила ее порошки.

Следовало ей послушать свой внутренний голос, который упрямо твердил, что Софи нельзя брать с собой, но Натали так стремилась вернуться в Петербург поскорее, что попросту отмахнулась от его увещеваний и не стала разубеждать супруга в правильности принятого решения.

Какова змея! Разузнала все сплетни и споро вычислила, какую выгоду она может получить. Натали нутром чувствовала, что та готова на многое, лишь бы добиться своего.

Что ей делать? Софи поставила своей целью заполучить Загорского в свою постель. Она довольно привлекательна, и Натали прекрасно видела, как легко и непринужденно она, мастерица флирта, умеет очаровывать мужчин, поэтому опасалась, что он поддастся на ее уловки. Сергей сегодня не пришел и никого не прислал к ней, и это только подтверждало то, что Натали начала подозревать еще во Флоренции — он опять охладел к ней. Это означало, что снова наступил очередной виток в их отношениях, когда он разделит свою страсть не с ней, а с другой женщиной. Почему бы не с Софи, которая так явно скоро предложит себя ему?

Натали сжала виски руками — боль нарастала с каждым мгновением все сильнее и сильнее, а дворня запаздывала.

Почему? Почему, милый? За что ты опять отдалился от меня? Как мне удержать тебя от того, что снова разобьет мне сердце?

Пульсация в голове стала просто нестерпимой. Натали упала на колени и громко закричала не в силах терпеть более боль, терзающую не только ее тело, но и душу.


Глава 9

Не только Натали провела без сна эту ночь.

Не спалось Марине. Может, сказывалось отсутствие покрова ночной темноты. Может, птички-свиристелки под окном. А может, беспокойство и какое-то смутное предчувствие, терзавшее ее весь прошедший день.

Она мучилась сомнениями, правильно ли поступила, дав надежду Загорскому на ее расположение. Каковы намерения князя в отношении нее? Права ли маменька, столь яростно возражавшая против того, чтобы Марина опять впускала князя в свой круг?

Сразу же после Пасхального завтрака Анна Степановна попросила дочь подняться в свою спальню для «доверительной беседы». Марина послушалась и, переступив порог комнаты, уж было готовилась выслушать поток нравоучений, но маменька удивила ее. Она некоторое время молча стояла у окна, словно с интересом разглядывая происходящее на улице, и лишь спустя некоторое время обратилась к дочери: