— Это ненадолго, что он так часто выходит в свет, — говорила Юля подружке. — Просто из шалопаев сейчас в городе только Загорский да Paul. Вот ему ничего и не остается, как посещать те места, что и граф. Вот скоро вернется в страну граф Воронин. Вот тогда князь и носа не покажет на все эти балы и вечера, так нелюбимые шалопаями «рассадники невест».

— О Боже, что за выражения, Жюли, — притворно ужаснулась Марина и улыбнулась, прикрывая губы веером. — Что за шалопаи? Какое-то общество?

— Да, общество бездельников и бузотеров, — усмехнулась Юля. — Никакое это не общество, просто компания друзей-собутыльников, дружных со времен Лицея. Ох, и шибко они шалят, когда вместе собираются, судя по слухам…


После того, как наступил Великий пост, и по обыкновению шумная светская жизнь замерла на несколько недель, Марина стала видеться с князем в доме у Юленьки, куда Загорский приезжал с визитом вместе с графом Арсеньевым. Они пили чай и беседовали, часто музицировали или играли в шутливые карточные игры под неусыпным надзором матери Юлии или ее престарелой тетушки. Эти моменты были особо дороги Марине, ведь в эти минуты Сергей принадлежал только ей.

— Мы вас, ангелы земные, так склоним к пороку, — усмехался Сергей, а Павел Арсеньев, шутя, грозил ему пальцем.

Одним днем, когда Сергей сидел за роялем и наигрывал легкую мелодию, а Павел обсуждал с матерью Юлии приготовления к венчанию, которое должно было состояться этой весной, подруги сидели у окна и разбирали нитки для вышивания. Внезапно Юлия тихо проговорила:

— Не смотри на него так.

Марина вздрогнула от неожиданности и перевела взгляд на подругу.

— Как?

— Так, словно ты умираешь от жажды, а он — драгоценный глоток воды, — Юленька вздохнула и положила ладонь на руку Марины. — И я сильно опасаюсь, что не только я заметила это. Ты ведь знаешь, пойдут сплетни — не оберешься беды. Я понимаю тебя, душенька, но это… это все так безнадежно. Ты отвадила от себя почти всех своих поклонников. Что ты будешь делать дальше?

Марина помолчала мгновение, а потом вновь вернулась к работе.

— Я не знаю, Жюли. Не дави на меня, пожалуйста, довольно с меня маменьки с ее наставлениями. Если бы не Софья Александровна, давно бы перессорились с ней, право слово. Я…

— Барышни, позвольте прервать вашу столь милую беседу, — окликнул их от рояля Загорский. — Дело в том, что я тут обнаружил премиленькую вещицу, принадлежащую одной из вас.

Он поднял руку, и девушки увидели, что он держит в руке альбом, до этого момента лежащий на рояле.

— Ах, Марина Александровна, я читаю вас, как открытую книгу. Судя по вашему румянцу, это ваш. Вы позволите? — получив легкий смущенный кивок, Загорский открыл первую страницу. — Боже мой, какие рифмы! Какие стансы! А вы коварная покорительница сердец юных представителей бомонда, Марина Александровна. Сколько же тут излияний разбитых сердец! — князь шутливо погрозил ей пальцем, и Марина покраснела пуще прежнего. Весь ее альбом был исписан признаниями и комплиментами ее поклонников, возомнивших себя непризнанными поэтами. Там было довольно много стихов с такими наипростейшими рифмами или вовсе без оных, что не могло не позабавить такого человека, как Загорский. Марина поняла это по тону его голоса, и ей стало неловко за свой альбом.

— Пожалуй, и я оставлю свой след здесь вам на память, — Сергей переместился за бюро с альбомом в руках. — Надеюсь, вы не против?

— Отнюдь, — Марина несмело улыбнулась ему. — Я буду польщена.

Так в альбоме появились те самые надпись и рисунок, страницу с которыми Марина впоследствии не раз открывала и просматривала. Тогда ей показалось, что все это было сделано не просто так, что это — скрытый намек на тайные чувства. Ее большое воображение и влюбленное сердце не позволили рассудку робко возразить, и вскоре Марина решилась на то, на что никогда бы не пошла, не будь она так слепа в своей любви.

В первые же дни после поста был дан большой бал у князя М***. Обещалась быть великокняжеская чета, поэтому в тот вечер в дом М*** съехался весь свет. Маринино сердечко билось при входе в залу в невольном предвкушении — он будет здесь, он обещался нынче днем заехать, и ей казалось, что сегодня что-то должно обязательно произойти. Какое-то чувство неясной тревоги и волнение терзали ее.

Спустя несколько минут после их прибытия на бал князь Загорский действительно подошел к их небольшой компании (Марина, Жюли, Арсеньев и пара поклонников Марины), завязался светский разговор и банальный обмен любезностями. Марина не принимала в нем участия. Девушке так не хотелось прерывать столь скорый миг их встречи, что она пропустила уже три танца, сославшись на легкое головокружение. Она то и дело посматривала на Загорского из-под ресниц, и сердце ее трепетало, словно птичка в клетке. Он был так красив, так ослепительно улыбался своим собеседникам, что она совсем забылась в любовании им и очнулась лишь, когда заиграли вальс, и Павел Арсеньев провел мимо улыбающуюся Юленьку.

Краем глаза Марина увидела, что один из ее поклонников, танец с которым согласно ее бальной книжке должен был быть этот вальс, направился к ней, и быстро, ни секунды не раздумывая, положила сложенный веер на рукав мундира Сергея, уже собравшегося было откланяться.

— Пожалуйста, пригласите меня… — тихо прошептал ее голос, но он услышал ее, судя по тому, как напряглось его лицо.

— Марина Александровна… — начал Сергей, но Марина подняла голову и посмотрела прямо в его глаза. Нет, молили они, не отказывай мне.

— Марина Александровна, — князь склонил голову в быстром поклоне и слегка прищелкнул каблуками. Девушка присела в реверансе и приняла предложенную ей руку, даже не взглянув на мать для одобрения, как того требовало ее воспитание. Она спиной чувствовала ее гневный взгляд и понимала, что ее ждет дома за подобную выходку.

Тем временем они уже вышли на танцевальную площадку, где их появление было встречено откровенно любопытными взглядами и перешептываниями. Марина испуганно задрожала, только сейчас осознав, что натворила.

— Тише, — князь крепче стиснул ее руку, и развернул к себе лицом. — Обещаю, я не отопчу вам ноги.

С этими словами они завальсировали по зале.

Князь не обманул ее. Танцевал он превосходно. Тепло его рук, его близость кружили Марине голову, и постепенно она расслабилась. Все было так, как во многих ее снах: он, она, прекрасная музыка, их танец… Марина то и дело смотрела в глаза князя, встречаясь с его взглядом, слегка удивленным, но в то же время безмятежно спокойным.

— Право, вы — удивительное создание, — тихо сказал ей Загорский в конце вальса после вежливого поклона и, едва держа кончики ее пальцев на склоне руки, повел к ее родственницам, одна из которых просто испепеляла его взглядом. Он поздоровался с обеими дамами, но Анна Степановна, презрев условности, демонстративно руки ему не подала, и Сергей поспешил откланяться.

— Что ты творишь, глупая девчонка? — прошипела Марине мать, но Софья Александровна остановила начинающуюся ссору:

— Помилуйте, Анна, потерпите с упреками. На нас сейчас все смотрят.

— Но дома я тебе устрою…— смирилась мать.

Марина покорно приняла неизбежное и, сделав неглубокий реверанс матери и тетке, вновь влилась в ряды танцующих с подошедшим за время их диалога поклонником. Ей совсем не хотелось сейчас обсуждать произошедшее с кем-либо, поэтому она упорно хранила молчание все время до тех пор, пока они не покинули бал после ужина. Ее поклонники, удивившись ее неожиданной молчаливости и грусти, недолго пребывали в недоумении — один из них, будучи оскорбленным ее пренебрежением во время того самого вальса, умышленно намекнул в кружке завзятых сплетниц о румянце Марины на балу и о возможной его причине. К концу вечера намеки превратились неведомым образом в лживую осведомленность, и сплетня была запущена в гостиные и бальные залы Петербурга.

Вернувшись с бала тем временем, Анна Степановна сослалась на жуткую мигрень, причиной которой являлась «эта невоспитанная нахалка, совсем потерявшая разум», и, отложив расправу с дочерью «назавтра», гордо удалилась к себе.

Благодарная судьбе за передышку, Марина до первой зари не смогла сомкнуть глаз. Ее переполняли чувства, они распирали ее грудь, затрудняя дыхание, и рвались наружу. Она в который раз вспоминала последние слова Загорского, и надежда на ответное чувство пышным цветком распускалась в ее душе. Каждую минуту она вновь и вновь воскресала в памяти памятные ей мгновения последних недель, и, воспитанная на романических книгах, она уже предопределила мысленно дальнейший ход событий. Как истинная смолянка, Марина и не думала о том, что предмет ее обожания имеет на этот счет свое собственное мнение, за что и поплатилась в дальнейшем.

При первых лучах солнца неожиданно к Марине пришло желание вырваться на свободу из тесных стен дома, на свежий воздух. Она быстро и как можно бесшумно, чтобы не разбудить спавшую в гардеробной Агнешку, натянула платье для верховой езды и теплый жакет и спустилась в конюшню. Заспанный Федор, конюх и по совместительству кучер, оседлал кобылку Марины, недовольно бурча, что «будят ни свет, ни заря; честные люди в это время спят сладким сном…».

В Марине же в это время разрасталась волна слепящего восторга, и даже это бурчание Федора не смогло испортить ей настроя на хорошую прогулку верхом. Именно этот восторг и подстегнул ее умчаться прочь от дома на улицы Петербурга, не дожидаясь пока обычно сопровождающий ее Федор, с трудом сбросив с себя остатки сна, займет место в седле. Она знала, что ее ждет дома, скорее всего, хорошая порка за этот проступок и за непослушание на балу, но в данный момент ее бурлящая кровь заставляла ее пустить лошадь галопом в парк.

В этот рассветный час улицы столицы были пусты, лишь дворники мели метлами перед особняками да зазевавшиеся гуляки возвращались по домам с пирушек. В одном месте по пути в парк Марина встретила несколько пеших офицеров, изрядно пьяных и еле державшихся на ногах. Они пытались преградить ей путь, но Марина стегнула кобылу и быстро умчалась от них прочь, подстегиваемая их непристойными выкриками. Эта встреча заставила ее осознать безрассудность ее поступка, и она направила лошадь обратно к дому. Уже приблизившись к особняку, она вдруг в испуге резко натянула поводья, заставив кобылу заржать от боли — в негустой дымке тумана она заметила фигуру мужчины у самого их дома. Услышав громкий звук в тишине весеннего утра, он повернулся к Марине, и она с удивлением узнала Сергея Загорского. Девушка подстегнула лошадь и направила ее быстрым шагом к мужчине, не давая ему и малейшего шанса удалиться прочь.

— Боже, Марина Александровна! — Сергей удивленно моргнул, глядя на девушку снизу вверх. — Что вы делаете здесь в это время?

Марина же слушала бешеный стук сердца в ушах и замешкалась с ответом, смущенная неожиданной встречей практически у нее под окнами. Обрадованная, она начала было искать романтическую подоплеку их невольного рандеву, но тут она заметила его слегка затуманенный взгляд и расстегнутый на верхние пуговицы мундир, видневшийся сквозь распахнутые полы шинели, ощутила слабый запах алкоголя и чего-то еще, что неприятно будоражило ее обоняние.

— А вы, Сергей Кириллович? — резко ответила Марина ему вопросом на вопрос, стараясь удержать на месте лошадь, неспокойно переминающуюся с ноги на ногу, почувствовав родную конюшню. — Вы, смею спросить, так рано поднялись или еще не ложились?

Сергей прищурил глаза и сквозь прищур смотрел ей прямо в глаза, не проронив ни слова. Марина вздохнула и внезапно поняла, что за запах бьет ей в нос, — дешевые французские духи.

— Стало быть, не ложились. Что ж, Сергей Кириллович, не смею вас долее задерживать, — зло проронила она и попыталась объехать мужчину.

Внезапно Сергей схватил лошадь за поводья и остановил ее, до полусмерти напугав Марину. Он было открыл рот, намереваясь ей ответить, но тут стук колес привлек его внимание, и он взглянул куда-то вдаль, мимо лошади. Лицо его помрачнело, и он резко отпустил повод. Марина быстро повернулась, но увидела только удаляющуюся коляску.

— Кто это был? — дрожащим голосом спросила она.

— Раньше надо было об этом думать, — резко бросил Сергей. — Ступайте домой, Марина Александровна. Бог даст, все обойдется.

Не обошлось.

К обеду из гостиной в гостиную передавалась весть о том, что беззаветно влюбленная Ольховская не только открыто преследует князя Загорского, но и, говорят, встречалась с ним тайно ночью. Путешествуя из дома в дом с визитами, сплетня обрастала новыми и новыми домыслами, грозя разрастись до немыслимого.

Марине обо всем поведал граф Арсеньев, единственный прибывший с визитом в тот день в дом Голышевых. Оглушенная этой новостью, она даже не сразу поняла, чем это грозит ей, и только мрачные лица тетки и матери вернули ее на грешную землю.