Лора была удивлена тем, как внимательно слушал отец Джон ее очередное признание.

— Что же произошло потом?

— Он… — Лора была смущена. Она не ожидала, что отец Джон заинтересуется. Обычно в этом месте он прерывал ее, отпускал грехи и налагал епитимью. — Он избил меня.

— Как он это делал?

— Палкой с расщепленным концом, — быстро нашлась она. — Кровь текла по моей спине. Я чувствовала, как ею пропитывается моя одежда. Я молила его прекратить, но напрасно.

— Да, продолжайте, дитя мое.

— Затем он… — Лора напрягла ум, — стянул мои трусы и сделал со мной такое, что я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, пол был залит кровью. Он ушел через открытое окно.

Отец Джон почувствовал усталость. «Откуда она только берет эту чушь?» — он снова отпустил ей грехи и ждал, когда она уйдет.

— Отец, — тихо произнесла Лора, — эти деньги я получила от дочери и хочу, чтобы вы их взяли. У меня достаточно денег на мирские нужды. — Она просунула деньги под решетку.

Отец Джон взял конверт в руки и открыл его. Там лежала толстая пачка денег. Он слышал, как Лора ерзала в исповедальне, и заколебался. Затем, решившись, сказал:

— Спасибо, дитя мое. Ваша добродетель будет оценена Господом.

«Ну уж нет, — подумала Лора. — Моя добродетель будет оценена гораздо раньше».

Она вышла на улицу, чувствуя себя счастливой.

Отец Джон пересчитал деньги. Там оказалось более двух тысяч долларов. «Неплохо, — подумал он. Все оказалось гораздо проще». На следующий день после службы отец Джон, одетый в строгий серый костюм, пошел в банк, где открыл счет на имя Джеймса О'Мелли. Ему нравилось это небольшое греховное приключение. Мир вокруг него жил обычной жизнью, а отец Джон чувствовал себя всемогущим. У него появились деньги, которые давали ему власть. Он решил пообедать в ресторане и выбрал самый дорогой. Отец Джон заказал бифштекс и бутылку красного вина. Ему обязательно нужно теперь научиться жить так, как живет кардинал в Риме.

Глава 13


Бонни стало невыносимо в доме Бартоломью. Семья жила в постоянном напряжении из-за вспыльчивого характера Саймона. Джон, понимая, как неловко Бонни чувствует себя в их семье, предложил ужинать где-нибудь в городе. Эта идея напугала Бонни, так как она раньше почти не бывала в ресторанах. Августина тоже очень редко выезжала куда-нибудь на ужин. Она предпочитала не тратить деньги на ресторан, если дома еда гораздо вкуснее. А у друзей Бонни в университете на это просто не было денег, так что она знала толк только в гамбургерах.

«Le Cadeau» быстро стал любимым местом Бонни в Лондоне. Столы здесь были накрыты розовыми клетчатыми скатертями. На каждом столике в стеклянной вазе стоял букетик васильков. Свежая невинность розового и голубого придавала пище утонченный вкус. Официант, увидев восторг Бонни, решил сделать ее первый вечер в ресторане незабываемым. Кроме того, Джон был его постоянным посетителем. «Ну как же она красива. Как лебедь». Он вспомнил свой родной дом, реку, но быстро взял себя в руки.

— Вы будете делать заказ сразу? — спросил он Джона по-английски с мягким французским акцентом.

Джон улыбнулся.

— Что вы порекомендуете, Пьер?

Пьер оторвал взгляд от стройной, в сером платье, фигуры Бонни.

— У нас есть морские ежи в соусе с шампанским и отличный лосось.

— Хочешь попробовать морских ежей? — спросил Джон.

Бонни кивнула. Ее маленькие серьги с изумрудами переливались на свету.

— А еще принесите лосося.

— Из Шотландии, — вставил Пьер, — пойман сегодня утром. Как вам его приготовить?

Джон ненадолго задумался.

— Отварите в белом вине. А ты хочешь попробовать зелень?

— С удовольствием, — ответила Бонни.

— Хорошо, — сказал Пьер, — сейчас я пошлю официанта, который выберет с вами вино, — и он удалился.

— Джон, какое облегчение чувствую я, сделав заказ.

— Ты не представляешь, какое облегчение быть с женщиной, которая хочет есть. Я привык к таким, кто всегда заказывает салат и бутылку минеральной.

Бонни засмеялась.

— Я не волнуюсь насчет своего веса, но если бы меня это волновало, я предпочла бы стать толстой, чем обходиться без еды. Моя бабушка говорит, что пища продлевает другие удовольствия.

— Как насчет вина?

Бонни нахмурилась.

— Я не разбираюсь в вине. Моя мать так много пила, что я решила никогда не прикасаться к этой гадости. Но недавно моя бабушка открыла несколько бутылок вина. Мне понравилось легкое фруктовое.

— Ладно, — Джон посмотрел на список вин. — Мне кажется, подойдет «Белый Эрмитаж».

— Я сейчас охлажу для вас бутылку, — сказал официант, взяв список из рук Джона.

Бонни расслабилась и оглянулась. Посетители были поглощены разговорами. Она заметила парочку, которая даже не прикоснулась к еде. Они смотрели друг другу в глаза и что-то говорили. Здесь, в переполненном ресторане, они очутились на верху блаженства. Переполнявший их восторг не пропускал звона тарелок и стекла.

— Бонни, — она услышала голос Джона, — что случилось? У тебя вид тоскующего ребенка, который что-то потерял.

Бонни вздохнула.

— Нет, Джон, я ничего не потеряла. Я просто никогда ничего не находила. Ничего, что искала.

— А что ты ищешь, Бонни?

— Не могу объяснить, но, мне кажется, сразу узнаю, когда найду это. Всю свою жизнь я жду… Я как спящая красавица, а надо только сбросить сон и жить с открытыми глазами. Я хочу пережить все яркие волнующие моменты и не смогу довольствоваться чем-то меньшим, — голос девушки звенел.

Джон, слушая ее, забыл о сдержанности.

— Моль, которая летит навстречу пламени, погибает.

— Да, но есть, по крайней мере, хоть одно мгновение, которое незабываемо. — Она замолчала. Она вдруг осознала, что все смотрят на нее. — Я не знаю, что со мною происходит. Мне кажется, я стала другой в последнее время.

В дальнем углу за столиком сидели красивый узкоглазый мужчина и бледная женщина в дорогом платье. Она смотрела на мужа.

— Моль на пламя, — сказала она.

Он слабо улыбнулся:

— Вини во всем себя. Ты вышла за меня замуж. Нужно было слушать свою мать.

Женщина опустила глаза.

— Я помню, когда я была такой же молодой, тоже искала любовь, которая поглотила бы меня. — Она вздрогнула.

— Пойдем, дорогая? — спросил муж. Он учтиво подал ей руку.

Бонни не видела, как женщина бросила на нее грустный взгляд, когда они выходили из ресторана.

Наконец Пьер принес еду для Бонни и Джона.

— Извините, мы немного задержались с приготовлением морских ежей. До приготовления их хранят живыми, и требуется время, чтобы очистить их от панциря. Ежей нужно есть только свежими, иначе они теряют вкус. Надеюсь, вам понравится.

Бонни посмотрела на деликатес розоватого цвета, залитый соусом. Она уже пришла в себя. Она была спокойна и рассудительна. Они с Джоном ели молча. Пища была экстраординарной. Шампанское и морские ежи создавали такой вкус, который Бонни не с чем было сравнить.

— У меня такое ощущение, будто во рту целое море, пронизанное лучами солнца, — сказала она Джону.

— Боюсь, я немного прозаичен, но я люблю приходить сюда. И мне нравится здесь с тобой. Но не позволяй себе так тревожиться, я больше не стану приставать к тебе. Я начинаю понимать, что я тебе не пара. Я не могу все время жить в такой напряженности, о которой ты говорила. Но, — добавил он очень серьезно, — я всегда буду с тобой. Не забывай этого, ладно?

Бонни кивнула.

— Спасибо тебе, Джон. Приятно знать это.

Пьер убрал их тарелки.

— Лосось, — объявил он и поднял серебряную крышку, а там на блюде с петрушкой и тонко нарезанными дольками огурца лежала самая лучшая рыба, которую Бонни доводилось видеть. Рыба выглядела так, будто готовилась к этому моменту всю свою жизнь. Пьер отрезал два кусочка от середины и два от хвоста. Заметив удивление девушки, он улыбнулся.

— Многие думают, что середина рыбы — самое вкусное. В какой-то мере да. Но хвост более жирный, поэтому мы подаем посетителям по два лучших кусочка от разных частей.

— Вот видишь, Бонни, Уинни и Пьер сделали меня гурманом.

— Благодарю Бога за это. Без тебя я бы этого ничего не попробовала. Скажи, у твоего отца всегда был такой характер?

Джон нахмурил брови.

— Видишь ли, джентльменов учат так себя вести. Если у него нет того, что он хочет, он приходит в ярость, пыхтит, готов разнести весь дом. Но на самом деле всем правит мать.

Бонни удивилась.

— Это так. Все мы, один за одним, восставали против отца. Но я не помню, чтобы кто-нибудь ругался с матерью, даже Тереза. Я знаю, что Тереза будет спорить, но мать, заняв твердую позицию, всегда ставит ее на место, вот и все. Она побеждает. Последи за отцом, когда в следующий раз он будет что-нибудь говорить. Он доводит себя до ужасного состояния, но всегда глазами следит за матерью. Если она посмотрит как-то по-особому, он тут же умолкает. Ничто другое не может его остановить, даже немецкие танки. Он очень ценит и уважает мать. Он боготворит землю, по которой она ходит. Но он скорее умрет, чем признает это. Я видел однажды в Саффолке, как в саду он взял мать за руку. Когда он заметил меня, то покраснел, а затем орал целую неделю, что я за ним подсматриваю.

Бонни улыбнулась.

— Я рада, что ты рассказал мне об этом. Я помню ужасные сцены, когда ругались мои родители, и с тех пор я боюсь, когда кричат.

— Не бойся отца. У него золотое сердце. У него было ужасное детство, и из-за этого ему трудно проявить свои чувства. Ему нравится быть похожим на своих друзей, которые сидят в клубах и делают вид, что они сварливые старики с плохими характерами. Но запомни, несмотря на это, большинство из них правит империей бизнеса. Отец хорошо учился в Оксфорде, и он совсем не такой глупый, как хочет казаться.


— Среда — точно не мой день.

Тереза стояла на стуле, а Бонни подкалывала край ее нового платья.

— Не говори ерунду. Еще три дня, и он приедет.

Тереза сверху посмотрела на Бонни.

— Энгусу тридцать два года, но я не думаю, что он когда-нибудь серьезно относился к женщинам.

— Может, ему женщины и не нравятся, — Бонни сжала губами иголки, которыми подкалывала платье. — Моя бабушка не любит мужчин. Она говорит, что только с двумя можно было разговаривать, с ее отцом и сыном.

— Ас отцом Энгуса что-то неладное. Он уединился в родовом поместье в Шотландии. Анжела рассказывала, что с ним постоянно находятся двое слуг мужского пола. Совсем сдвинулся.

Бонни передернуло.

— Господи, как ужасно. Я всегда считала, что аристократы держат свои тайны под семью замками, но никогда не верила в это.

— Да, — сказала Тереза. — И не только за семью замками. Мы всегда хранили тайны там, где их никто не может увидеть или услышать, а сейчас мы доверяем их медикам.

Бонни подумала, что она шутит.

— Нет, я серьезно, — сказала Тереза. — Посмотри на мою подругу Марту. Она из сказочно богатой семьи, но у нее полная потеря аппетита. Это большое неудобство для всех. На семейном совете они решили заключить ее в тюрьму. Они подкупили психиатра, и сейчас у них нет проблем.

— Но это ужасно жестоко.

— Да, но ты должна помнить, что если принадлежишь к такой семье, как наша, от тебя ожидают подчинения. И если не соблюдать правил, тебе этого никогда не простят. Никогда. Если ты выйдешь замуж и брак окажется неудачным, тебе никто никогда не посочувствует. Вот так-то.

— Это значит, что когда ты выбираешь мужчину, ты связываешь себя пожизненным обязательством.

— Да. Когда Джейн Сторнуэй пыталась получить официальный развод, она не только потеряла детей, но никто даже не приглашал ее в гости. Не из-за развода, а из-за того, что она нарушила правила. Основное правило: в саду должно быть все совершенно и никто не позволит, чтобы там существовала какая-то улитка. А ты бы только видела ее мужа — Родни Сторнуэя. Огромная жирная улитка, да и только. Фу.

— Стой ровно, — скомандовала Бонни, — вот так. — Она воткнула последнюю иглу. — Слезай и посмотри.

Тереза спорхнула со стула и приземлилась на ковер.

Через мгновение в дверях появился Саймон Бартоломью.

— Тереза! — прорычал он. — Что за… Тереза! — уже неуверенно пролепетал он.

Она улыбнулась ему.

— Тебе нравится мое платье, папуля?

Она медленно повернулась, а пышная юбка взлетела и слегка поднялась на сквозняке. Бонни собрала волосы и сделала из них пышную прическу: золотая заколка сдерживала густую черную копну. Плечи были оголены. Нежная белая кожа контрастно выделялась на красно-золотистом шелке. Платье было присобрано и подчеркивало талию девушки, а благородные складки ниспадали к ногам.