— Ладно, если ты настаиваешь. Пусть будет так, но не жди, что я буду любезен с ней.

Бонни все еще сердилась.

— И не жди, что Мора будет любезна с тобой.

— Я знаю. Меня не очень любят.

Бонни почувствовала себя виноватой.

— Нет, Энгус, ты восхитителен.

Она была рада тому, что стекло между ними и водителем было поднято и водитель не слышал их беседу. К Энгусу вернулось хорошее настроение.

Глава 23


Бонни понравилась ее новая спальня. Зейкервель гордо расхаживал вокруг нее.

— Ну не умница ли я?

Бонни обняла его.

— Конечно, да. А Энгус говорил тебе? Мы покупаем новый дом.

— А, опять.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, он всегда покупает дома. Но не волнуйся. Вы туда не переедете. Такие мужчины, как Энгус, привыкают к одному месту. Они никогда не бросают свои берлоги. Ему быстро все надоедает, и если он не путешествует, то покупает дома или лошадей. Затем он их продает или раздаривает. Но это неважно. Расскажи о вашей поездке.

Бонни подробно рассказала о поездке в Америку.

— Ты учишься, Бонни, — сказал Зейкервель, после того как она описала, как вел себя Энгус на хоккейном матче. Он серьезно посмотрел на нее. — Жить с Энгусом — это все равно, что быть рядом с непредсказуемым животным. Если ты не будешь следить за тем, что делаешь, то будешь в большой опасности.

Девушка молчала, ее голубые глаза рассматривали озабоченное лицо Зейкервеля.

— Я знаю, — сказала она, — и после того, как провела несколько недель с Энгусом, поняла, почему все пытаются предостеречь меня. Я все это понимаю. Но они не могут видеть, какой он добрый внутри. — Она подняла брови. — Сколько невест идут к алтарю девственницами из-за того, что на этом настаивает жених?

— Как благородно с его стороны. — Зейкервель был в затруднительном положении. «Я ведь не могу сказать ей, что он ненавидит заниматься любовью с женщинами?» — спрашивал он себя.

— Опять сплетничаете? — Энгус вошел в комнату. — Зейкервель, я хочу купить большой дом на набережной. Я хочу большую оранжерею и бассейн.

Зейкервель обрадовался:

— Я знаю такой дом. Тебе понравится.

Энгус широко улыбнулся.

— Энгус, ты так ничего и не сделал с этим дурацким сломанным зубом.

Энгус улыбнулся снова.

— Я и не буду ничего делать. Мне нравится иметь небольшой изъян.

Зейкервель бросил быстрый обеспокоенный взгляд на Бонни, но она предпочла мило улыбнуться Энгусу.

— А мне нравится, как ты выглядишь. Это делает тебя особенным, Энгус. — Она поцеловала его в щеку. — А что случилось с твоим зубом?

— Несчастный случай в мои шальные годы. Но с этим покончено. — Он улыбнулся Бонни. Только Зейкервель не улыбался. — В любом случае, — Энгус повернулся к Зейкервелю, — поедем покупать этот дом прямо сейчас.

Они стали составлять план действий.

Бонни позвонила Терезе сразу, как только передохнула от полета.

— Как ты думаешь, могу я попросить сэра Саймона быть моим посаженым отцом?

Тереза засмеялась.

— Не знаю. Отец ужасно относится к Энгусу. Я спрошу маму, подожди. — Она побежала по коридору, затем через минуту взяла трубку. — Мама говорит, что отец согласится с радостью, и говорит, чтобы ты приехала. Она поможет тебе со всеми приготовлениями.

— Большое спасибо, Тереза. Я так об этом беспокоилась. У меня нет ни малейшего представления, как все это делается.

Тереза фыркнула.

— Зато мама очень рада. Она говорит, что это будет для нее тренировка перед моим замужеством. Сирил и Мэри собираются венчаться в синагоге, и отец говорит, что даже стадо диких кабанов его туда не загонит. Хотя он сдастся. Поломается день или два, но он любит Мэри.

Бонни засмеялась.

— У них будет настоящая еврейская свадьба.

— Да. Мэри берет уроки иврита и учится всему. Она перейдет в другую веру. — Тереза захихикала. — Мэри выходит замуж перед тобой. Ты уже наметила дату?

Бонни задумалась.

— Я думаю, что весна в Англии — самое прекрасное время. Я спрошу Энгуса и сообщу тебе.

— Тебе нужно будет составить список, что дарить. — Тереза явно наслаждалась, — иначе у тебя будут тысячи ненужных серебряных кухонных безделушек.

— Думаю, что нам ничего не нужно, — Бонни вспомнила, сколько посуды у Энгуса дома.

— Это неважно. Составь список, а потом отдашь все это на благотворительность.

— Ладно, — сказала Бонни, — я засыплю какой-нибудь благотворительный фонд своими свадебными подарками.

— Да не просто благотворительный фонд, дурочка. В Англии все пожертвования сначала идут животным, а что остается — людям.

— Конечно, дорогая, я забыла про это.

— Кстати, мне не следовало бы это говорить тебе, но Джон решил подарить тебе Моргана.

— Тереза, он рассердится из-за того, что ты сказала мне это.

— Я знаю, — безразлично заявила она. — Он учит Моргана рычать, когда произносят «Энгус».

— Ну и ну, — засмеялась Бонни.

— Джон очень хорошо к тебе относится.

— Знаю, и я тоже. Мне очень хочется получить Моргана в подарок. Надеюсь, что Энгус полюбит его. Тереза, мне нужно идти. Можно я приду к вам на следующей неделе?

— Ладно. В среду в четыре. Проведем организационное собрание вместе с Мэри, Паулиной и мамой.

— Прекрасно. Очень хочу вас снова увидеть. И Моргана тоже. — Она положила трубку.

«Так много дел», — подумала она.


Следующая среда была первым днем, когда собралась вся семья. Мэри и Сирил сидели рядом, как голубки. Сирил приходил каждый раз на эти семейные совещания по вечерам или сразу после работы, а Энгус вообще решил туда не ходить.

— Пока там нет этого Джона, я не возражаю, чтобы ты ходила туда, — сказал он накануне сбора семьи. — Даже несмотря на то, что там находится эта твоя черная глупая скотина. А Джон вообще всегда был сопляком.

— Не смей так говорить о моей семье. Они мои друзья.

— Твои друзья? Зачем тебе нужны все эти люди? И почему именно Бартоломью? Это такая скучная компания. — Он видел выражение ее лица. — Ладно, — сказал он сквозь зубы, — если ты ставишь этих людей выше, чем меня, я уйду. Будешь ужинать одна.

— Я никого не ставлю выше, — запротестовала она.

— Да нет… — Энгус выругался.

Бонни смутилась. Она и прежде слышала, что Энгус ругается, но чтобы это звучало так зло…

— Энгус, почему ты говоришь эти ужасные слова?

— …твою мать? Это ты имеешь в виду? — фыркнул он. — Вы никогда не слышали этого слова раньше, моя маленькая принцесса?

Бонни посмотрела на его перекошенное лицо.

— Да, слышала много раз. Эти слова произносила моя мать, пока не изменилась. Эти слова и многие другие. Знаешь, Энгус, на самом деле ты не шокировал меня. Ты просто напомнил мне кое-что из моей жизни, что я пыталась забыть.

Эти слова были сказаны с такой болью, что Энгус моментально пришел в себя.

— Я не хотел тебя расстраивать, дорогая, — сказал он, обнимая ее. — Я так тебя люблю, что не могу спокойно выносить, что ты заботишься о ком-то еще. — Он стал ее искусно целовать, осторожно коснулся груди. — Ты только подумай, — пробормотал он, целуя нежно ее шею, — когда мы поженимся, будем заниматься любовью целыми днями и ночами.

Бонни представила комнату с большим камином, и как они будут в объятиях друг друга.

— Наша брачная ночь… — прошептала она.

Энгус отклонился и посмотрел на нее.

— Где ты хочешь провести наш медовый месяц?

— Не знаю. Где тебе больше всего нравится?

Энгус улыбнулся. Он подумал об одном борделе Каира. Нет, пожалуй, в баре бисексуалов в Касабланке. Но с недавнего времени он зачастил в один бар в Берлине.

— Берлин, — сказал он.

Взять Бонни в Берлин было все равно, что представить заснеженную Аляску пылающим адом. «Очень интересно» — подумал он.

— Тебе понравится Берлин. Это сказочный город.

Бонни улыбнулась.

— Дорогой Энгус, ты так добр ко мне. Извини, если ты на меня злишься. Знаешь, я люблю тебя больше всех на свете.

— Больше Моргана?

— Ну конечно.

— Хорошо. Я прощаю тебя и даже возьму сегодня с собой на ужин.


Бонни была очень занята перед свадьбой. Ее поражало количество работы, которое вмещало простое слово «трудиться». Маргарет была для нее большой поддержкой, и после долгих уговоров Саймон согласился стать посаженым отцом Бонни.

— Мне никогда не нравился этот парень, Бонни. Говорят он жульничает в картах, — сказал Саймон.

Бонни наклонила голову.

— Говорят, он много чего делает, но я знаю его лучше других. Я знаю, что Энгус никогда не будет жульничать. Вы полюбите его, когда узнаете, — Бонни улыбнулась Саймону.

Саймон что-то проворчал. Тереза взяла отца за руку.

— Он не такой плохой, папа. Я уверена, Бонни сотворит чудо. Посмотри на Патрика. С тех пор, как мы вместе, он больше не носит старомодных костюмов из твида и дурацких жакетов. Он сейчас прилично выглядит. Мы, женщины, меняем жизнь мужчины до неузнаваемости.

Саймон промолчал. Он вспомнил, каким застенчивым и робким был сам, пока не встретил Маргарет. Он пожал руку дочери.

— Да, твоя мать совершила чудо. И твой молодой человек, Тереза, хороший парень. Знал я его отца. Охотился в его поместье в Ирландии. Хороший стрелок был его отец. Парень много от него взял. Меткий глаз, твердая рука, он будет хорошим мужем.

Тереза засмеялась.

— Он станет у меня косоглазым, и руки его будут трястись. — И подмигнула Бонни.

Саймон вышел из комнаты и отправился на поиски Маргарет.

— Ну, — сказала Бонни, — кажется, у тебя все наладилось с Патриком.

Тереза сморщилась.

— Да. Он не такой, как Энгус. У меня не сжимается сердце при виде его. И нет мрачного отчаяния и злости. Мне не нужно ждать у телефона или плакать в подушку от того, что Патрик не показывается. Он всегда звонит, он добрый и милый. Интересно, почему у меня нет той боли, которую мне причиняют другие?

— Не знаю, — серьезно ответила Бонни — Энгус часто приходит поздно и редко вспоминает о том, чтобы позвонить мне. Я думаю, это из-за того, что он не привык к тому, что его любят. Он забывает про то, что я жду его.

— И Патрик, — прервала ее Тереза, — никогда не побежит ночью по поросшему вереском болоту в поисках Терезы. Я говорила со всеми его друзьями. Все говорят одно и то же. Женщинам нужно, чтобы у них сжимало сердце. Ты читала книгу «Последняя любовь»?

— Да, читала, когда мне было четырнадцать лет. Кэти напоминает мне мою мать в те ужасные дни. Боже мой, я не могла бы полюбить того, кто был таким жестоким.

Тереза подняла брови.

— А ты не находишь Энгуса жестоким?

Бонни покачала головой.

— Нет, — убежденно произнесла она. — Он иногда бывает деспотом, на все это можно изменить.

— Надеюсь, ты права, но, — Тереза усмехнулась, — жизнь с Патриком будет скучной, чего не скажешь о жизни с Энгусом.

— Потом посмотрим. Идем. Будем составлять список гостей?


Мелькали недели. Энгус проявлял очень мало интереса к свадебным приготовлениям и жил своей обычной жизнью. Он занимался новым домом на набережной. Дом какое-то время пустовал, и Энгус купил этот огромный особняк за наличные, оформив покупку за сорок восемь часов. Он менял интерьер и строил огромный бассейн.

— Этот бассейн будет побольше, чем у Августины в Америке, — сказал он Зейкервелю.

— Соперник, сукин ты сын, — нежно ответил тот. — Все это делается для того, чтобы Бонни жила здесь в большей роскоши, чем если бы она осталась дома.

Энгус оскалил зубы в своей акульей улыбке.

— Я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее. Вот посмотри на эту мозаику. Она подойдет для холла?

Зейкервель не ответил. Скоро Энгусу все наскучило.

— Делай, что хочешь. Я заберу Бонни. Поедем с ней на скачки.

— А ты думаешь, ей не надоедает сидеть с тобой, пока ты целыми днями ставишь на лошадей и играешь в азартные игры ночами?

— Нет. Она уже привыкла к этому. Она уже знает, как определить хорошую лошадь. К тому же, она никогда от меня не устает. — Он засмеялся. — А еще, я ужасно возбуждаю ее.

— Ах, да, — усмехнулся Зейкервель. — Все это время ты был хорошим мальчиком. Как долго это продлится?

— Бонни направляет и сдерживает меня. Она — то, что мне нужно.

Зейкервель внимательно посмотрел на Энгуса.

— Весь Лондон говорит, что ты покончил с распутной жизнью.