Неужели это сказала я? Это я приглашала копа посмотреть на место преступления? Почему я сразу же не предложила ему образец ДНК и свое полное признание?

Кристофер улыбнулся, и я осознала, что и в самом деле пригласила его. И была бы счастлива в любое время повторить приглашение. Ну, хотя бы для того, чтобы увидеть выражение его лица.

— Буду в восторге. Мне ехать следом за вами?

Кивнув, я сделала неопределенный жест рукой, указывая направление, но он, кажется, понял, куда ехать. Я чуть не пропустила свой поворот и увидела в зеркале заднего вида его озадаченное лицо, когда ему пришлось резко свернуть вслед за мной. И вот мы приехали. Мы оказались на площади перед домом. Я вышла первая.

— Эй! Вы могли бы посигналить, что пора повернуть. Это не очень удобно, когда за тобой хвост.

— Хвост? Это что — полицейский жаргон?

Но я не закончила фразы. Кристофер направился к моему дому.

Похоже, он знал, где я живу.

— Я поискал вас в телефонной книге, — ответил он на незаданный вопрос. — Хотел найти место, удобное для нашей встречи, чтобы оно было не очень далеко от вашего дома.

— О, благодарю вас.

Я размышляла над его объяснением, пока вытаскивала ключи, а он изучал живую изгородь и вдыхал пряный запах воздуха Саванны.

— Не думаю, что еще есть место на земле, которое пахло бы, как это, — тихо сказал он. — Почему отсюда уезжают?

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну, вы же знаете, эта девушка, Марта Кокс. Вот почему здесь может идти речь о грязной игре.

Я не нашлась что сказать. Поэтому просто щелкнула выключателем и пропустила его в холл.

— Сейчас приготовлю кофе. Какой вы предпочитаете?

— С молоком, но без сахара. Могу я пока осмотреть гостиную?

Я пожала плечами:

— Конечно. Будьте как дома.

Он внимательно огляделся, прежде чем войти в комнату. Я отправилась на кухню.

Кофе. Кофе. Пожалуйста, скажите мне, где же этот кофе?

— Потрясающая мебель! — воскликнул Кристофер. — Какой карниз! Восемнадцатый век?

Значит, он был сведущ не только в области кино, но знал еще и старинную архитектуру и мебель.

— Да, — охотно ответила я.

Кофе. Кофе. Иногда я прятала его в холодильник, чтобы не выдыхался.

— А что случилось с фруктовым кексом?

На мгновение мне показалось, что я умерла. Но только на мгновение. С вами ведь случалось такое? Сердце вдруг делает скачок, пропускает удар, и вам кажется, что земля начинает кружиться вокруг вас и у вас останавливается дыхание…

— С каким фруктовым кексом?

Вот оно! Этот момент наступил!

Кристофер держал какой-то мелкий предмет между большим и указательным пальцами.

— Вот засахаренная вишня. Их кладут только во фруктовый кекс. Кроме того, по всей тарелке рассыпаны крошки, а тарелка пуста.

— О, я его выбросила. Он испортился.

— Испортился в смысле был невкусным или стал несъедобным?

— Он был несъедобным.

Все. Дискуссия была окончена.

Кристофер усмехнулся:

— Как вы могли определить качество фруктового кекса?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что все фруктовые кексы одинаковы на вкус, хорошего они качества или плохого. Как вы можете утверждать, что ваш был недоброкачественным?

— Но я хочу сказать, что он был старым. Очень старым.

— Многие фруктовые кексы старые. Насколько старым был ваш? Помните, как несколько лет назад кусок свадебного пирога Уоллес Симпсон и герцога Виндзорского продавался с аукционаnote 4? И какой-то дурак заплатил пару тысяч за кусок шестидесятилетнего кекса.

— Ну, тот выдержанный фруктовый кекс представлял историческую ценность, а этот, его ровесник, такой ценности не имел.

Мой гость присвистнул сквозь зубы.

— Да, это почтенный возраст. Кофе готов?

Итак, расследование окончено? Значит, он не будет проверять мебель и посуду на наличие отпечатков?

Я наконец приготовила кофе, и мы уселись каждый со своей кружкой, ведя приятную и даже замечательную беседу. Внезапно меня осенило, что уже три часа ночи.

Кристофер поднялся, собираясь откланяться, и я проводила его до двери в полном молчании. Он потянулся к моей руке, очень бережно и нежно поднял ее и отвел волосы с моего лба, а я закрыла глаза, вдыхая его запах и слушая его дыхание.

Я почувствовала, как он сделал шаг ко мне. Я ощутила тепло его тела, и наконец его губы прижались к моим. Они были мягкими и нежными, и по всему моему телу разлились тепло и покой. Уже во второй раз за вечер мне показалось, что я умираю.

Его руки обвились вокруг моей талии, а я вцепилась в его спину, как утопающий цепляется за соломинку, будто для меня это было вопросом жизни и смерти. И — о чудо! — он вцепился в меня так же крепко и так же крепко прижал меня к себе.

Потом резко отстранился и сделал шаг назад. Лицо его приняло смущенное выражение, и я не сразу смогла понять почему.

Возможно, это было чувство вины. Трудно сказать. Потом он вздохнул и посмотрел на меня. На мгновение губы его плотно сжались.

— Вам говорил кто-нибудь, что вы вылитая Зазу Питтс?

Голос его стал хриплым, как и мой, когда я ответила, стараясь отшутиться:

— О, конечно! Постоянно говорят.

И снова он потянулся ко мне, и, когда мы коснулись друг друга, его рука опустилась и упала.

— Я позвоню вам, — сказал он мягко, но голос его прозвучал невыразительно.

Прежде чем я успела поблагодарить его за обед еще раз, я уже услышала, как его каблуки простучали по плитам тротуара, омытого мигающим светом уличных фонарей.

— Я позвоню вам, — сказал он, а каждая женщина, знающая, почем фунт лиха, понимает, что это может значить только одно — что я никогда больше не увижу Кристофера Куинна.

Глава 7

Почему-то именно тогда, когда на землю опускалась тихая благостная ночь с надеждой на живительный сон, происходило что-нибудь экстраординарное: то мой аппендикс взрывался отчаянной болью, то моя соседка по комнате в колледже ухитрялась проглотить дюжину таблеток кофеина.

В данном же конкретном случае я просто бесцельно бродила по дому, открывая шкафчики и комоды и перебирая постельное белье. И на этот раз я нашла еще одну записку — памятку тетушки Адели, которая сообщала: «Возможно, ты и не сочтешь этого парня красивым». Я сложила записку и сунула ее в карман купального халата.

Мне надо было столько всего обдумать, о стольком поразмыслить, и мысли эти были и ужасны, и восхитительны. Прежде всего я была убийцей. Но, с другой стороны, вполне возможно, что я встретила мужчину своей мечты. Однако это не отменяло того прискорбного факта, что я оказалась убийцей. И мужчина моей мечты мог уйти из моей жизни так же, как вошел в нее, покинув меня навсегда или обвинив в убийстве во время нашего следующего свидания.

Примерно около четырех часов утра на меня снизошло озарение. А почему, собственно, я не могу позвонить в полицейский участок и попросить к телефону Кристофера Куинна?

Если он не работает на полицию Саванны, я могу позвонить в Чикаго. Это все было столь очевидным, что просто странно, что я не подумала об этом раньше. И особенно привлекательным было то, что полицейские участки открыты двадцать четыре часа в сутки. Мне не надо было ждать до девяти и звонить туда с работы. Поэтому я без четверти пять утра позвонила в полицейский участок Саванны.

— Привет, — сказала я, попытавшись изменить голос.

Не спрашивайте меня, зачем я это сделала, но в тот момент мне казалось, что это совершенно необходимо.

— Офицер Куинн у вас?

Женщина на другом конце линии выразила удивление:

— Что вы имеете в виду? Вы намекаете на то, что он «со мной»?

— Нет, нет, совсем другое! — Все пошло не так, как я задумала. — Я просто хотела узнать, работает ли в вашем отделении офицер Кристофер Куинн?

О, наконец-то я выразилась предельно ясно.

— Возможно, вас устроит, если на ваши вопросы ответит какой-нибудь другой офицер?

— Нет, благодарю вас.

— Вы хотите сказать, что некто по имени Кристофер Куинн утверждает, что он офицер полиции?

— Ну, не совсем так, но я заметила полицейский значок в его бумажнике.

Наступило непродолжительное молчание.

— А значок указывает на его принадлежность к отделению полиции Саванны? И он представился вам офицером?

— Ну, не совсем так.

— Он утверждает, что он офицер полиции?

— Нет!

Я уже была готова добавить, что он отрекомендовался мне профессором колледжа, но передумала и решила не мутить и без того мутную воду.

— Иными словами, мисс Ловетт, вы видели некий блестящий предмет в его бумажнике?

— Ну, пожалуй, вы правы.

Но постойте! Женщина на другом конце провода назвала меня по имени! Значит, мой телефон прослушивается! Не стоит ли на улице возле моего дома полицейский фургон с фальшивой надписью на борту? Ну, скажем, что-нибудь вроде «Морим тараканов» или «Морим грызунов». Я осторожно скользнула к окну и раздвинула занавески. Улица была пуста. Я не заметила ни одного человека с переносным переговорным устройством. Только уличные фонари бросали свой свет на кусты и деревья.

— Вы меня еще слушаете, мисс Ловетт?

— Да.

Я все еще старалась изменить свой голос. Теперь я говорила много тише.

— Откуда вам известно мое имя?

— У нас есть определитель номеров, мисс Ловетт. Теперь такие определители есть везде. Засекает все звонки. Но вернемся к вашему вопросу о так называемом офицере полиции…

— Не важно. Мне пора. Всего доброго.

— В таком случае и вам всего хорошего, мисс Ловетт.

Я повесила трубку, чувствуя себя полной дурой. Все, что я делала, было ошибкой. В том числе и звонок в полицию. И, что хуже всего, теперь им было известно, что я, Николь Ловетт, звонила в отделение полиции Саванны и спрашивала о каком-то офицере Куинне.

А это означало, что я или сыщик, или расчетливая преступница, имя которой всплывет позже в связи с делом о преднамеренном убийстве.

От меня не ускользнул и еще один факт. На мой вопрос так и не ответили. Сейчас я обладала не большей информацией, чем до того, как разыграла свое драматическое представление.

Теперь было бессмысленно звонить в Чикаго.

В эту минуту мне все показалось довольно-таки бессмысленным.

Возможно, имя, которое он мне назвал — Кристофер Куинн, — не было его настоящим именем. Да и весь его облик теперь стал казаться мне мистификацией, начиная от приверженности к старым фильмам и кончая любимой дочерью и безвременно почившей женой.

Собираясь на работу, я все больше проникалась убеждением, что мужчина моей мечты существовал только в моей фантазии.

На телестудии царило лихорадочное оживление, но я не обратила на это особенного внимания. На меня вдруг навалилась тяжелая усталость, несмотря на то что я выпила четыре чашки кофе и съела несколько бисквитов. Сейчас я была одновременно и возбуждена, и отупела от бессонницы.

— Николь! — Мэри Клэр схватила меня за руку. — Тебя дожидается полицейский!

Неужели это был Кристофер? Я с трудом вздохнула.

— Он сказал, что ему надо?

Я провела рукой по волосам, пытаясь привести в порядок прическу. Так просто, на всякий случай.

— Он хочет поговорить с тобой о Марте Кокс. Мне он тоже задал несколько вопросов. Я сказала, что, кажется, ты ее недолюбливала и не захотела принимать участия в мемориальной службе.

— Благодарю, — пробормотала я, охваченная ужасом.

Но Мэри Клэр не восприняла моего сарказма. Он пропал зря.

Я выпрямилась, готовясь встретиться лицом к лицу с Кристофером Куинном. И тут увидела его.

— Мисс Ловетт! — Офицер оказался очень крупным мужчиной. — Я офицер Уильямс из полицейского управления города Саванны. Если я правильно понял, вы ведь были знакомы с мисс Мартой Кокс?

Теперь у меня оставались только две возможности. Я могла согласиться и признаться в своем преступлении или заупрямиться и выиграть время. Но правда заключалась в том, что раз мне все равно грозил арест, то я бы предпочла, чтобы меня арестовал Кристофер Куинн.

— Да, я с ней знакома, — ответила я, стараясь говорить как можно непринужденнее и беспечнее. К несчастью, несмотря на поглощенный мной кофе и бисквиты, я чувствовала себя не лучшим образом. Я сильно нервничала. И тут у меня задергалось нижнее левое веко.

К счастью, офицер Уильямс не заметил этого, будучи погруженным в другое занятие: он делал какие-то пометки в своем блокноте.

— Видели ли вы Марту Кокс после ее прибытия в город?