Дебра Маллинз - В твоей безраздельной власти

Штат Вайоминг, май 1882 года

Люди заворожено наблюдали, как кровать везут через весь город.

Трое пожилых мужчин, расположившихся возле салуна, оторвались от игры в шашки, когда кровать проезжала мимо них на изрядно потрепанном фургоне Амоса Карвера.

– Ты только посмотри на нее, – проскрипел Морт, сдвигая на затылок шляпу шишковатыми пальцами. – Одной такой штуки хватит для целой семьи.

– Или для одной горячей женщины, – заметил Джонни.

– Это точно, – согласился Тейбриел.

Фургон проследовал дальше по Мейн-стрит. Солнечные блики играли на резном изголовье кровати. Вся деятельность в Бэрре остановилась, создавалось впечатление, что весь город околдован фантастическим зрелищем.

Марианна Уестерли, дочь местного пастора, ухватилась за руку матери, едва они вышли из лавки Пирсона.

Ее приглушенный комментарий был похож на молитвенное заклинание:

– Ой, мама, ты только взгляни на этот резной орнамент!

Неподалеку от них беременная Элли Пирсон перестала мести деревянный тротуар возле лавки мужа и удивленно разглядывала кровать, достойную того, чтобы на ней родить самого короля. Она погладила свой большой живот, а ее муж шагнул к ней и обнял за плечи. В его нежной улыбке читалось сожаление о невозможности купить то, что сейчас проезжало мимо.

Сестры Тремонт даже перестали сплетничать с женой мэра и, вытаращив глаза, уставились на удивительное зрелище.

– Бог ты мой! – воскликнула Эммалин Тремонт и покраснела, когда сестра ткнула ее локтем за слишком откровенно проявленный интерес.

Из окна офиса крошечной газеты Сара Энн Калхоун также обратила внимание на необыкновенную кровать. Утреннее солнце добавляло красновато-коричневой отделке дополнительное тепло, и казалось, что дерево живет собственной жизнью. Старый Амос Карвер, сидевший на облучке своей ветхой колымаги, то и дело сплевывающий жвачку и сердито понукающий мулов, мог показаться сущим оскорблением для величественной кровати.

На мгновение в мозгу Сары всплыли полузабытые мечты о белоснежных кружевах и детских колыбельках. Она отмахнулась от этих дурацких мыслей. «Это всего лишь кровать, – напомнила она себе. – Всего лишь еще одно из претенциозных приобретений Джека Донована. И для меня это ровным счетом ничего не значит».

Ничего, кроме возможности черкнуть еще одну статейку в газету.

Улыбнувшись, она потянулась за блокнотом. Как редактор газеты «Бэрр кроникл», она была обязана сообщать обо всем, что может интересовать горожан. А город проявлял очень большой интерес к Джеку Доновану.

Он появился в Бэрре почти год назад и положил в банк скандальную сумму денег. Затем купил участок прекрасных выпасных земель и построил ферму, обставив красивейший дом изумительной мебелью с Востока. Ходили разные слухи об источнике его богатства. Некоторые говорили, что он нашел золото. Другие полагали, что он отпетый преступник, который нашел здесь убежище, чтобы насладиться нечестно добытым богатством. Но поскольку он каждое воскресенье ходил в церковь и никогда не пил больше одной порции спиртного в салуне, матроны Бэрра предпочли пересмотреть его таинственное происхождение. Следует сказать, что многие молодые леди старались женить Джека Донована на себе.

Но не Сара.

Она вышла из офиса газеты, исполненная решимости раз и навсегда положить конец спекуляциям на сей счет. Джек Донован и его таинственное прошлое более не ускользнут от ее внимания. В этом Джеке есть нечто опасное, нечто такое, что подсказывало, что он не был вполне законопослушным гражданином, каковым старался казаться. Как только она раскроет его секреты, наконец-то осуществятся мечты ее отца: «Бэрр кроникл» сделается одной из самых значительных газет в штате Вайоминг.

Сара проследила за тем, как фургон Амоса скрылся за холмом. Город мало-помалу снова зашевелился и вернулся к своим делам. Возобновились разговоры, которые были прерваны при появлении кровати. Заржали лошади, заскрипела кожа, загромыхали по кочкам колеса. Возле церкви группа мужчин снова застучала молотками, возобновив сооружение танцевальной площадки для проведения в субботу весеннего праздника.

Сара отправилась за лошадью, и ее каблучки целеустремленно застучали по дощатому тротуару. Пришло время Страшного суда для мистера Донована. На сей раз, она была полна решимости получить ответы на свои вопросы, и кровать станет хорошим поводом для расследования.

– Вон она пошла, – сказал Джонни, отрывая взгляд от шашек, когда Сара проходила мимо них в сторону платной конюшни.

– Опять идет по душу Донована. – Гейбриел сплюнул, неторопливо побил одну из шашек Джонни и смел ее с доски.

– Никогда не встречал женщины, которая так решительно вознамерилась бы загнать человека в тупик, – прокомментировал Морт.

– Помнишь, как она топала за ним до самого ручья, и он предстал перед ней в чем мать родила? – хихикнул Джонни.

– А потом неслась по городу мокрая с головы до ног. В тот день много пересудов было, – сказал Гейбриел с ухмылкой. – Интересно, как это она так шибко промокла? – добавил он с рассеянным видом.

– А еще тот случай, когда Донован работал в своем амбаре, а Сара загнала его на сеновал? – Морт откинулся в кресле, готовясь вздремнуть. – Ребята, что работают на Донована, рассказывали, что она выбежала из амбара как кошка, у которой загорелся хвост. И с соломой в волосах. Должно быть, она выглядела забавно, тем более что дело было в разгар зимы.

– А помнишь, как она столкнулась с ним в парикмахерской? – спросил Джонни. – Как, по-твоему, она вся оказалась в мыльной пене?

– Это только одному Богу известно, – ответил Гейбриел, забирая еще одну шашку Джонни.

Все замолчали. Щелканье побитых шашек слышалось на фоне бравурной музыки и взрывов хохота, доносившихся из салуна за их спиной.

Сара промчалась на лошади мимо них, и трое мужчин провожали ее взглядами до тех пор, пока она не исчезла за холмом.

– Итак, – сказал Гейбриел, поворачиваясь спиной к шашечной доске. Он нахмурился, когда Джонни сделал следующий ход. – Ты рассчитываешь на свадьбу в июне?

Морт надвинул на лицо шляпу и закрыл глаза, собираясь вздремнуть.

– Угу.

– Попробуй поймать меня дамкой, – сказал Джонни с самодовольной улыбкой.

Когда Сара поравнялась с фургоном Амоса, тот не только не замедлил хода, но даже не повернул головы, чтобы посмотреть, кто его догнал, хотя и сжал одной рукой ложе ружья. Сара поехала шагом на гнедой рядом с мулом Амоса.

– Утро доброе, Амос, – сказала она со слишком уж приветливой улыбкой.

– Доброе, – ответил он, не сводя глаз с дороги.

– Я вижу, ты получил возможность подработать.

– Угу. – Амос повернул голову и выплюнул коричневый сгусток в пыль. Вытерев рот тыльной стороной ладони, он натянул свою весьма поношенную шляпу на развевающиеся от ветра седые волосы.

Сара немного подождала, но пожилой старатель более ничего не сказал.

– Ты работаешь на мистера Донована? – спросила она.

– Угу.

Сара закатила глаза. Она могла бы получить больше информации от мула!

Амос покрутил головой и посмотрел на Сару.

– Он говорил мне, что так и будет, – пробубнил он.

– Что именно? Кто сказал тебе, что так и будет?

– Донован. – Амос небрежно сплюнул в траву близ дороги. – Сказал, что ты обязательно появишься.

– Он так и сказал? – прищурилась Сара. – А что еще он сказал?

– Сказал, чтобы я ни слова не говорил, если какой-нибудь шибко любопытный хмырь из газеты начнет задавать вопросы.

С каждым словом Амоса выражение лица у Сары делалось все суровее.

– Он в самом деле так сказал? – спросила она сквозь зубы.

Амос хмыкнул, отчего табачная жижа выплеснулась ему на лохматую седую бороду.

– Угу. Он платит мне четыре куска, чтобы я отвез эту кровать на ранчо. И не платит мне ни цента за то, чтобы я отвечал на кучу дурацких вопросов.

– Понятно. – Сжимая одной рукой повод с такой силой, что у нее побелели суставы, Сара второй рукой достала ридикюль. – Так вот, я заплачу тебе два куска, чтобы ты ответил мне на вопросы.

Амос хмуро посмотрел на нее.

– Ты только подумай, Амос. – Сара потрясла кошельком. Звон монет породил задумчивый блеск в глазах старика. – Я заплачу тебе зато, чтобы ты просто поговорил со мной.

– Гм… – Старик покосился на кошелек, затем покачал головой. – Я не хочу потерять четыре куска из-за того, что ты суешь свой нос в чужие дела. Если у тебя есть вопросы, разговаривай с Донованом.

– Как будто я не пыталась, – пробормотала Сара. Джек Донован умудрялся уклоняться от ее вопросов в течение долгих пяти месяцев. – Ладно, будь по-твоему. Но я доеду с тобой до места жительства Донована.

– Как тебе будет угодно, – пожал плечами Амос. Едва старик снова сосредоточил все свое внимание на дороге, взгляд Сары скользнул в сторону кровати.

Вблизи кровать выглядела еще более умопомрачительно. Сара мысленно представила, как она будет выглядеть, застеленная шелковым покрывалом. Она нагнулась, чтобы получше рассмотреть один из столбиков. Херувимы парили на фоне цветов. Сара представила, как она пробуждается, и слуга подает ей горячий кофе и бисквиты. Постепенно туманные черты слуги уступили место худощавому лицу с плутовскими темными глазами…

Вздрогнув, Сара изгнала эту картину из головы. Джек не имеет право посещать ее столь интимные мысли. Ее интерес к нему носит чисто профессиональный характер.

И чем скорее она получит ответы на свои вопросы, тем скорее забудет о Джеке Доноване.

– Вы хотите сказать, что его здесь нет? – спросила Сара, чувствуя, что ею овладевает отчаяние.

Мэтт Гомес, стоявший на крыльце огромного белого дома на территории ранчо Донована, улыбнулся чуть виноватой улыбкой. Вокруг них суетились люди, разгружающие части кровати. Сара заметила, что некоторые из тех, кто поднимался и спускался по лестнице, пытались подавить улыбку, да и в карих глазах самого Мэтта поблескивали веселые искорки.

– Я сожалею, что вы безрезультатно съездили сюда. Дьявольщина! Если бы Донован знал, что вы приедете, то, я уверен, отложил бы свою поездку в Ларами.

– О, я уверена! – Саркастический тон Сары согнал веселость с лица мастера. – Не сомневаюсь, что он узнал, что я еду, и поспешил улизнуть, заячья душонка!

– Послушайте, мисс Калхоун, здесь не надо обзываться. – Мэтт сдвинул большим пальцем шляпу на затылок. – Кстати, что означает «заячья душонка»?

– Это означает трус. – Сара невольно улыбнулась, увидев посуровевшее выражение лица Гомеса. – А как иначе бы вы назвали мужчину, который бегает от женщины?

– Благоразумным, – хихикнул Амос, помогая рабочему снять с фургона изголовье кровати. Со стороны мужчин послышалось еще несколько смешков.

– Донован не относится к числу мужчин, которые от всего бегают, – обиженным голосом сказал Мэтт.

– Ну вероятно, мистер Гомес, он бегает только от меня.

Мужчины притихли. Сара торжествующе улыбнулась, решив, что взяла верх. Похоже, присутствующие даже побаивались ее.

– Добрый день, мисс Калхоун.

Сара ощутила спазм под ложечкой, когда повернулась. Джек Донован стоял в нескольких футах от нее, расставив ноги, с его плеч свисали седельные сумки. Темные штаны были покрыты дорожной пылью, равно как и белая рубашка, и черный кожаный жилет. Джек не был здесь самым высоким человеком, но он был на несколько дюймов выше Сары. Он не был столь широк в плечах, как некоторые другие мужчины, грудные мышцы и бицепсы не бросались в глаза. Скорее, его можно было назвать поджарым и жилистым, что говорило в пользу его подвижности и ловкости. Да ему и не требовалась большая масса тела для того, чтобы напугать людей. Большинству достаточно было увидеть его дьявольски черный взгляд, чтобы уступить дорогу.

На Доноване была шляпа, надвинутая на глаза, но по плотно сжатым челюстям Сара поняла, что он раздражен.

Впрочем, он всегда испытывал раздражение при виде журналистки.

– Я не знал, что вы уже вернулись, Донован, – сказал Мэтт.

– Вернулся. А твоим людям нечего делать? – Он кивнул в сторону фургона. Рабочие бросились разгружать фургон с удвоенной энергией.

– Ну, мистер Донован, наверное, я подпортила вам приятный момент. – Сара посмотрела на суетящихся людей, затем снова повернулась к Доновану и спросила: – Вы собираетесь со мной говорить сегодня – или намерены прятаться до моего ухода?

Он долго в упор смотрел на Сару, затем прошел мимо нее к лестнице, где стряхнул с плеч седельные сумки и бросил их на крыльцо.

– Мистер Донован, я разговариваю с вами.

– Я вас слышу, мисс Калхоун. – Джек снял шляпу и хлопнул ею по бедру, чтобы отряхнуть пыль, затем устремил взор на Сару. У нее участился пульс. Должно быть, этот жар в его взгляде объяснялся раздражением, а не какими-то иными эмоциями.