— Расскажи мне о дуэлях, — сказал Уил, обращаясь к Ричарду. — Ты же обещал!

— Ничего я тебе не обещал, — ответил Ричард, отрываясь от созерцания скучных видов, проплывавших за окном, и улыбаясь Уилу.

— Но ведь ты говорил, что расскажешь, говорил!

Ричард устремил на Элиссу взгляд.

— Есть возражения, миледи?

Вопрос был прост и не содержал в себе никакого подвоха, однако Элисса вспыхнула как маков цвет.

Она никак не могла отделаться от ощущения, что каждое слово Ричарда содержит в себе намек на события предыдущей ночи.

Но все же надо было хоть что-нибудь ответить.

— Хорошо, рассказывай, но только о такой дуэли, где все происходило в полном соответствии с правилами, — сказала она.

— Как же иначе, мадам? Заверяю вас, ничего не достойного внимания благородных людей в моем рассказе не будет, — заявил Ричард, затем повернулся к Уилу и начал свое повествование. — Некий француз позволил себе оскорбить любимую сестру короля. Его величество не услышал оскорбительного намека, который тот позволил себе сделать в присутствии английских придворных. К несчастью для француза, его оскорбительная реплика донеслась до меня. Есть люди, которые не одобряют нашего короля, но сестра его величества, вне всякого сомнения, на редкость очаровательная и благородная леди.

Элисса дала себе слово не ревновать Ричарда к сестре короля, какие бы комплименты он ей ни расточал.

Блайт продолжал свой рассказ:

— Я, разумеется, не мог оставить оскорбление без ответа.

— А что же все-таки сказал француз? — спросил Уил.

— Я не стану повторять его слова, поскольку не желаю пачкать рот. Как бы то ни было, я вызвал француза на поединок, и мы договорились о времени и месте встречи. Поединок должен был состояться на рассвете в пригороде Парижа, на поросшем травой поле, которое примыкало к маленькой ферме.

— А Карл знал об этом? — поинтересовалась Элисса.

Ричард нахмурил брови:

— Разумеется, нет. Как можно было ему об этом сообщить, не повторив гнусных измышлений, оскорблявших честь принцессы, а значит, и его честь?

— Стало быть, он не знал, что ты рискуешь жизнью, защищая честь его сестры?

Ричард широко улыбнулся:

— Признаться, я не думал, что моей жизни угрожает серьезная опасность. Пьер не очень-то хорошо владел шпагой.

— А ты хорошо ею владеешь? — спросил Уил.

— Да уж, лучше, чем Пьер… Так вот, ночью пошел дождь и основательно намочил землю. По этой причине я предложил Пьеру отложить поединок. — В голосе Ричарда неожиданно зазвучал металл. — К сожалению, Пьер не внял моим доводам и отказался.

Элисса подумала, что француз скорее всего неверно истолковал предложение Ричарда и решил, что его противник просто-напросто струсил. Ричарду же сама мысль о том, что кто-то может подозревать его в трусости, была нестерпима.

— Итак, когда взошло солнце, мы вышли на поле. Надо сказать, мы оба были не в лучшей форме, поскольку перед дуэлью обычно не спится. Пьер к тому же пытался добрать смелости, которой ему не хватало, с помощью бутылки.

— Как это — с помощью бутылки? — Уил озадаченно посмотрел на Ричарда.

— Он был пьян, — расшифровал Ричард свои слова. — Пьян, молод и напуган.

— Ты, значит, его не боялся, — путем несложного умозаключения пришел к выводу Уил.

— Не боялся. Повторяю, он был пьян, молод и напуган, — сказал Ричард. — Поскольку ночью лил дождь, с деревьев капало, трава была мокрой и скользкой, а от земли поднимался пар. На некотором удалении от нас, в поле, пасся огромный бык, который, как мне показалось, вел себя довольно беспокойно. Однако пора было начинать дуэль, и секундант Пьера подал сигнал к началу.

— А кто у тебя был секундантом? — спросил Уил.

— У меня, видишь ли, вообще не было секунданта.

— Не было секунданта? — с удивлением переспросила Элисса.

— Как я уже говорил, мне не хотелось, чтобы король узнал о поединке, и я решил никого из англичан в известность не ставить. Ну так вот… Мы вытащили шпаги и принялись описывать круги, — продолжал рассказывать Ричард. — Пьер был слишком неопытен и горяч, а потому не прошло и минуты, как он на меня напал.

Увы, он забыл о том, что трава у него под ногами мокрая и скользкая, а руки куда короче, чем у меня. Выпад ему не удался, к тому же он поскользнулся и упал ничком в грязь.

Моя бы воля, я бы этим и ограничился, но он поднялся и снова пошел на меня. Я понял, что остановить его может только рана, поэтому нанес ему удар.

— Ты его убил, да? — прошептал Уил, посмотрев на него округлившимися от ужаса глазами.

— Ничего подобного. Я порезал ему щеку. Я решил оставить ему на память зарубку, чтобы он не забывал о том, что о благородной даме нельзя отзываться дурно.

— Значит, ты его не убил?

— Не убил. Но он все равно умер.

— Как же так? — одновременно воскликнули Уил и Элисса.

— Очень просто. Он промок, простудился и заболел. Его положили в постель и вызвали врача, но он так больше с постели и не поднялся. Как видите, результат дуэли оказались довольно плачевными, и славы этот поединок ни мне, ни ему не прибавил.

— Но все-таки ты поддержал честь сестры короля!

— Поддержал, да, но не в этом дело. Этот парень, Пьер, был просто-напросто глуп, но нельзя же убивать человека из-за того, что у него в голове пусто. Я многих ранил на дуэлях, но ни разу никого не убил. И меня тоже ранили, и не один раз, — закончил свое повествование Ричард.

— Я не заметила на тебе шрамов! — вскричала Элисса, которую мысль о том, что ее муж был ранен на поединке, повергла в ужас. «Какая глупая, жестокая забава, — думала она, — и как хорошо Ричард в своем рассказе это продемонстрировал».

— Ты просто не видела мое тело при дневном свете, — спокойно ответил Ричард.

Элиссе, однако, его спокойствие не передалось. Ее обуревало множество самых противоречивых чувств и эмоций: восхищение, страх, преклонение перед его благородством, даже желание снова увидеть его обнаженным, — но спокойствия она не ощущала.

— «Герб Бармейдов»! — объявил кучер, когда карета въехала во двор гостиницы.

Крик кучера отвлек Ричарда от воспоминаний о несчастном Пьере, и он выглянул из окна кареты.

— Подумать только — «Герб Бармейдов»! Оказывается, этот постоялый двор все еще существует.

— Почему, интересно знать, он так называется? — спросил Уил.

— Понятия не имею, — ответил Ричард.

Пока они ехали, Ричард пришел к выводу, что его пасынку интересно абсолютно все, что происходит на свете.

Его любопытство, которое иной человек счел бы чрезмерным, ничуть не раздражало Ричарда, поскольку свидетельствовало о живом и пытливом уме мальчика. Как говорится, избави нас Боже от детей равнодушных и нелюбопытных!

Избави нас Боже также от жен, которые с помощью хитрости превращают нас в ничтожество, но при этом воспламеняют нам кровь одним только своим взглядом!

Ричард вылез из кареты и принялся обозревать выложенное наполовину из бревен, наполовину из камня здание деревенской гостиницы. Годы, казалось, совершенно его не тронули, и оно оставалось точь-в-точь таким же, что и двенадцать лет назад, когда он, тогда пятнадцатилетний парень, готовился к трудному и опасному путешествию во Францию.

Там, за домом, где находились конюшни, он вскочил в седло и, помахав на прощание отцу, дал коню шпоры. Тогда он видел его последний раз в жизни.

Ричард отогнал невеселые воспоминания и, взглянув на свою очаровательную жену, сухо улыбнулся:

— Если я справился со своими чувствами при виде этого постоялого двора, то надеюсь, смогу совладать с собой и тогда, когда перед моим взором предстанет Блайт-Холл.

— Мистрис Лонгберн вернулась! — послышался хриплый женский голос, в котором сквозила неподдельная радость.

Ричард повернулся на каблуках и увидел владелицу гостиницы мистрис Хатчли. Она, похоже, тоже нисколько не изменилась с тех пор, как он перебрался на жительство во Францию.

Владелица гостиницы стояла в дверях, уперев руки в широкие бедра, и, как всегда, приветливо улыбалась приезжим.

Уил с радостной улыбкой на лице подбежал к ней.

— Мы были в Лондоне, где мама видела короля и нашла для меня нового папу! Скажи, а пирожные у тебя есть — те, что я люблю?

— Нового папу? — удивленно произнесла мистрис Хатчли, заключая мальчика в объятия. Она перевела взгляд с Элиссы на Ричарда и, кивнув в его сторону, спросила:

— Это, что ли, твой новый папа?

Поскольку ей никто не ответил, она задала этот вопрос снова, но тут на пороге гостиницы появилась молодая пухленькая женщина.

«Должно быть, это Марта, дочь мистрис Хатчли», — подумал Ричард, смутно припоминая розовощекую девчушку с большими голубыми глазами и веселой улыбкой, которая в годы его юности ходила за мистрис Хатчли как приклеенная, держась за ее юбки.

Теперь Марта была хорошенькой молодой женщиной с отлично развитыми формами, да и смотрела она на него совсем не по-детски. Взгляд у нее был самый что ни на есть женский — острый и оценивающий.

— Сын сказал вам правду, мистрис Хатчли, — подтвердила Элисса, решив ответить на вопрос хозяйки гостиницы и таким образом положить конец всем возможным разговорам и домыслам. — Я вышла замуж за Ричарда Блайта, которому король даровал титул графа Доверкорта.

— За того самого Ричарда Блайта, что пишет пьесы и провел детство в окрестностях Оустона? — Мистрис Хатчли с изумлением посмотрела на Ричарда и с минуту не сводила с него глаз. Вся ее доброжелательность неожиданно улетучилась, а на лице появилось брезгливое выражение. — Точно, он! Как только я могла его не признать? Он ведь копия своего папаши!

Повернувшись к дочери, она резким голосом отдала распоряжение:

— Марта! Немедленно ступай на кухню и приготовь гостям какой-нибудь еды. И поставь а печь сладкий пирог — вот для этого юного джентльмена. Поторапливайся! Гости устали и проголодались!

Молодая женщина убежала хлопотать по хозяйству, а мистрис Хатчли обняла Уила за плечи и повела в дом. По пути она оглянулась и, сурово поджав губы, с неодобрением посмотрела на Ричарда.

Ричарда ранили на поединках много раз, но все это были булавочные уколы по сравнению с той болью, которую он испытал, осознав, что старые слухи и сплетни, порочившие его родителей, а следовательно, и его самого, все еще живы и по-прежнему исправно циркулируют в округе.

Элисса, пораженная не меньше Ричарда реакцией хозяйки гостиницы, повернулась к нему в надежде получить разъяснения. Ричард ответил ей сардонической улыбкой и язвительным комментарием:

— Никак не ожидал, что о моей семье здесь все еще помнят. Должно быть, моя литературная слава добралась даже до этого медвежьего угла.

— Не стыдно быть таким знаменитым? — поинтересовалась Элисса.

— Тут уж ничего не поделаешь, — сказал Ричард, направляясь к дверям гостиницы, — известность имеет и свою оборотную сторону.

— Мистрис Лонгберн!

Услышав громкий голос какого-то человека, окликнувшего его жену, Ричард повернулся и увидел светловолосого, рослого мужчину, который мчался навстречу Элиссе. Этот человек, должно быть, не бедствовал, поскольку его одежда, хотя и немодная, была хорошо скроена и сшита из дорогой материи. Ботфорты, которые он носил, блестели, как полированный гранит, и были изготовлены из телячьей кожи тонкой выделки.

Его лицо показалось Ричарду знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах этого человека видел. Возможно, подумал Ричард, они с ним встречались во времена его, Ричарда, юности.

Потом Блайт переключил внимание с внешности этого человека на его манеры, которые показались ему излишне фамильярными — и не без причины. Когда незнакомец схватил Элиссу за руки и с обожанием на нее посмотрел, сторонний наблюдатель наверняка бы решил, что это любовник, встречающий свою милую после долгой разлуки.

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул незнакомый Ричарду обожатель Элиссы. — Даже не верится, что вам удалось так быстро вернуться из Лондона… А где же Уил?

Элисса одарила незнакомца благосклонной улыбкой.

— Я тоже не ожидала вас здесь увидеть, мистер Седжмор.

Мы только что приехали, и Уил уже вошел в дом.

Ричард направился к жене и ее приятелю. Его имя ничего ему не говорило, зато утвердившееся у него на лице сластолюбивое выражение говорило о многом и аттестовало этого человека не с лучшей стороны.

— Это ваша карета, Элисса? — Мистер Седжмор с восхищением посмотрел на выкрашенный черным лаком экипаж. — Я знал, что дела у вас процветают, но и представить себе не мог, что они хороши до такой степени.

— Карета и четверка лошадей получены в дар от короля, — громко сказал Ричард.

Элисса и мистер Седжмор как по команде повернули головы в его сторону.

— Это свадебный подарок его величества.

— Что такое? — Мистер Седжмор выпучил глаза и изумленно посмотрел сначала на Элиссу, а потом на Блайта.