Сестра смутилась:

– Я же переживаю за тебя.

– Знаю. – коротко ответила она, небрежным движением вытерев слезы со щек.

– Так что же случилось? – София села рядом со стулом Валентины на пол.

– Ничего особенного. – сказала Валентина, – Прекрасный воскресный день: Лиза смотрела новости, мы с Мишей сидели за пианино. Он поцеловал меня, а я отбила ему несколько пальцев крышкой фортепьяно, так как не выношу, когда меня целуют в шею.

София прижала длинные пальцы к губам и истерично хохотнула:

– О, да! Воскресенье!

Валентина поднялась из–за стола и, закрыв дневник, прошла на кухню к Мише. Молодой человек двадцати лет сидел на стуле. Он спокойно ждал, пока врач монотонным голосом даст указание, как обращаться с перебитыми пальцами. Светлые волосы его были взъерошены, нижняя губа покусана до крови. Он с интересом поглядел на Валентину, когда она зашла на кухню и, дождавшись, когда уйдет врач, подошла к нему:

– Это мой дневник. В качестве извинения за то, что изуродовала тебе пальцы, – Валентина села рядом в кресло и вырвала оттуда несколько листов, – я не могу тебе показать всю тетрадь, там много личного, но несколько листов с моими мыслями могут объяснить мое ненормальное поведение.

– Зачем он мне? – но листы он забрал.

– Ты добрый человек открытый, веселый, неглупый, а еще славный, – негромко ответила девушка, – однако я не могу поцеловать тебя в ответ или обнять, или просто быть с тобой. Когда–то давно меня сильно обидели. Я пока не готова к отношениям. Почему – ответы в этих строках дневника.

– Дневник – это душа пишущего человека. Нет, не могу его принять, – Миша протянул ей листы обратно, – я не знаю, что у тебя произошло и не хочу знать…и меня с детства приучали, что нельзя раскрывать чужие секреты. Дневник – твоя жизнь, твои мысли, твои чувства. Будет нечестно читать даже его малую часть.

– Мне нравятся твои слова, – улыбнулась Валентина, – ты умеешь быть милым и рассудительным одновременно.

– Ты тоже необычная девушка, я давно заметил это, – в ответ улыбнулся юноша, – у меня предложение? Давай все забудем? Как будто не было этого дня. Просто начнем наше знакомство заново? М, заключим мир. Как на счет октябрьского отпуска в парке Бичсайд Стенд? Мы все – я, ты, Лиза, София. У меня в Косте живет тетя. Отказы не принимаются, так как на побережье шикарные дикие пляжи. Ты сможешь написать прекрасные пейзажи и хорошо отдохнуть в настоящей дикой природе Америки. Я ездил туда однажды, там так…

– Волшебно, – Валентина медленно кивнула:

– Весь октябрь я свободна. У Лизы отпуск в начале октября. Эм, а София. София! – крикнула она сестру.

– Да, слышу я, – София стояла в дверном проеме, – хм, отпуск…не знаю, мне нужно поговорить с шефом. Я ничего сейчас не могу сказать наверняка. Однако мне нравиться слово Америка.

– Я тоже согласна провести каникулы в Америке. Правда если ты, Валентина, подорвешь самолет, когда очередной мужчина прикоснется к тебе – я получу разрыв сердца, – Лиза аккуратно прошла мимо Софии на кухню.

– О, дорогая прости. Простите меня все, – Валентина прижала холодные пальцы к горячим щекам, – я очень хочу стать нормальной. Я понимаю, что иногда сильно перегибаю палку. Простите меня. Обещаю, что отпущу все свои кошмары. Осталось совсем чуть–чуть. Я уверена, что поездка в Америку изменит многое. Это будет особенный отдых и все наладиться, все будет отлично.

– Когда же оно, наконец, наступит твое «все будет хорошо», – Лиза уселась во второе кресло и тяжко вздохнула.

– И еще, – Валентина хитро улыбнулась, – прежде чем ехать в парк Бичсайд Стенд я хочу попросить…

– Куда – куда? – Лиза откинулась в кресло, – Вы серьезно собрались в Орегон?

– А какие – то проблемы? Если что мы можем придумать план путешествия и не только ограничиться парком. Это легко устроить. Можно взять машины на прокат или придумать много интересных вещей, – пожал плечами Миша.

– Нет, конечно, – засмеялась Лиза, – пляжи Орегона это мечта. Дикая природа, солнце, океан, песок, скалы – это же великолепно! Миша – ты волшебник из страны Оз! Это рай…

– Похоже, она не слышала начало диалога, – заметила София Валентине.

– Похоже, на то, – кивнула сестра.

– Это надолго, – хохотнула София, – бедные уши Миши. А ты что хотела сказать?

– Просто хотела предложить, лететь с пересадкой в Лондоне, а потом посетить всего на день или два Нью–Йорк. В начале октября отеле «Plaza» состоится встреча Пауло Коелье с поклонниками, а еще актеры дадут интервью о будущем фильме по книге бразильского писателя. – на губах Валентины появилась мечтательная улыбка, – его книги великолепны. Я бы хотела увидеть Пауло настоящим, а не со снимка на фото.

– О–о, что это ты? Признаешься в любви? Ты думаешь о мужчине? – хохотнула София, толкнув плечом сестру, – Такая мечтательная улыбка на ваших губах леди. М–м, смотри мне еще будешь кричать от восторга, и протягивать блокнотик, чтобы тебе расписались там.

– Фу, – поморщилась Валентина, – «Вероника решает умереть» – одна из моих любимых книг, но…фу – фу! О чем ты говоришь София. Нет, конечно, я не буду себя вести, как тупая фанатка. – обе сестры поглядели с опаской на Лизу. Лиза была занята беседой с Мишей и не слышала разговор девушек. Конечно, слово «тупая фанатичка» не относилась к большой и светлой платонической любви Лизы к Валентину Харту. Валентина имела в виду тех, женщин, которые были готовы растерзать своего любимца, только бы ни одна женская особь, (и желательно мужская тоже), не подошла к нему на расстоянии вытянутой руки. Они лелеяли себя мечтами, что когда–нибудь звезда пленительного счастья обратит на них внимание. Глупое, никчемное желание, если бы звезда и снизошла со своего звездного пути ради встречи с одной из них, то, скорее всего встреча носила бы «одноразовый характер». Однажды автограф в тетрадки, однажды короткое «привет», однажды мимолетная встреча в ночном клубе, однажды много алкоголя и секс на заднем сидении машины или переднем, неважно. Важно то, что на следующий день он или она не вспомнили о существовании человека, с которым бы мимолетный флирт.

Лиза объясняла десятки гигов на своем ноутбуке музыки, фото, видео, фильмов, документального кино о Валентине, что он ее муз. Брюнетка имела довольно интересное хобби – писала стихотворения и уже несколько лет входила в союз писателей РФ, после того, как ее сочинения вошли в сборник и заняли первое место в одном престижном конкурсе в Москве. И, правда, строки обретали какой–то скрытый подтекст о любви, силе, красоте, дружбе, когда она хоть глазочком прикасалась к своему музу. Из столицы приезжал даже журналист и деликатно поинтересовался, кто вдохновляет поэтессу. Лиза же строго настрого запретила домашним и подругам говорить, кто был и остался ее вдохновителем. На вопрос она хитро улыбнулась и сказала, что ее секрет останется при ней.

Никто не знал, что твориться в странной голове девушки, даже Валентина понятия не имела, как поступит ее подруга. Иногда Лиза была в каком–то диком бешенстве от одного имени ее кумира, а иногда просто безразлично пожимала плечами и переводила тему разговора. Одно время Валентина, перечитывая книги своего любимого писателя, смотря короткое интервью, пыталась найти в себе ответ, может она тоже так странно начнет себя вести, когда встретит знаменитого писателя. Однако девушка ограничивалась улыбкой в сторону фото писателя и одобрительным кивком, когда на прилавках магазинов появился знаменитый «Алхимик».

– Интересно, она знает или нет, что в Нью–Йорке будет Валентин? – тихо спросила Валентина Софию, но Лиза уже услышала слова последней:

– Конечно, знаю, а еще на пресс конференции будет присутствовать чей–то обожаемый Коелье.

Глава 7

Где – то над океаном.

Рейс Лондон|Нью Йорк.


Лент был благодарен брату за то, что он взял отпуск и согласился составить компанию на пресс конференцию в Нью–Йорк. Меньше всего Харт хотел звонить Амелии и просить ее лететь с ним. После выходки жены он едва сдерживал себя, чтобы не высказать этой женщине все, что думает. Однако он не стал этого делать только потому, что обещал бедной Мили, что разберется во всем без скандала. Не скандалить было сложно. Он потратил слишком много сил, чтобы сохранить разваливающийся брак, а Амелия, чтобы помочь делала все, чтобы вывести его из себя. Будто нарочно издевалась, играла с его чувствами. С начала он переживал, потом злился. Со временем его чувства из любви перешли в отвращение, из отвращения к безразличию. Он жил с ней только потому, что их дочь нуждалась в семье. Однако в последние месяцы Лент уже не мог назвать их семью нормальной. Новости об отношениях супругов просачивались в прессу, а та, была готова разорвать его в клочья, как цепная собака в поиске жирного куска мяса. Гонка за тем, кто первый перехватит информацию журналисты или агенты Харта – не выбивала почву из–под ног, а вытравливала остатки сил.

Единственное, что радовало его – это путь. Когда машина или самолет был в пути и никто не мог нагнать его. В этих перерывах он мог позволить себе расслабиться, откинуться назад к спинке кресла самолета, включить музыку и, закрыв глаза уйти в нирвану. Этим рейсом у него не получилось послушать музыку зарядка на флэшке села.

– Послушал музыку, – Лент небрежно положил проигрыватель в карман куртки, – Данил дай мне свою? Ты меня слышишь? – он проследил за взглядом брата. Данил интересом наблюдал за тремя девушками, что садились вперед:

– Старый лис, ты вообще–то женатый человек, – улыбнулся Лент, разглядывая туристок, судя по одежде и манере разговора.

Одна была с рыжими прямыми волосами, горбоносая, с алыми, пухлыми губами и небольшими синими глазами. Девушка была высокого роста. Ее фигуру амазонки украшал черный элегантный костюм. Говорила она быстро дерзко – напоминала модную женщину сошедшую с обложки гламурного журнала этой осени. Вторая девушка была полной противоположностью первой – полноватая брюнетка, с длинными каштановыми волосами, заплетенными в тугую косу. У нее было бледное лицо, прямой курносый носик и большие черные выразительные глаза. Девушка была одета в цветное платье. Она все время возмущалась, что не посмотрит на Нью–Йорк, так как ее друзья, кажется, забыли очки. Третью девушку Лент хорошо не рассмотрел. Она отвернула от него лицо к молодому человеку с перебинтованной рукой. Девушка была одета в скромную серенькую кофточку и серые брюки. Как ни старался Харт не смог увидеть ее лицо. У нее были длинные прямые волосы, которые доходили ей до поясницы. Их цвет был как первый январский снег, именно этот цвет привлекал и смущал окружающих в самолете. Редко природа шутит, создавая альбиноса.

Наконец, потеряв к туристам интерес Лент, поглядел на брата. Мужчина облизывал тонкие губы:

– Зачем ты забрал меня от Тани? Я же захочу вспомнить молодость…о–о, какой цветник. Кстати, они русские…черт, брат это нечестно, я попал в плен к русалкам.

– Ты не в море, а над морем, – Харт не удержался от улыбки, – в самолете, а не в плену граций. Сядь, наконец, ты как школьник привлекаешь внимание. Мне перед интервью утки не нужны.

– Хорошо – хорошо, – Данил пригладил седеющие вески, – вот поэтому я не люблю путешествовать с тобой брат. У тебя или экипаж из моделей, или…черт, я не знаю, что на такое говорить. Имей совесть я тоже человек. Черт…

– Как прилетим в город сходим куда–нибудь для одиночных знакомств, – Лент нашел еще одну флэшку в кармане, – О? Вроде должна работать.

– Ну–ну, конечно твоя свита из прессы даст нормально расслабиться, – криво усмехнулся брат, – тем более я женатый человек.

– Кто сказал, что мы скажем Тане о нашем приключении, – снова улыбнулся Лент, – женщина должна думать, что она единственная, но не единственная желанная.

– И это сейчас сказал мне женатый человек, – брат покачал головой, – сколько у тебя не было женщины?

– Говори тише. – Харт смотрел список альбомов в памяти, музыку можно было послушать, – Долго.

– Долго это сколько? – приставал с расспросами брат, – У меня, к примеру, несколько недель, а у тебя? Эй, старик, давай говори.

– Мы соревнуемся – кто дольше? – серьезно сказал Харт.

– Я пытаюсь отвлечься разговорами от того прелестного цветника и если ты не поддержишь беседу, клянусь, я пойду знакомиться с русалками, – Данил заерзал в кресле, – пока их принц спит у иллюминатора.

– Два года, кажется, – Лент закончил проверять плэй–лист.

– Ч–то? – Данил решал рассмеяться ему или говорить серьезно с братом, – И что ни одна из всех? Ни–ни?

– Ничего не было ни с одной из моих спутниц или коллег. Я слишком много отдаю времени работе и дочери, чтобы тратить ее на… – мужчина не договорил фразу, потому что его внимание, как и внимание половины самолета привлек высокий женский голос.