– Да, это правда, – рассмеялся юноша. – Все христиане считают, что мы, сарацины, бреем свои головы и они у нас под тюрбанами гладкие, как яйцо, – твердые, четко очерченные губы размыкались и смыкались, приоткрывая полоску ровных и белых зубов.

Валентине было не до смеха, и она поспешила по тропинке к дверце в стене, ограждавшей сад. Быстро вставив ключ в заржавленный замок, придворная дама толкнула открывшуюся со скрипом дверцу.

– Уходите побыстрее, – поторопила она Паксона. – В вашем распоряжении лишь несколько минут.

– Минута может обернуться вечностью. Значит, ты та, кого королева называет Валентиной? – спросил он.

Девушка пропустила вопрос мимо ушей и попыталась подтолкнуть Паксона к дверце, как вдруг в другом конце сада послышались голоса.

– Идите же! – испуганно выдохнула она, оглядываясь через плечо.

– Я не уйду, пока не услышу ответа на свой вопрос, – заупрямился сарацин. – Так как тебя зовут?

Голоса приближались.

– Хорошо, я скажу, – торопливо ответила девушка. – Я Валентина.

Поколебавшись секунду, она мрачно добавила с нескрываемой горечью в голосе:

– Королевская сводня.

Паксон удивленно уставился на нее, посчитав слова придворной дамы неудачной шуткой. Глаза Валентины приобрели зеленоватый оттенок штормящего моря, полные, чувственные губы задрожали – она пыталась сдержать слезы.

Сарацин тяжело вздохнул, осознав, что слова девушки вовсе не были шуткой.

– Доброй ночи, Валентина, королевская сводня, – прошептал он, вскакивая на поджидавшего коня.

Черная охотничья пантера выгнулась и натянула цепь, прикрепленную к седлу. Огромная кошка пристально посмотрела на Валентину своими желтыми глазами.

– Леди Валентина, – раздался голос старой Сины, – королева желает поговорить с вами.

Не обращая внимания на призывы Сины, Валентина смотрела, как Паксон скачет к рыночной площади. Пантера не отставала от коня.

– Леди Валентина! – раскричалась Сина, в ее пронзительном голосе уже слышались истерические нотки.

Валентине захотелось выругаться. Что теперь еще нужно от нее Беренгарии? После холодной бессонной ночи на каменной скамье в саду девушку одолевала усталость. В течение всего этого долгого времени придворная дама тревожно прислушивалась, не раздадутся ли шаги сарацина, выходящего из покоев королевы, и ей казалось, уже целую вечность мучится она угрызениями совести из-за своего предательства по отношению к королю Ричарду. Отвращение к Беренгарии оборачивалось ненавистью. Детские секреты и девические тайны сменились интригами ради того, чтобы Беренгария заполучала к себе в постель свой очередной предмет вожделения.

Нежной красотой новобрачной и притворной невинностью королева покоряла всех мужчин, от мальчишки-конюха до знатного господина. А казалось, только вчера Беренгария остановила свои большие томные глаза на Ричарде, наследнике английского престола, и решила, что должна заполучить его себе в мужья. И король Санчо перевернул землю и небо, чтобы Ричард стал мужем его любимой дочери. Но долгое время все его усилия оказывались безрезультатными: наследник английского престола с детства был помолвлен с Алисой, сестрой Филиппа Французского, и все ухищрения короля Санчо оставались бесполезными, ведь королевские помолвки так же прочны, как брачные узы. Но Ричарду случилось обнаружить, что златовласая Алиса завела себе любовника, и никого иного, как его отца, короля Генриха! И в мгновение ока предложение Санчо насчет богатого приданого, многочисленного войска и оружия для похода в Святую землю стало для Ричарда весьма соблазнительным.

Филипп Французский пришел в ярость. Он бранил Ричарда. «Ты опоздал со своей любовью! Женись на Алисе! – говорил он. – Это не хуже, чем жениться на вдове!» Но Ричард ничего не предпринимал, хотя и не отказывался от помолвки, на что имел полное право, и уже за одно это Филипп был благодарен другу и присоединился к нему со всем своим войском, чтобы нанести поражение армии Саладина в Иерусалиме. Король Генрих, гордый правитель, не знавший стыда, от огорчения слег в постель и отказывался от еды и услуг врачей, чтобы в конце концов умереть и оставить престол своему ненавистному огненно-рыжему сыну.

Беренгария добилась своего: Ричард стал ее мужем, а сама она королевой Англии – королевой, чья нога никогда не ступала на английскую землю и чей муж никогда не делил с женой ложе. Влечение, которое некогда Беренгария испытывала к Ричарду, перебродив, превратилось во враждебность, укреплявшуюся с появлением каждого нового любовника.

Что бы ни думала Валентина о короле Ричарде, все же раскаяние и печаль не покидали ее – не только Беренгария влюбилась в отважного воина, Валентина тоже попала под колдовское обаяние рыжеволосого Ричарда.

– Леди Валентина! – хриплый вопль Сины вернул девушку к действительности.

Придворная дама заторопилась ко входу в башню, где, взволнованно потирая огрубевшие от работы руки, ждала ее старая женщина. Судя по темным кругам под глазами, Сина тоже провела бессонную ночь.

– Леди Валентина, королева ждет вас. Поторопитесь, дитя мое, у нее довольно странное настроение сегодня утром.

Промчавшись мимо толстой Сины, Валентина вошла в покои королевы. В воздухе еще сохранился слабый запах благовоний, к которому примешался чад догоравших свечей. Постель была в полном беспорядке, покрывала валялись на полу. Беренгария, примостившись на скамеечке для ног, обитой вышитой тканью, расчесывала свои густые темные волосы. От ее кожи словно исходило розовое сияние, лицо было свежим, как роза ранней весной, глаза блестели, губы припухли от поцелуев.

– Вы желали видеть меня, Ваше Величество? – тихо спросила Валентина.

– Да, избавь меня сегодня от формальностей, они утомительны, – вздохнула Беренгария. – Я хочу искупаться, а постель следует застелить свежим бельем. Займись этим.

– Хорошо, я прослежу, чтобы все сделали.

– Нет, Валентина, я хочу, чтобы именно ты выполнила мое приказание. Вели также, чтобы перенесли мои вещи в эту комнату. Если кто-то полюбопытствует, скажи, королеве хочется быть поближе к саду. Придумай что-нибудь… ну, например… что я заболела чумой, или что у меня появились симптомы проказы – что угодно! Сегодня вечером Паксон снова придет ко мне, и эта комната мне кажется весьма удобной для встреч с ним.

Беренгария кончиком языка облизнула губы, и глаза у нее стали томными при воспоминании о часах, проведенных в объятиях сарацина.

– Гария! – воскликнула Валентина. – Мне же нужно поспать хоть немного!

Королева бросила на нее сердитый взгляд.

– Ты хочешь сказать, что не спала всю ночь? Почему же ты бодрствовала? – лукаво поинтересовалась она.

– Потому что сидела на каменной скамье в саду! – с жаром ответила Валентина. – Ведь ты не сказала мне, что сарацин останется у тебя на всю ночь! Если бы я знала, то спала бы в своей постели, – с упреком добавила девушка.

Беренгария продолжала расчесывать волосы.

– Я же не виновата, что этот сарацин оказался столь пылким любовником! Мусульмане очень сладострастны! Я просто не могла его успокоить! Снова и снова он овладевал мною. Не успевала я перевести дух, как Паксон уже вновь начинал ласкать меня, – коварно говорила королева, пристально наблюдая, какое впечатление производят ее слова на Валентину.

Взгляд придворной дамы остался твердым и спокойным, но Беренгария отметила, как помрачнели зеленоватые глаза. С самого детства в глазах Валентины, как в зеркалах, отражалось ее настроение: в печали они становились темно-зелеными, как вода в крепостном рву, а от радости приобретали голубой цвет летнего неба.

Беренгария продолжала дразнить ее:

– Паксон – великолепный любовник, дерзкий, напористый, пылкий… просто великолепный!

– Пожалуйста, Гария, не продолжай! Мне это совсем не интересно. Ты должна остановиться и подумать о том, что делаешь! Это все ведь очень опасно!

– Ты беспокоишься, Валентина, о сохранности моей головы или же своей? А может быть, твоя щепетильность объясняется нежными чувствами по отношению к моему мужу?

Валентина возмущенно отшатнулась.

– Гария!

– Мои подозрения верны, не так ли? – настаивала Беренгария, ехидно улыбаясь. – Ты думаешь, я такая уж дурочка, что ничего не замечаю? Ты была со мной на том турнире, где обе мы впервые увидели Ричарда Плантагенета! И ты была так же покорена его доблестью и красотой, как и я сама, да и все остальные женщины, присутствовавшие в тот день на турнире! Ты полюбила Ричарда тогда, и любишь по сей день, потому и защищаешь его, – Беренгария презрительно плюнула, – хотя прекрасно знаешь, что он любит мужчин!

– Зачем вы так говорите, моя королева? Зачем вы клевещете на короля? Пока вы не стали распускать эти злобные слухи, даже слабая тень позора не касалась моего повелителя Ричарда. Золото, что он дает вам для ваших нужд, вы используете на подкуп музыкантов и певцов, чтобы они насмехались над ним в своих песнях! Ричард Львиное Сердце посвятил себя святому делу, а вы, Ваше Величество, издеваетесь над супругом за то, что он пренебрегает обязанностями мужа ублажать ночами жену. Как глупо!

– Нет, Валентина, это ты глупа! Ты не видишь того, что всем ясно, как белый день. Ричард не столько поглощен завоеванием Святой земли, как обменом нежными улыбками с Филиппом, – принялась настаивать на своих обычных обвинениях Беренгария.

– Король Франции – его друг с детства, – возразила Валентина.

– А этот фатоватый музыкант? – возмутилась Беренгария.

– У них общие интересы. Ричард так любит музыку! И сам, к тому же, сочиняет мелодии, причем весьма приятные для слуха!

– А не умеет ли мой повелитель также готовить, прясть и шить? Раскрой глаза, Валентина! Мой муж не питает расположения к женщинам.

– Я этому не верю, – резко ответила придворная дама, и ее глаза блеснули. – Но даже если это и так, твое поведение, Гария, все равно называется изменой и предательством! И твои ненасытные плотские желания подвергают опасности не только тебя, но и меня, и Сину, и всех твоих приближенных!

– Довольно! Вы переходите дозволенные границы, леди Валентина! Напоминаю вам, что говорите вы сейчас с вашей королевой! При всех этих разговорах об измене… как бы вы расценили свое поведение в отношении меня? Пожалуй, мне следует приказать вздернуть вас на дыбе и четвертовать! – Беренгария отшвырнула расческу и угрожающе двинулась на Валентину. – Ваша королева советует вам, леди Валентина, попридержать язык и приготовить ей ванну.

Взгляд Беренгарии, устремленный на придворную даму, не оставлял сомнений в реальности угрозы. Валентина содрогнулась и принялась снимать простыни с постели королевы.

– Ваше Величество забывает, что я придворная дама, а не служанка. Я передам слугам указания насчет ванны.

– Валентина, – вдруг заговорила очень вкрадчиво Беренгария, – меня сейчас посетила одна хорошая мысль. Помнишь, как Сина купала нас, когда мы были с тобой детьми? Ты говоришь, тебе нужно поспать?

При воспоминании об обнаженном теле Валентины, сверкающем в потоке солнечного света, взгляд королевы стал жгуче-томным.

– Ваше Величество может искупаться, но без меня, – твердо заявила Валентина, от отвращения ее даже передернуло. – Королева забывает, что мы уже не дети.

Беренгария собралась было возразить, но передумала. Лучше уж подождать и выбрать нужный момент! В глубине души королева не сомневалась, что рано или поздно Валентина подчинится всем ее желаниям. Ведь она молодая женщина, вполне созревшая для страсти, но, вне всякого сомнения, еще девственница.

Вся жизнь Валентины, исполнявшей теперь обязанности придворной дамы, проходила изо дня в день под пристальным взором повелительницы. Приближенные королевы вели довольно замкнутый образ жизни, и ни один мужчина не мог бы ухаживать за дамой без ведома и одобрения Беренгарии.

– Сегодня у меня нет желания чувствовать на своем теле шершавые руки Сины. Если ты отказываешься составить мне компанию, то пришли ко мне Тарсу, эту глупую девицу, что присоединилась к нам на Кипре.

Валентина бросила на Беренгарию откровенно презрительный взгляд. Тарса была дочерью Исаака, бывшего правителя Кипра, низложенного Ричардом Львиное Сердце как раз перед прибытием в Акру. Теперь на кипрском троне сидел Ги де Лузиньон – ему король Ричард пообещал в дальнейшем и корону Иерусалима.

– Ваше Величество имеет в виду кипрскую принцессу? – с невинным видом спросила Валентина, зная, что Беренгария бесится, когда слышит титул Тарсы.

– Да, – с жаром ответила королева. – Что ты думаешь об этом неожиданном пополнении свиты?

Беренгария испытующе поглядывала на Валентину.

– К сожалению, я не могу вынести никакого суждения. Мне слишком редко доводилось бывать в обществе Тарсы.

На самом деле Валентина уже составила определенное мнение о кипрской принцессе – смуглой девушке небольшого роста и с соблазнительными формами. Она обладала многими талантами: играла на лютне и арфе, а ее сладкозвучное пение могло бы соперничать с трелями птиц.