Действительно, не прошло и нескольких минут, как гости разъехались. Не ожидая мужа, Валентина кинулась наверх, в спальню. Яна ждала ее.

— Дать вам попить чего-нибудь тепленького, мадам? Вы выглядите такой усталой! Слава Богу, гости не стали засиживаться!

Яна принялась стелить постель, что-то бормоча себе под нос. Она втихомолку негодовала, что графине пришлось развлекать гостей за столом после целого дня таких испытаний.

— Я уезжаю, — сказала Валентина, садясь к зеркалу. Она взглянула туда и вдруг, повинуясь неясному импульсу, стерла со щек румяна. Теперь лицо ее стало неестественно бледным в колеблющемся свете свечи.

— Уезжаете? Но как же, мадам, ведь время спать! Вам надо отдохнуть!

— Это королевский приказ. Или полукоролевский, в зависимости от того, считать ли Мюрата полным королем. Мне предстоит ужинать с маршалом. Знаешь ли, Яна, кто это такой? Боюсь, что не знаешь. О, это большой человек! Полководец, храбрец, да к тому же женат на сестре императора! Белые розы были от него — вспомнила теперь?

Яна не сразу откликнулась. Она не была дурочкой и прекрасно понимала, что означают приглашения на ужин без мужа. А ведь по всему было видно, что господин, пославший цветы, не стал бы брать в такую компанию графа Грюновского.

— Он вам нравится, мадам? Как он, приятный мужчина?

— О да, — едко заметила Валентина. — Надеюсь, он еще и способен понять женщину… Впрочем, сомнительно. Ну ладно, подай мне голубое вельветовое платье, то, закрытое до горла. Мне надо переодеться. В этом платье я сама себе противна.

— Если вам не хочется ехать, — осторожно сказала Яна, — я, пожалуй, скажу внизу, что вы заболели. Может, вы передумаете? Не надо делать это через силу. Ей-Богу, я пойду и скажу за вас…

— Ты мне не сможешь помочь, милая, — невесело улыбнулась Валентина. — И никто мне не поможет, за исключением, быть может, самого Мюрата. В конце концов я могу просить его о поддержке. Он достаточно могуществен, и для него нет препятствий…

— О чем же вы станете ему говорить, мадам? — спросила Яна, борясь с застежками на платье Валентины.

— Я попрошу его защитить меня и сестру от графа, — бросила Валентина. — Неужели ты думаешь, что мне Мюрат нужен как любовник? И что я делаю это втайне от мужа? Нет, моя дорогая, он сам подложил меня, подло подложил Мюрату, чтобы я в постели выведывала разные вещи и передавала графу и его честным друзьям! Я отказалась сперва, и ты видела, к чему это привело — вчера… Он угрожал смертью моей сестры, и я знаю, что он выполнит угрозу. Еще утром я собиралась бежать из этого дома послезавтра. Но сейчас уже нет времени. Мне казалось, что до рандеву с Мюратом у меня есть еще день-другой. За это время мы добрались бы до Чартаца, до Александры. Вдвоем с ней мы сумели бы избежать преследований графа. Я только не думала, что все произойдет так скоро. Но я сделала свой выбор. Я поеду этой ночью к Мюрату и отдамся на его милость. Если в нем сохранилась хоть капля чести или милосердия, он сжалится надо мной!

— На этом свете все имеет цену, мадам, — вздохнула Яна. Своим крестьянским умом она хорошо понимала, что вряд ли кто станет помогать ближнему своему задарма. Ее несколько приземленные представления о целомудрии и чести базировались на практическом подходе. Всю свою жизнь она видела, как торгуют крепостными крестьянами, отбирают у них детей, наказывают розгами или просто барину захочется позабавиться с девкой…

— Я заплачу, если потребуется, — просто ответила Валентина. — Торопись, скоро за мной приедет карета.

И вот тряпье кокотки уже свалено в кучу на полу; снят медальон с бриллиантом, и вместо него на шею ложится жемчужное ожерелье, оставшееся Валентине от матери. Темно-голубое платье наглухо закрыто, и прекрасные плечи и грудь Валентины спрятаны под плотной материей. Длинный плащ цвета сапфира покрывает фигуру, оставляя лицо ее в строгом обрамлении высокого воротника…

Валентина чувствовала себя ужасно измученной. Ломило виски, а невыплаканные слезы жгли глаза и, казалось, от любого неосторожного слова готовы были хлынуть ручьем. Что он собою представляет, этот грубый, со звериными ухватками мужчина, который бесцеремонно набросился на нее с поцелуями, так, как будто она была девкой-горничной? Какой помощи она может ждать от него, кроме как самой помочь ему — утолить его плотский аппетит? Она не знала, с чего же ей начать. Она ведь ничего не знала о любви, вся любовь помнилась ей в форме чего-то унизительного, болезненного, грубого, не приносящего ни нежности, ни наслаждений. Она вся сжималась от отвращения при одном лишь грубом, властном прикосновении Мюрата. Он обращался с женщиной как мужлан. И она собиралась отдаться этому мужику и готовилась вынести с ним все то же, что перенесла с мужем, за исключением (она Бога молила об этом) тех извращенных штучек, которыми он так часто любил забавляться и превращал этим их ночь в кромешный грех… При одном воспоминании об этом ее решимость несколько поуменьшилась. Она в изнеможении прислонилась к высокой спинке кровати… Но миг слабости прошел. «Вперед, или Александру убьют!» Да, граф Грюновский пойдет на все… Оставалось только ехать на этот конфиденциальный ужин, и все, что в ее силах, — это вызвать к себе сочувствие Мюрата. Может быть, он окажется столь благороден, что ничего не потребует взамен своей поддержки. На это была вся надежда.

— Яна, — велела она, — сходи вниз и посмотри, не подъехала ли карета маршала. Уже время.

Девушка вернулась скоро. Она замешкалась в дверях, как бы нехотя оставляя проход для госпожи.

— Карета стоит внизу, — тихо сказала Яна. — Я сказала, что вы сейчас спуститесь. Граф стоит у входа, — добавила она в недоумении от происходящего.

— Спасибо, Яна. Не жди меня сегодня ночью, а лучше собери свои вещи. Если все пойдет так, как я задумала, я за тобой пришлю.

— Доброй ночи, мадам. Бог вам в помощь, а я буду готова.

Валентина сошла вниз по скрипучей лестнице. В холле внизу горели все свечи; посреди холла стоял граф Грюновский в плаще и шляпе, словно тоже собираясь наружу. Услышав скрип ступенек, он взглянул снизу на Валентину.

— Запомни, — сказал он отчетливо, — что тебе надо постараться получить удовольствие от всего этого. Он парень грубоватый, как я думаю, но ты не смей показывать и вида, что ты такая ледышка. Одним словом, завтра я жду от тебя отчета об этой ночи. Тебе надо будет побольше с ним разговаривать, слышишь, побольше!

Валентина прошла мимо него, не повернув к нему лица и ничего не ответив. Граф проследил, как она вышла во двор и французский офицер посадил ее в экипаж. Карета тронулась и выехала со двора, сопровождаемая двумя верховыми.

Граф кликнул карету для себя. Теперь можно было ехать к Потоцкому с докладом об успешно пройденном первом этапе этого дельца.

* * *

— Какого черта вам надо! Я занят!

Обычно де Шавель не был резок с младшими офицерами, но сейчас он был утомлен, а предстояло еще закончить обстоятельный рапорт и отослать его в Париж. Сегодня он обедал в одиночестве и побыстрее вернулся к себе на квартиру работать. И вот около полуночи его побеспокоили.

— Ах, Фонесэ, это вы! А я уж думал, это опять какой-нибудь идиот из штаба. Что там у вас?

Фонесэ, адъютант Мюрата, хладнокровно поклонился. Он давно привык не только к крепким выражениям, но даже к летящим в голову ботинкам, которыми Мюрат часто швырялся в приступах гнева.

— Его Величество маршал Мюрат велел передать вам поклон и просить вас сейчас же явиться к нему на дом. Он просил передать, что это очень важно и связано с его сегодняшним приемом.

— Неужели? — заметил полковник, уже застегивая плащ. — Я поеду с вами, если у вас экипаж.

— Нет, сударь. Но Его Величество велел мне скакать верхом.

— Черт бы вас подрал с потрохами! — выругался полковник. — Пойдите, скажите олухам на конюшне, чтобы седлали мою гнедую.

— Я, простите за дерзость, уже сделал это, — ответил Фонесэ.

— Браво! — одобрил полковник. — В таком случае я готов ехать.

Стояла тихая летняя ночь, просвеченная ясной луной, и дорога до дома в центре Данцига, где жил Мюрат, оказалась очень короткой. Сам дом представлял собою роскошную и просторную башенку, в которой свободно разместился весь штаб Мюрата. В войсках ходила шутка, что отдельная комната была отведена под склад одежды маршала.

Полковник нашел Мюрата в полуподвальной комнате, которую маршал использовал под кабинет для приема. Мюрат был аккуратно одет и задумчиво курил трубку. На столе за ним стоял графинчик с коньяком.

— Садитесь, дружище, — пригласил маршал. — Налейте себе бодрящей жидкости из этой посудины. Представьте себе, это польский бренди, и следует отдать должное гостеприимному хозяину, который его сохранил для нас.

Полковнику стало ясно, что маршал не в духе. Он всегда отпускал добродушные шуточки тогда, когда ему хотелось стереть кого-нибудь в порошок.

— Спасибо, однако я думаю, в этом доме немного останется спиртного к началу нашего похода в Россию!

— Пожалуй, я сам об этом позабочусь! Мне до смерти надоели эти проклятые поляки!

— Вы послали за мной срочно, — напомнил де Шавель. Он отпил польского бренди и поморщился. — Боже мой, маршал, как вы пьете такую гадость — ею только сапоги начищать!

— Вот он, весь вред от аристократического происхождения, — хихикнул Мюрат. — Ну что ж, садитесь. У вас хорошая память, и повод для вашего приезда действительно срочный. Надеюсь, вы сегодня обедали?

— Было такое, — ответил полковник. — Чувствуется, что и вы пообедали, и теперь у вас небольшое несварение от этого обеда, не так ли?

— Вы правы, — заявил Мюрат. — Все это оказалось уловкой. Я поехал сегодня на эту вечеринку к Грюновским, где меня обхаживала мадам, в платье с вырезом до пупка, которая изображала из себя похотливую козочку, мечтающую усладить собой бравого французского тигра. Было совершенно ясно, что ее послали меня подцепить, и похоже, все эти мерзкие поляки знали об этом. Я назначил ей свидание этой ночью.

— Она обещала прийти? — У полковника не дрогнул ни один мускул.

— Да, после некоторого колебания. Я уже говорил вам, полковник, что мне опаскудели эти дружественные шпионы, которые нас продадут, как только им предложат хорошую цену. Их надо попросту проучить. Эта история — прямое покушение на меня, а покушения должны быть наказаны!

— Достаточно того, что покушение провалилось, — спокойно возразил полковник. — Само по себе это отличный урок. Видите ли, император не может позволить накануне похода заводить себе новых врагов в тылу. А поляки — это наш главный тыл. Но, с другой стороны, нам надо избавляться от таких наглецов, как этот Грюновский, и избегать их ловушек. И что же вы думаете делать с этой женщиной? Где вы встречаетесь?

— Здесь, — сказал Мюрат. — Примерно через полчаса. Она-то приготовилась, что ее ждет здесь ужин, за которым она даст себя соблазнить, а дальше игра у нее пойдет сама. А вы уверяли, что она — воплощенная невинность!

Мюрат бросил недокуренную сигару в вазу.

— Вы бы ее видели сегодня ночью! Видели бы ее со мной в саду! Вот уж чего я терпеть не могу, так это шлюх, которые строят из себя девственниц!

Он не мог ни забыть, ни простить ее испуганной дрожи в его объятиях и сопротивления поцелую. Он был смертельно обижен и готов был придумать любое наказание для этой шлюшки, оскорбившей его мужское достоинство.

— Мне не следовало быть здесь, — сказал Мюрат. — Но я решил поиграть немножко и по своим правилам. И вот что я вам хочу предложить, мой дорогой де Шавель. Займите мое место. Делайте с ней что хотите, она вам покорится. А что там у вас произойдет — это уж ваше дело. Скажите ей, что вы тоже договорились с ее мужем.

Де Шавель пригубил бренди, думая над ответом. Он мог поклясться, что Валентина не замешана в этой игре. Он не мог представить себе воочию ту картину, которую нарисовал ему Мюрат, с ее распущенным поведением и вызывающей наготой… И все же это могло быть правдой, — ведь женщины непревзойденные обманщицы. Безусловно, она пыталась сыграть свою роль так, чтобы завлечь намеченную жертву в расставленные силки.

— Она вас совсем заморочила, — сказал Мюрат. — Еще немного, и вы сами попались бы на дешевые уловки этой девчонки.

— Может быть, лучше, если ею займетесь вы? — спросил де Шавель.

— Нет, у меня другие планы. Через пятнадцать минут мне нужно быть у другой дамы. Однако я не хотел бы просто так выпускать отсюда и эту, Валентину; Займете мое место или мне пригласить для этой приятной процедуры кого-нибудь из слуг? Если вдуматься, то это получится даже эффектнее…

— Нет, — сказал де Шавель, и, взглянув в глаза Мюрату, нехорошо улыбнулся. Он действительно чувствовал себя круглым болваном, и это ощущение напомнило ему о жизни с супругой… — Нет, этим вечером я свободен и вполне мог бы развлечь дамочку в ваше отсутствие. В форме допроса, естественно.