Холт Виктория

Валет червей

ОТВЕРГНУТАЯ

Когда граф д'Обинье приехал в Эверсли, я была на прогулке верхом. Войдя в холл, я застала его разговаривающим с моей матерью и сразу же поняла, что это не обычный гость. Он был немолод — того же возраста, что и моя мать, а может быть, и старше — и чрезвычайно элегантно одет, хотя и не совсем так, как это принято в Англии. Фасон его темно-зеленого бархатного камзола был непривычно смелым, жилет, отделанный кружевами, — более изящный, полосатые штаны чуть шире, а башмаки с пряжками необыкновенно блестели. Его белый парик подчеркивал сверкающие темные глаза. Он был одним из самых красивых джентльменов, каких я видела в жизни.

— А вот и ты, Лотти, — сказала мать. — Хочу представить тебя графу д'Обинье. Он пробудет у нас несколько дней. — Она взяла меня за руку и подвела к графу. — Это Лотти, — сообщила она.

Граф взял мою руку и поцеловал ее. Я была убеждена, что это не обычная встреча, и происходит что-то очень важное. Хорошо зная свою мать, я предположила, что она очень озабочена тем, чтобы мы понравились друг другу. Мне он понравился сразу же, в основном за манеру, с которой поцеловал мою руку, сразу заставив меня ощутить себя взрослой — именно такой, какой я хотела себя сознавать, поскольку то, что мне еще не было двенадцати лет, весьма раздражало меня. Будь я уже постарше, я могла бы бежать из дома с Диконом Френшоу, полностью занимавшим мои мысли. Между нашими с Диконом семьями существовали родственные связи. Он был сыном кузена моей бабушки, и я знала его всю свою жизнь. Правда, он был почти на одиннадцать лет старше меня, но это не помешало мне влюбиться в него, и я была уверена, что он питал ко мне те же чувства.

В голосе матери чувствовалось оживление. Она внимательно смотрела на меня, словно пыталась выяснить, что я думаю о нашем госте. Он пристально разглядывал меня.

Первые слова, которые он произнес по-английски с сильным иностранным акцентом, были:

— Ну что ж, она просто красавица. В ответ я улыбнулась ему. Я не страдала ложной скромностью и знала, что унаследовала внешность давно покойной прабабушки, о чьей красоте в семье ходили легенды. Я видела ее портрет, и наше сходство было несомненным. Те же волосы цвета воронова крыла и те же глубоко посаженные синие, почти фиолетовые глаза; пожалуй, нос у меня был чуть покороче, а рот — чуть шире, но сходство было поразительным. Она была настоящей красавицей. Ее звали Карлоттой, и это придавало всему несколько мистический оттенок, поскольку еще до того, как наше сходство стало заметным, меня окрестили Шарлоттой — почти тем же самым именем.

— Давайте пройдем в зимнюю гостиную, — предложила мать. — Я велела подать что-нибудь для подкрепления нашего гостя.

Мы прошли в гостиную, подали закуски, вино, и начался разговор, который мне показался интересным я увлекательным. Граф д'Обинье, видимо, решил очаровать нас, и было ясно, что он прекрасно владеет этим искусством. За короткое время он успел достаточно много рассказать о себе, и я чувствовала, что он говорит скорее для меня, чем для матери, желая при этом произвести хорошее впечатление. Несомненно, ему это удалось. Он был блестящим рассказчиком, и, похоже, жизнь у него была яркая и разнообразная.

Время пролетело быстро, и мы расстались, чтобы переодеться к обеду. Безусловно, я давно не проводила время так интересно и увлекательно с тех пор, как в последний раз видела Дикона.

В течение нескольких дней большую часть времени я проводила с гостем. Мы много ездили верхом, так как, по его словам, он хотел, чтобы я показала ему окрестности.

Он много рассказывал мне о жизни во Франции, где при дворе, насколько я поняла, он выполнял какие-то дипломатические поручения. У него были замок в провинции и дом в Париже, но он часто бывал в Версале, где в основном находился двор, ибо, как он сообщил мне, король предпочитал не появляться в Париже… Разве что тогда, когда этого никак нельзя было избежать.

— Он очень непопулярен из-за того образа жизни, который ведет, сказал граф.

Он рассказал мне о короле Людовике XV, о его любовницах и о том, как было разбито его сердце после смерти мадам Помпадур, которая была не только его любовницей, но и истинной правительницей Франции.

Блеск французской жизни завораживал меня, и я была рада, что граф откровенно разговаривает со мной, как бы не обращая внимания на мою молодость, — факт, который моя мать постоянно подчеркивала, особенно с тех пор, как узнала о моих чувствах к Дикону.

Граф описывал фантастические празднества в Версале, в которых он был обязан принимать участие. Он рассказывал о них так живо, что я легко представляла себе утонченных джентльменов и прекрасных дам ничуть не хуже, чем его жизнь в провинции, куда он время от времени убегал.

— Надеюсь, — сказал он, — что в один прекрасный день ты окажешь мне честь, посетив мой замок.

— Я бы очень хотела, — с энтузиазмом ответила я, весьма порадовав его этим заявлением.

Это произошло, должно быть, через три дня после приезда графа. Я переодевалась к обеду в своей спальне, когда в дверь негромко постучали.

— Войдите, — сказала я, и, к моему удивлению, вошла мать.

Она вся светилась от счастья, но это я заметила позднее. Я решила, что она радуется приезду гостя, и тоже обрадовалась, поскольку за последнее время трагедий у нас было более чем достаточно, а после смерти отца она чувствовала себя и вовсе несчастной. Вскоре после этого она потеряла близкого друга — доктора, лечившего моего отца. Он погиб страшной смертью во время пожара в больнице. Это было ужасно. В том же пожаре погибла и моя гувернантка. Эти события, конечно, повлияли на всех нас, но особенно сильно на мою мать. А потом все эти проблемы с Диконом, очень огорчавшие ее и беспокоившие меня, так как мне очень хотелось утешить ее, но я не могла, потому что это означало бы дать обещание никогда не думать о Диконе. Именно поэтому я была довольна ее оживлением, пусть даже временным.

— Лотти, — сказала она, — я хочу поговорить с тобой.

— Да, мама? — спросила я, улыбаясь.

— Что ты думаешь о графе?

— Он производит впечатление, — ответила я. — Очень элегантный, очень интересный человек, настоящий джентльмен, по-моему. Интересно, почему он решил посетить нас? Похоже, он когда-то уже бывал здесь. У меня впечатление, что эти места для него не совсем чужие.

— Да, это действительно так.

— Он был другом дяди Карла?

— Он был моим другом.

Она вела себя, я бы сказала, довольно странно, затрудняясь в выборе слов. Обычно она выражалась прямо.

— Значит, — продолжила она, — тебе он… понравился?

— Конечно. А кому бы он не понравился? Он очень интересный человек. Он так увлекательно рассказывает о французском дворе и о своем замке. Обо всех знаменитостях. Должно быть, он очень важное лицо.

— Он дипломат и придворный. Лотти, а ты Тебе он понравился?

— Мама, — сказала я, — ты хочешь мне что-то рассказать?

Несколько секунд она молчала. Потом она быстро сказала:

— Это было очень давно… до того, как ты родилась… это и должно было быть до того, как ты родилась. Я очень любила Жан-Луи.

Я была изумлена. Мне показалась странным, что она назвала моего отца Жан-Луи. Почему она не сказала просто «твой отец», и уж во всяком случае, совсем не обязательно было рассказывать мне о своих чувствах к нему. Я видела, как преданно она ухаживала за ним во время его болезни и была свидетельницей ее горя после его смерти. Я лучше всех знала, какой любящей и преданной женой была моя мать.

— Конечно! — нетерпеливо воскликнула я.

— И он любил тебя. Ты была для него очень важна. Он часто говорил, что именно ты сделала его жизнь счастливой. Он сказал, что твое появление на свет значительно облегчило его страдания.

Она смотрела невидящим взглядом, ее глаза блестели, и мне показалось, что она вот-вот расплачется.

Я взяла ее руку и поцеловала.

— Расскажи мне то, что ты хочешь рассказать, мама, — попросила я.

— Это было тринадцать лет назад, когда я вернулась в Эверсли, после всех тех лет. Мой… я продолжаю называть его дядей, хотя наши взаимоотношения были гораздо сложнее. Дядя Карл был очень стар и знал, что ему недолго осталось жить. Он хотел, чтобы Эверсли остался в семье. Похоже, я была его ближайшей родственницей.

— Да, я знаю об этом.

— Твой отец не мог приехать. Произошел тот несчастный случай, подорвавший его здоровье… поэтому я поехала одна. В то время в Эндерби гостил граф, и мы с ним познакомились. Не знаю, как бы это тебе сказать, Лотти. Мы познакомились… и стали… любовниками.

Я смотрела на нее в удивлении. Моя мать… с любовником в Эверсли, в то время как мой отец прикован к постели в Клаверинг-холле! Я была ошеломлена, поняв, как мало мы знаем о других людях. Я всегда считала ее человеком строгой морали, непоколебимой в своей приверженности условностям… И вот, оказывается, у нее был любовник!

Она схватила меня за руки.

— Пожалуйста, попытайся понять меня. Несмотря на свой юный возраст, я понимала ее гораздо лучше, чем ей казалось. Я любила Дикона и хорошо знала, насколько легко человек поддается влиянию эмоций.

— Дело в том, Лотти, что у меня появился ребенок. Этим ребенком была ты.

Это признание было совершенно фантастичным. Оказывается, я дочь не того человека, которого всю жизнь считала своим отцом, а этого неожиданно появившегося графа. Я не могла в это поверить.

— Я знаю, что ты думаешь обо мне, Лотти, — поспешно продолжала мать. Ты презираешь меня. Ты еще слишком юная, чтобы все это понять. Это, искушение ошеломило меня. А потом твой отец… я имею в виду Жан-Луи… был так счастлив. Я просто не могла ему рассказать. Я не могла сознаться в своей вине. Мое признание убило бы его. Он и без того слишком много страдал. Он был очень счастлив, когда ты родилась, а какие между вами были отношения, ты и сама знаешь. Ты была так добра к нему… такая милая, мягкая, полная сострадания… и это значило для него очень много. Он всегда хотел детей… Но явно не мог иметь. Я, как выяснилось, могла… так что теперь, Лотти, ты все знаешь. Граф — твой отец.

— Он знает об этом?

— Да, он знает. Именно поэтому он и приехал сюда… повидать тебя. Ну, скажи что-нибудь.

— Я… я не знаю, что сказать.

— Ты потрясена?

— Я не знаю.

— Дорогая моя Лотти, я слишком неожиданно обрушила на тебя эту новость. Он хотел, чтобы ты узнала об этом. Граф сразу же полюбил тебя. Лотти, почему ты ничего не говоришь?

Я просто смотрела на нее. Тогда она обняла меня и крепко прижала к себе — Лотти… прошу, не презирай меня… Я поцеловала ее.

— Нет… нет… дорогая мамочка, я просто не знаю, что сказать, что думать. Я хочу побыть одна. Я хочу обдумать все услышанное.

— Скажи мне главное. Ты не перестанешь любить меня?

Я покачала головой.

— Конечно, нет. Как бы я могла? Я нежно поцеловала ее. Она казалась мне совсем не тем человеком, которого я знала всю свою жизнь.

* * *

Мои чувства были в таком смятении, что я никак не могла разобраться в них. Это поразительное откровение Я думаю, всем время от времени приходится пережить потрясения, но узнать о том, что человек, которого ты всю жизнь считала своим отцом, на самом деле тебе не отец, и тут же познакомиться с другим — это и в самом деле можно было назвать ошеломляющим переживанием.

Граф был столь яркой личностью, что я чувствовала гордость, как, несомненно, всякий на моем месте, узнавший о том, что это его отец. Но наряду с этим чувством я ощущала и неловкость при мысли о бедняге Жан-Луи, таком добром, мягком и готовом к самопожертвованию. Он нежно заботился обо мне, и я не могла оставаться равнодушной к такой преданности. При моем появлении его глаза всегда радостно загорались, а когда я садилась возле него, он весь светился нежностью, согревавшей меня. Я всегда старалась уделять ему побольше внимания просто ради того, чтобы лишний раз увидеть, как он радуется моему присутствию. Нельзя с легкой душой отбросить мысль о том, что этот человек твой отец, обрадовавшись тому, что на его месте оказался кто-то иной. Когда Жан-Луи умер, я чувствовала себя страшно одинокой, то же самое, несомненно, можно сказать и о моей матери. Она любила его. Здесь были затронуты слишком глубокие человеческие эмоции, чтобы я в моем возрасте могла полностью постичь их. Но при всем при том, совершенно очевидно, признание моей матери взволновало меня.

Довольно странно, но я не связала столь удачное появление графа и сложившиеся между мной и Диконом отношения. Если бы я хорошенько подумала, то, возможно, поняла бы, что его появление в Англии сейчас, после стольких лет отсутствия, не случайно.