Марианна всегда отказывала, ну хотя бы потому, что однажды попросила за подругу и выслушала холодный отказ мужа и его нравоучение на тему одалживаний и финансирования знакомых.

– Я не плачу чужих долгов, Марианна, – оборвал он ее объяснение о житейских трудностях подруги. – И советую тебе запомнить это правило навсегда, если не хочешь остаться без денег и без друзей, которые при любом исходе дела, сколько бы ты ни дала им денег и как бы ни помогла, будут считать тебя недостаточно щедрой, жадной и тайно ненавидеть за ту помощь, которую ты им окажешь.

Как-то так обидно отбрил, а потом еще долго объяснял что-то про основы психологии богатого человека и про то, что, собственно, и делает его богатым.

Марианна, может, и возмутилась бы такой холодной расчетливостью и жадностью мужа, и была бы неприятно поражена, если бы не лично курировала и вела от имени мужа все проекты и вопросы, связанные с благотворительностью, и прекрасно знала, какие серьезные суммы Кирт отчисляет на этот род деятельности. Ну да, пусть по настоянию, увещеванию и долгим уговорам Марианны, и да, не без расчета и делового умысла, но отчисляет же. Мог бы и не заморачиваться. Кстати, он частенько оказывал весьма солидную и адресную помощь конкретным людям, а не отделывался вкладами в непонятные фонды.

Больше с подобными просьбами к мужу Марьяна не обращалась никогда. И сейчас, паркуя машину у кафе, в котором они договорились встретиться с Андреем, заранее расстраивалась, чувствуя внутренний дискомфорт и неудобство душевное, понимая, что придется отказывать человеку, к которому очень хорошо относилась.

Но просьба, которую выложил ей Рожнов, азартно посверкивая веселыми глазами при этом, была совершенно иного рода и весьма далека от финансовой составляющей.

– Ты, наверное, знаешь, что мне тоже пришлось уйти из ансамбля из-за травмы? – приступил к объяснению своего делового предложения Андрей, после того как они поздоровались и, искренне радуясь встрече, дружески обнялись-расцеловались.

– Да, я слышала. Мне Ирина говорила, что ты серьезно порвал связки и долго лечился.

– М-да, – вздохнув нерадостно, подтвердил Рожнов. – Так вот, – вернулся он к теме разговора, – мне, как и тебе, танцевальную деятельность, в том виде, в котором она была до травмы, врачи запретили. Помыкался я тут по разным вариантам, преподавать пытался, но понял: не мое это. А тут обратился ко мне Калашников… – И спросил: – Помнишь, кто такой?

– Ну-у-у, – протянула Марианна, вспоминая. – Кажется, что-то про Министерство культуры?

– Точно. Только теперь он один из главных помощников министра культуры. Мы с Алексеем знакомы и дружим с детства, наши мамы ближайшие подруги и тоже с детства. Так вот, позвонил мне Алексей и предложил один вариант. Дело в том, что через три месяца состоятся крупные соревнования среди профессиональных пар по латиноамериканским бальным танцам. От нашей страны должны были выступать пять пар, но одни из самых сильных ребят, претендовавших на призовые места, выбыли. Там какая-то история с аварией, точно не скажу. И Калашников по дружбе позвонил мне и предложил подыскать партнершу из девчонок ансамбля и выставить нашу пару на соревнования. И я сразу же подумал о тебе.

– Подожди, – остановила его эмоциональную речь Марианна. – На кой им сдался ты, когда в стране более чем достаточно сильных, серьезных профессионалов в бальном танце, да и любителей высокого уровня хватает. Наверняка у них на одно это освободившееся место десятки претендентов, которые драться за такой шанс будут.

– Ну да, – подтвердил ее предположение Рожнов и многозначительно усмехнулся. – Я же говорю: Леша близкий друг с детства и знает мою ситуацию, обещал помочь с трудоустройством, если подвернется интересный вариант. Вот он и подвернулся. – И принялся «поддавливать» Марианну: – Но надо быстро дать ответ, Марьяш.

– Подожди, – махнула рукой Марианна, торопливо осмысливая информацию. – Это слишком неожиданно. К тому же мне танцевать запретили.

– Тебе запретили те танцы и нагрузки, которые были раньше, а бальный танец ты стопудово потянешь. – И спросил: – Ты же станок работаешь каждый день?

– Да, конечно, – даже удивилась она такому вопросу, – как без него.

– Ну вот, – порадовался Андрей еще одному аргументу в пользу его предложения, – нормально же работаешь, нагрузки гоняешь и держишь, форму не потеряла. – И подхлестнул: – Давай, Марьяш, рискни. Три месяца на подготовку и только два квалификационных выступления, мы с тобой за это время спокойно станцуемся, растренируемся, встанем четко в пару.

– Но сначала доктора, – выставила условия Марианна, бросаясь в эту авантюру как в океан с кручи: и страшно, и непреодолимо притягательно.

А потому что ее вдруг захлестнуло волной внутреннего восторженного азарта, от одной мысли, что возможно снова танцевать, двигаться, жить и дышать танцем.

Доктора провели обследования и сказали – да, можно, необычайно подивившись при этом состоянию коленного сустава и мениска Марианны, прекрасно зажившего и держащего бо́льшую нагрузку, чем они предполагали. А потому что не надо забрасывать свои травмы, смирившись и махнув рукой, мол, что уж теперь поделаешь, болит и болит, это навсегда. А вот и поделаешь, если разрабатывать постоянно, делать лечебные упражнения и физиотерапию. Назад, конечно, не восстановишь, но и не запустишь, лишь ухудшая положение.

Вот так, неожиданно ворвавшись, вновь вернулись в жизнь Марианны танцы, в их уже третьей ипостаси – в бальном варианте. Чудны дела твои, Господи, ох чудны!

Кстати, на тех соревнованиях в Бразилии, из-за которых все и началось, они с Андреем заняли третье место. А потом уж занимали в основном первые и вторые, но бывали и поражения, а как без них, но редко, гораздо реже, чем победы.

Теперь жизнь Марианны подчинялась новому графику выступлений, отборочных и призовых соревнований, проходивших по всему миру. Константин, полностью поддержавший жену и в этом ее новом интересном деле, откровенно радовался каждой победе Марьяны, но сам на ее соревнования приезжал крайне редко, загруженный делами своего бизнеса сверх всякой меры.

А Максима Марианна, как и прежде, старалась брать с собой при любой возможности. И так получалось, что у них с сыночком становилось все больше и больше интересных дел, встреч и воспоминаний только на двоих. При любой возможности, в каждой стране и городе, где они побывали, Марианна с Максимкой старались в свободное от ее танцев и соревнований время пойти в концертные залы, слушать классическую музыку в исполнении известных симфонических оркестров или в оперу и на балет. Максимка не просто тянулся к музыке, как цветочек к солнцу. Со своей уникальной одаренностью он не мог без музыки существовать, она была его жизненной субстанцией. И уже лет в восемь объявил родителям, что непременно станет дирижером. На что Константин заметил:

– Ну, дирижером – это хотя бы солидно. – И пошутил, наигранно тяжко вздохнув: – Испортила мама твоя мне сына, пристрастив к музыке, а я надеялся, что вырастет помощник и преемник семейного бизнеса.

На что «испорченный» Максим только звонко рассмеялся, настолько ему показалось забавной эта шутка отца. Как много позже выяснилось, бывшая вовсе не шуткой, а таким вот внутренним убеждением Константина.

Как-то на дружеской вечеринке, после окончания очередных соревнований, Марианна разговорилась с одними из участников конкурса, обсуждая разницу в школах преподавания танца в разных странах. И таким интересным и увлекательным оказался предмет их беседы, что, прокручивая позже в голове тот разговор, она внезапно поймала себя на интересной мысли: а что, если открыть школу-студию обучения классическому бальному танцу с преподавателями из разных стран, представителями тех самых разных школ.

И так ей эта мысль запала в голову, что, вернувшись домой, Марианна отправилась к специалистам-экономистам проконсультироваться и составить бизнес-проект и смету своей идеи. И с этой вот сметой и проектом пришла к мужу.

Идею Константин одобрил, и бизнес-проект назвал толковым и грамотным, и собирался выделить жене средства на его осуществление, но Марианна предложила иной вариант.

– Я, знаешь, хочу эти средства взять у тебя взаймы.

– Зачем? – не понял он столь странной идеи.

– А мне хочется, чтобы это сделала я сама. Чтобы это было мной лично выстроенное дело. Просто деньги я возьму не в банке, а у мужа родного, и отдам с процентами, как только смогу.

– Ну попробуй, – посмотрев на нее задумчиво, согласился Константин.

А она и попробовала, составив договор с мужем на предмет займа и оформив школу-студию танца на себя как на единоличную хозяйку и руководителя.

Через два года Марианна вернула Константину все заемные средства и набежавшие на них проценты. Хотя, честно сказать, проценты он определил чисто символические, скорее подыгрывая самостоятельности жены. И был весьма приятно удивлен, получив все свои вложения обратно, да еще и с процентами. Что они и официально зафиксировали в договоре о возврате заемных средств.

Еще через два года, узнав, что ждет ребенка, Марианна оставила карьеру действующей танцовщицы, занявшись исключительно руководством и преподаванием в своей «Школе-студии танца Марианны Кирт», к слову сказать, пользующейся повышенным спросом у желающих научиться танцам.

В тридцать четыре года, когда Максиму исполнилось пятнадцать лет, Марианна родила замечательного, здоровенького мальчика Кирилла, прижав которого первый раз к груди, испытала мощнейшие, непередаваемые чувства абсолютного единения и бесконечной любви к малышу. Несколько иные чувства, чем испытывала к старшему сыну, с которым у них существовала уникальная, какая-то мистическая, необъяснимая духовная связь, не ослабевшая с годами, – иные, но настолько же сильные и глубокие. Она смотрела на своего ребенка и переживала глубочайшее потрясение от любви, затопившей все ее существо.


«Зачем я все это вспоминаю?» – недоумевала Марианна, не силах справиться с потоком воспоминаний, захвативших ее, что бы она ни делала, куда бы ни ехала и чем бы ни занималась весь день понедельника.

Да с чего, спрашивается, ее так растащило-то на ковыряние в прошлом, в себе?

Это все Стаховский спровоцировал. Его вопросы и искренний глубокий интерес, с которым он слушал ее откровения, заинтересованно глядя своими ярко-голубыми, мудрыми глазами. Или просто подсознанию Марьяны требовалось пережить все заново и очиститься от чего-то в себе, как от ржавчины, накопленной с годами. Да бог знает.

Когда они расставались в воскресенье вечером, Стаховский предложил встретиться во вторник, но Марианна не дала немедленного четкого согласия, а сейчас, раздосадованная на себя и на него, недовольная навязчивостью буквально накрывших ее с головой воспоминаний, решила, что не поедет она к нему в гости – вот не поедет, и все!

Ну да, тянет ее к Яну, как никогда не тянуло ни к одному мужчине в жизни, неодолимо, безумно, и то, что у них было… Так, срочно одернула себя Марианна, останавливая жесткой командой выскочившие тут же из памяти яркие картины их соединения. Вот о том, что было, точно не надо!

Ну тянет, ну невероятно тянет, и что? Он вон, оказывается, знает всю ее подноготную, всю биографию до мелочей, даже то, что она не любит молочные продукты, и про травмы, о которых Марианна не распространяется никогда и никому, а она про него не знает ни фига, кроме как о сбежавшем из польской Белоруссии прапрадедушке, отвечавшем за клозеты в царских апартаментах, и героическом дедушке, прошедшем всю войну.

Он же… он же такой… наверняка бабник лютый, с такой-то внешностью, с такой мужской харизмой, умом, волей, и силой духа, и этими потрясающими ярко-голубыми глазами, в которых сокрыта какая-то мудрость и тайна.

И тут он ей позвонил. Вот на самом этом моменте ее сердитых рассуждений.

– Привет, – веселым голосом поприветствовал ее Ян Стаховский.

– Привет, – не самым благостным тоном ответила Марианна, пребывая в своих мыслях-негодованиях и трудных размышлениях об этом мужчине.

– У тебя что-то случилось? – обеспокоенно спросил Ян, мгновенно теряя всякую благость тона, безошибочно почувствовав ее настроение.

«Ты у меня случился», – раздосадованная собой, им и сложившейся ситуацией в целом, проворчала мысленно про себя Марианна, не удержав тяжкого вздоха.

– Нет, – все же ответила она. – Ничего не случилось.

Врать про свою загруженность непомерную делами-заботами и усталость не стала.

– Завтра в три часа сможешь ко мне приехать? – спросил Стаховский.

«Нет! – тут же стрельнула резким отказом мысль в голове Марианны все в том же горячем раздражении. – Не смогу я к тебе приехать ни завтра в три часа, ни в какой другой день и час. Мне лучше вообще к тебе не подъезжать и не встречаться с тобой никогда! – И повторила для пущей убедительности: – Никогда!»

– Марьяш?.. – позвал осторожно-вопросительно надолго замолчавшую Марианну Ян.