– Как ты попал под лавину? – спросила Марианна, изучающе всматриваясь в его лицо.

– Давай об этом как-нибудь в другой раз, ладно? – ушел от ответа Ян и улыбнулся, съезжая с темы. – Мне совсем не хочется больше говорить.

Он направил коляску к Марианне, сидевшей за столом напротив него, подъехал, приобнял за талию, придвинул к себе, сам подаваясь вперед к ней.

– Мне хочется тебя целовать и рассказывать не о себе, а о том, какая ты прекрасная, сексуальная и как сильно я тебя хочу.

– Ну расскажи, – рассмеялась тихим серебристым колокольчиком Марианна.

Понятно, что одним рассказом Ян не ограничился, перейдя к доказательствам делами, и очень скоро они оказались снова в постели, а уж там им определенно стало совсем не до разговоров.

– Мне надо ехать, – произнесла Марианна, разбивая полудремную тишину, в которой, остывая, лежали они после бурного соединения.

– Завтра приедешь? – Стаховский, приподнявшись на локте, подперев рукой голову, откровенно любовался ею.

– Нет. У меня несколько индивидуальных занятий с учениками. А вечерами я с Кириллом.

– Когда сможешь?

– Вся неделя у меня занята и расписана, а в пятницу днем я забираю из школы Кирилла, и мы едем на дачу. Только там, – подумав, ответила Марианна и, посмотрев ему в глаза, спросила: – У нас что, любовная интрижка?

– Нет, – удержал взглядом ее взгляд Ян, – не интрижка точно.

– Вот это меня и пугает, – призналась Марианна.


Она уже не задавала себе непродуктивных вопросов типа: что я творю и не сошла ли я окончательно с ума, роман у меня с этим мужчиной или простая интрижка и чем это все закончится, когда в ночь с пятницы на субботу кралась по темному дому к двери запасного выхода.

На неделе им встретиться так и не удалось – у Марианны ученики, салон, косметолог, Кирюшка, у Яна заказчики и срочная работа. Да и приехав на дачу, Марианна закрутилась в бесконечной бытовой суете. Неожиданно нагрянули в гости друзья родителей, пришлось срочно готовить торжественный ужин и накрывать на стол. Потом с Кирюшкой заниматься домашним заданием, которое ему дали в подготовительной школе, чтобы освободить ребенку выходные дни, а не тянуть эту учебную канитель на субботу и воскресенье. Потом укладывала сына спать – целая история. Ну как же он будет спать, когда гости и так у них тут все интересно, весело, вон они все смеются и в карты играют. Но угомонила как-то.

И все это время еще и беспрерывно названивал телефон – то Константин пожелал, чтобы задание с сыном они делали втроем, при его присутствии в онлайн режиме. Потом позвонила преподавательница из студии, и Марьяне пришлось разруливать возникший небольшой конфликт, скорее недопонимание между той и ее учеником. Потом подруга долго докладывала о своих делах. Ну, и Ян позвонил пару раз.

Поинтересовался, придет ли она к нему, признавшись, что ждет с нетерпением, и пошептав всяких приятных слов, от которых Марьяна сразу же растаяла, а предательские эротические мурашки рванули носиться по позвоночнику… Она бы прямо сейчас все бросила и, забыв обо всем, побежала к нему на свидание, но… в общем, понятно.

Второй раз Стаховский позвонил ближе к двенадцати ночи и предложил совершеннейшую авантюру, и как-то так ловко все логически объяснил-заболтал, что умудрился уговорить ее на это приключение – Марьяна даже и не поняла как.

Кирюшка давно уже дрых и видел положенный ему десятый сон, родители и гости уж час как разошлись по комнатам и вроде бы улеглись в постели, по крайней мере свет выключили минут сорок назад. Вот за эти самые сорок злосчастных бесконечных минут Марианна успела удостовериться в полной потере своей хваленой разумности и, наверное, раз двадцать железно решила наотрез отказаться принимать участие в этой авантюре, хватая телефон, чтобы сообщить о своем отказе Стаховскому… но так и не позвонив. И теперь вот, как какой-то лихой тать в ночи, кралась по заснувшему дому, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. Бонька, спавшая в прихожей на своем собачьем лежаке, уловив движение, подняла голову и тихо тявкнула.

– Тьфу на тебя, Бонька, – зашипела придушенно Марьяна, от неожиданности дернувшись всем телом. – Спи уже, сторож, блин, недоделанный, господи прости.

Псина тявкнула потише, видимо сообщая, что поняла посыл хозяйки, и затихла.

Повторив мысленно еще разок все, что она о себе думает, Марианна с предельной осторожностью отперла дверь черного хода, выскользнула на заднюю веранду и так же тихо заперла замок.

Пробежала на цыпочках через двор, как-то особенно пугающий своей таинственностью от ночной темноты, и, чувствуя себя совершеннейшей дурочкой, тихонько отперла калитку и прошмыгнула на улицу, где, поджидая ее, вот уж полчаса как «барражировал» на своей суперколяске у ворот их участка Ян Стаховский, сродни рыцарю на стальном коне, наметившему умыкнуть в ночи свою даму сердца.

Заперев калитку, Марианна рухнула к нему на колени, уткнулась лицом в воротник его куртки и зашлась приступом хохота, сбрасывая напряжение, в котором находилась во время своего побега, смеясь над всей той партизанщиной, что они тут развели, над комичностью самой их тайной встречи и над ними, двумя взрослыми, серьезными людьми, устроившими какой-то водевиль. А Ян, крепко прижимая к себе желанную женщину одной рукой, а второй управляя коляской, поспешил убраться от калитки подальше, чтобы их не засекли и не рассекретили побег.

– Что мы творим? – смеялась Марьяна, оторвавшись от воротника его куртки и пытаясь рассмотреть в темноте выражение его лица. – Это умопомрачение какое-то! Я никогда в жизни не кралась тайком ночью по темному дому и не сбегала на тайные свидания.

– Ну, всегда что-то бывает в первый раз, – легко смеялся в ответ Стаховский, – а начинать когда-то надо. Но согласись, это очень волнительно и так будоражит, придавая определенной остроты нашим встречам.

– Да куда нам еще остроты, – дивилась весело Марьяна, – и так все обжигающе остро, вон даже до потери разума.

– Так романтичней. К тому же, как говорил Жванецкий, «Наша свобода – это то, что мы делаем, когда никто не видит», – продолжал посмеиваться вместе с ней Ян, ощущавший себя бесшабашным и лихим, и спросил: – Ты чувствуешь себя свободной?

– Я чувствую себя глупой девчонкой в тяжелом пубертатном периоде, влюбленной в хулигана, из-за которого она вытворяет черт-те что, – смеялась, теперь уж звонко, без боязни, Марьяна.

– Вот и отлично, – подбодрил ее Ян, – ты ведь никогда не была беззаботной девчонкой, способной на безумные поступки. С малолетства правильная, дисциплинированная и очень ответственная девочка. Так позволь себе быть свободной на всю катушку, сейчас ведь нас точно никто не видит. Позволь себе побыть подростком, способным на бунтарство и отчаянные поступки, – подзадоривал он, прибавляя скорость, торопясь увезти домой свою «девчонку-беглянку»…

И снова, уже привычно полыхнув, их мгновенно охватила страсть, стоило только коснуться губами друг друга и пропасть в первом поцелуе, не успев толком снять с себя верхнюю одежду в прихожей, и уже куда-то неслись, сливаясь в одно целое, их чувства, эмоции, души и тела…

А потом, остывая от страсти и потрясающего оргазма, они перебрались к камину, и Ян разжег заранее сложенные в топке шатром дрова, привез из кухни вино и легкую закуску, как и в прошлые их такие же посиделки, выключил освещение везде, оставив только торшер-арку, нависший круглым абажуром между двумя креслами, заключивший их в круг своего неяркого, теплого свечения, отгораживающий от спящего дома и от притихшего мира за его пределами.

И что-то незримое, подлинное окутало их двоих вместе с тем мягким желтым коконом света от торшера, наполняя разговор поразительной искренностью и почти невозможной откровенностью и глубиной.

– Страшно было в лавине? – приглушая голос, не тревожа тонкой атмосферы чуткости, спросила Марианна. – Как ты вообще под нее попал?

– Как в большинстве случаев попадают в подобного рода неприятности? – пожал плечами, невесело усмехнувшись, Ян. – По собственной дурости и стечению неблагоприятных обстоятельств.


Вообще-то, если уж рассказывать про тот роковой случай, то надо бы начать не с того злополучного дня, а намного раньше, года за полтора до этого.

С дня рождения Яна.

Накануне своего тридцатисемилетия Стаховский с группой коллег завершили важнейшую миллиардную сделку с участием представителей нескольких стран и правительства нашей страны, подготовка к которой длилась полгода. Работа была проделана колоссальная, последний этап потребовал невероятного напряжения, четкости и слаженности всей команды, а потому, закончив большое дело, все как-то разом расслабились и выдохнули.

И получилось так, что празднование двух этих событий – подписания сделки и его дня рождения – как-то сильно затянулось. Ну как затянулось – компания традиционно отметила подписание договоров столь высокого уровня красивым, грандиозным приемом, устроенным для всех участников сделки. А уж день рождения одного из своих сотрудников, принимавшего непосредственное участие в работе над проектом, внутри этого мероприятия отметила официальным поздравлением со сцены и вручением имениннику весьма недешевого, роскошного подарка.

Это что касается официальной части. А неофициально, своим, так сказать, тесным мужским кругом, сняв небольшой ночной клуб, друзья и коллеги Яна устроили ему отдельный праздник.

Крутые подарки, речи и признания в уважухе и любви, полный респект, все как положено. Мужики преподнесли коньяк немыслимой стоимости, какой-то доисторической выдержки. Раритет. Который, к слову сказать, Стаховский с теми самыми мужиками, предварительно хорошо уже так накидавшись, и распечатали, решив снять пробу с того раритета, ладно хоть продегустировать успели лишь по рюмахе, не больше, когда бутылку у них отобрала и припрятала тогдашняя подружка Стаховского.

Молодец, девочка, правильно отобрала бутылку, хоть они и возмущались таким бабским беспределом, но вообще-то не хрен, ведь как точно заметил наш великий классик: «Для российского человека только первая бутылка коньяка или вина стоит дорого, потом цена не имеет значения». А Ян потом эту початую бутылку отдал отцу, так батя смаковал тот коньяк по маленькой рюмашке с полгода, наверное, и все восхищался.

Ну вот как-то так они до отсутствия ценового значения спиртных напитков и наотмечались, когда коллеги преподнесли Яну еще один подарок-сюрприз. Вернее, сюрприз пришел сам в лице мощной такой тетки неопределенного возраста, одетой в стиле перегруженной украшениями классики, оказавшейся каким-то очень дорогим и жутко известным астрологом, у которой все звезды шоу-биза и знаменитые театральные артисты консультируются и заказывают свои гороскопы.

Стаховскому коллеги решили преподнести на день рождения такой вот расширенный гороскоп на всю жизнь со всеми ее колдобинами, и чтобы непременно известный астролог сама растолковала его имениннику, и желательно доходчиво.

Ладно, музыку приглушили, астролога посадили на почетное место за столом, и та начала вещать. Что-то она там объясняла наполненным большой значимостью тоном, с акцентом на каждом слове, усиленным выразительным взглядом. Половину Стаховский пропустил мимо, ни хрена не поняв, и встрепенулся живостью интереса лишь на одном моменте.

– У вас красный луань пересекается с цветком персика, – смотрела на него, многозначительно улыбаясь, дама, – поэтому вас, Ян Валерьевич, очень любят женщины.

– Серьезно? – перебил ее, сильно подивившись и где-то даже обидевшись, Ян. – А я был уверен, – пьяненько-старательно выговаривал он слова, – что у меня такая… – и тряс руками, пытаясь изобразить жестами нечто непонятное, – такая хар-р-ризма мощная, обаяние и вообще я парень… секс-сексуальный, классный чувак, богатый к тому же… а это тоже, знаете, притягивает до любви… А получается что? Никакой я не сексуал крутой, а этот… как его там… – потряс он на сей раз одной рукой, требуя подсказки, – красный…

– Луань, – поджав недовольно губки, подсказала-таки дама.

– О! – обрадовался найденному слову Стаховский. – Этот луань, который пересекается с этим самым, как его… – снова потряс он рукой.

– Цветком персика, – подсказала астролог, поджав губы с еще большим недовольством, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство и порицание. Посверлила его взглядом и разъяснила: – Вашу харизму и сексуальность никто не оспаривает, Ян Валерьевич, но они усилены определенным расположением звезд в момент вашего рождения.

– А-а-а, – протянул удовлетворенно Стаховский, – ну тогда ладно, пусть усиливают.

– Я могу продолжать? – холодным тоном поинтересовалась дама-астролог.

– П-прошу, – разрешил Ян.

Он честно старался понять, что она там говорит, и, разумеется, ни фига не понял и уж тем более не запомнил, но еще один момент все-таки услышал. Астролог сказала, что через год и несколько месяцев, назвав практически точную дату в пятидневной вилке, с пиком на одном определенном дне в середине, звезды Стаховского сойдутся таким образом, что вероятность серьезного несчастного случая или какой-то катастрофы, которая может с ним произойти, составляет почти девяносто восемь процентов.