– Ребята, где мой Сережка?

Группа замолчала. Парни отводили глаза, переминались с ноги на ногу. Никто не решался сообщить плохую весть.

– Где Сереженька? Что с ним? – чуть не плача тихо переспросила Иветта.

– Иветта Николаевна, вы не беспокойтесь. С Сергеем все в порядке. Небольшая травма.

– Знаете, – подключился другой, – Серега настоящий герой. Не побоялся влезть в самое пекло.

– Что с ним? – одними губами выдохнула Иветта.

! Третий мальчик был по-военному лаконичен:

– Сергея отвезли в райцентр, в больницу. У него ожог ноги.

Иветта закрутила головой, ища массовика-затейника, старшего экспедиции. Сорвалась с места и побежала к нему.

– Что с Сергеем Соловьевым? Я его мать. Немедленно везите меня в больницу!

– Успокойтесь, Иветта Николаевна. Утром шофер подбросит вас в райцентр, сейчас это невозможно – вес дороги развезло. В такой тьме машина не проедет. Да и шофер устал, целый день за баранкой. Ничего страшного с мальчиком не случилось. Просто он еще неопытен, полез в огонь в резиновых сапогах. Резина расплавилась и прожгла кожу. Надо было сразу стянуть сапог, а Сергей растерялся. Вот так все нескладно вышло.

– Он-то неопытный, – с горечью отозвалась Иветта. – Но вы, вы же взрослый человек! Как вы могли взять ребенка, не проверив, экипирован ли он?

– Ну знаете, Иветта Николаевна! Вы все-таки мать. Это ваше право: пускать или не пускать сына на пожар. В такой запарке за всеми не уследить. Некоторым мужчинам тоже не хватило кирзы, но они вели себя разумнее. А ваш сын, он, конечно, смелы и мальчишка, но абсолютно неуправляемый. Лез в самое пекло! Ладно, идите отдохните, уважаемая Иветта Николаевна.

Массовик проводил ее до вагончика. Иветта не сопротивлялась. Окружающие уже узнали неприятную весть. Матери сочувствовали все, даже те, кто недавно посмеивался над обманутой женой.

На высоких ступеньках вагончика сидел Валентин, бессмысленно жуя какую-то травинку. Он уже знал о сыне.

– Где Анечка? – вяло поинтересовалась Иветта, устало присев рядом с мужем.

– Она легла. Мы поговорили с ней. Все в порядке.

– О каком порядке ты говоришь?

– Я имею в виду, что с Серегой все будет в порядке.

– Я так боюсь за нашего мальчика! Валентин осторожно обнял жену за плечи. Она осталась неподвижна.

– Наш сын – отличный парень. Настоящий мужчина уже.

– Да. Я и не заметила, как он вырос. Валентин откашлялся, не зная, как приступить к другой, опасной теме:

– Ива, то, что ты сегодня видела там, на пристани… Это… ты не думай! Это так, шутка.

– Шутка? Знаешь, я не хотела говорить на эту тему. Но раз уж ты сам начал, давай внесем ясность Ведь эта твоя шутка тянется уже несколько месяцев?

– С чего ты взяла? Я хоть раз не ночевал дома? Иветта криво усмехнулась:

– Я не буду тебя удерживать силой, Валя. Если ты любишь другую женщину, что я могу сказать? Уходи. Но жить так, как живем мы… В такой лжи семья невозможна.

– Уходи, говоришь? Да ты рада от меня избавиться! У тебя самой кто-то есть?!

– У меня… никого… нет, Валя, – с дрожью в голосе ответила Иветта. На миг лицо Глеба промелькнуло перед ней. – У меня никого нет и быть не может, – уже твердо повторила она.

Валентин уловил заминку, и его подозрение усилилось. Если он сам удачно обустраивал свидания в рабочее время, то где гарантия, что и его жена не встречается с кем-то днем?

– Скажи честно, Ива, ты хоть однажды переспала с другим?

Иветта молчала. Конкретного факта измены не было. Но разве мысли ее не были обращены к Владимиру, особенно в первые годы совместной жизни с мужем? А недавний случай – ее поведение на злополучной вечеринке в театре – вообще не имел оправдания. И фантазии насчет Глеба! Но признаваться в брожении своих чувств сейчас было неуместно. Валентин не тот человек, который сможет понять, а на прощение и вовсе не способен. Да и что изменили бы ее откровения, коль между ними нет и никогда не было взаимопонимания. И в самом главном они чужие друг другу. Интимные отношения для Иветты – тягостная обязанность, а для мужа – физиологический акт вроде чиха или кашля. Выяснять отношения уже поздно. Вопрос стоит о последнем рывке, точнее, окончательном разрыве.

– Я думаю, в городе мы выберем время, чтоб) подать заявление на развод?

– А как же квартира, Ива? Мне нужна жилплощадь, – примериваясь к разводу, как к делу решен ному, спросил Валентин.

– О квартире поговорим позже. Я устала. Пойду лягу.

Иветта поднялась по ступенькам в вагончик. Дом! уже спала. Постель сына сиротливо пустовала. Кровать Валентина стояла особняком, при входе. Иветта порадовалась, что отдыхающим положены отдельные спальные места, – после сегодняшнего разговора было бы невыносимо лежать с мужем в одной по стели.

* * *

Утром Иветта с Валентином снова действовали сообща: состояние сына было важнее раздора. Аня держалась особняком и сразу после завтрака ушла в лес. Супруги Соловьевы отправились на грузовичке в райцентр. Машина должна была возвратиться часа через два-три – столько времени отвели родителям, чтобы навестить сына. Больница представляла собой трехэтажное здание из серого кирпича. Здесь жителей окрестных сел лечили от всех болезней: сердечных, инфекционных, хирургических. Специального ожогового центра, разумеется, не было.

Супруги, всю дорогу молчавшие, в палату вошли дружной парой, преувеличенно оживленной и внимательной: сына нельзя расстраивать. В палате Сергея лежало еще несколько больных. У кого-то была перевязана голова, у кого-то приподняты специальным приспособлением ноги. Пострадавшая нога Сергея лежала на одеяле, пальцы стопы прикрывала марля. Кожа была бордово-синего оттенка, а само место ожога источало неприятный запах. Бледный Сергей слабо улыбнулся и, пытаясь держать бодрый Вон, заговорил:

– Привет, родители. Вот такая неувязочка вышла. Резина на сапоге расплавилась и припечатала мне пальчики.

Он попытался пошевелить обожженными пальцами, но тут же скривился.

– Очень больно, сынок? – наклонилась к нему Иветта.

– Что врачи говорят? – поинтересовался отец.

– Что до свадьбы заживет. Правда, вчера я думал, что копыта откину. Сознание не терял, но боль жуткая была. Ну, мне сразу укол какой-то всадили, капельницу поставили… Как видите, жив-здоров и не чихаю. – Сергей снова попытался балагурить. – Утром на обходе врач сказал, что у меня полный нормаль. Он долго у моей койки и не задержался. Тут такие тяжелые лежат, не мне чета. Вон мужик с разбитой головой – тому все внимание.

Мужчина с обмотанной бинтом головой тяжело застонал.

Иветта и Валентин выставили на тумбочку сына гостинцы: сок и яблоки. Пора было собираться на базу, машина ждать не будет.

– Что тебе еще привезти сынок?

– Спасибо, у меня все есть. Пусть Анька в следующий раз приедет и ребята тоже, если охота будет.

– Ладно, мы передадим.

На обратном пути Соловьевы заглянули к хирургу в ординаторскую. И очень удачно: застали его. Врач только что вернулся из операционной и сейчас с удовольствием прихлебывал крепкий чай из стакана.

– Соловьев? Сергей? – Врач порылся в стопке медкарт. – Соловьев Сергей Валентинович, шестнадцать лет, ожог второй степени фаланги нижней конечности. Введена противостолбнячная сыворотка и анатоксин, произведена обработка раствором…

Врач скороговоркой прочитал назначенное лечение и со спокойствием посмотрел в глаза посетителям:

– В общем, беспокоиться нет оснований, дорогие родители, площадь ожога невелика. Дней через десять новый эпителий затянет ранку – и на выписку.

– А раньше нельзя? У нас путевка через пять дней заканчивается. А из Ленинграда до вас добираться – не ближний свет.

– Думаю, проблем не возникнет. Только парню надо поосторожней с ногой, ступать на нее не следует. Вы сможете транспорт организовать? У нас одна карета «Скорой помощи» на весь район.

Иветта и Валентин, успокоенные встречей с сыном и разговором с врачом, на обратном пути уже не молчали – обсуждали состояние Сергея. В который раз забота о детях объединила супругов.

12

В предпоследний день пребывания на базе Соловьевы снова приехали в райцентр, чтобы забрать сына из больницы. С ними отправились двое друзей Сергея, готовых донести приятеля до машины. И сестра Аня – для моральной поддержки. Аня не разговаривала не только с отцом, но и с матерью. Сейчас ее волновал только брат.

Серега был неисправим. Ему уже стало лучше, и накануне вечером он на одной ноге поскакал в коридор, чтобы поболтать с девчонками. Однако потерял равновесие, так что больная нога задела об пол. Едва наметившаяся тоненькая пленочка на ранке тотчас лопнула. Теперь врач советовал повременить: при транспортировке больного могли возникнуть новые осложнения. Соловьевы не стали настаивать на выписке, пусть мальчик долечится. Сергей клялся, что больше не нарушит предписаний врача и выходить в коридор не станет. Да и надобности в том не было. Выздоравливающие девушки, новые знакомые Сережи, навещали его в палате. Друзья и Аня тоже остались с ним, пообещав вернуться на попутках.

Старшие Соловьевы возвращались в город. Они подавленно молчали. Им так не хватало взбалмошного Сережки, не дающего родным ни минуты покоя! Проблемы с детьми объединяют супругов, становятся основой для перемирия. В последующие дни Иветта не поднимала тему развода, а Валентин подчеркнуто игнорировал Светочку. На обратном пути в автобусе та грустила в одиночестве, если не считать ее постоянного спутника – рыжего кота. Но пушистый красавец на сей раз не проявлял интереса к окружающим. Он безучастно проспал всю дорогу в своей корзине.

* * *

До конца отпуска оставалось еще несколько дней, и супруги Соловьевы отправились на свои шесть соток. Валентину не терпелось проверить урожай, а Иветта стремилась освободить мать от огородных забот. Наталье Всеволодовне сказали, что Сереже продлили путевку, – расстраивать бабушку не решились. Та посетовала, что родители не следят за детьми, но тут же переключилась на дачные достижения. Схватила Иветту за рукав и потащила в дальний угол участка. Оказалось, что мать успела раскопать часть целины и оформила клумбу для будущих посадок.

– Мама, ты с ума сошла – такие нагрузки с твоим давлением!

– А плевать! Подохну, вспомните бабку добрым словом, – беспечно отмахнулась взволнованная собственным подвигом бабушка.

Однако смерть была помянута лишь для красного словца. Давно Иветта не видела мать такой радостно-возбужденной, будто немножко пьяной. И так же быстро, как подвыпивший человек, она разозлилась, едва ей начали перечить. Источником раздражения, как обычно, стал зять. Наталья Всеволодовна, перелопатив изрядный кус земли, рассчитывала на поощрение молодых, а получила выговор.

– Наталья Всеволодовна, я же просил вас не самовольничать на участке! Я специально не трогал эту поляну, собирался ставить гараж. А вы расковыряли площадку и усложнили мне задачу.

– На тебя, голубчик, не угодишь. К тому же машины у тебя нет, и неизвестно, будет ли. Пусть пока цветы на этом месте растут.

– Никаких цветов здесь не будет! А машина уже почти есть. Друг уступил по дешевке старую, так что следующий сезон я буду на колесах. И гараж мне необходим.

Слово за слово – зять и теща переругались вдрызг. Наталья Всеволодовна швырнула Валентину под ноги тяпку и удалилась. Иветта пыталась устыдить мужа, мол, воюет со старухой, но тот виноватым себя не чувствовал. Хозяин на участке должен быть один! Вдруг Иветта услышала стоны. Она вбежала в дом – мать лежала на кровати пунцовая, с посиневшими губами, в какой-то нелепой позе: стопа ее была вывернута наружу.

– Мама, что с тобой? Мамочка! – кинулась Иветта к матери.

Наталья Всеволодовна бормотала в ответ что-то невнятное. Иветта схватилась за тонометр – мать, хотя и хорохорилась перед молодыми, давление мерила ежедневно – стрелка зашкалила за двести. Следовало срочно вызвать врача! Но врачи не обслуживали садоводство. Иветта трясла старуху, чтобы спросить, где у той лекарство и что ей нужно, чтобы выйти из приступа. Мать по-прежнему странно дергалась, будто в эпилептическом припадке. Иветта бросилась к соседу, и он тотчас вывел свои «Жигули» на улицу. Потом вместе с Валентином они занесли Наталью Всеволодовну в салон автомобиля. Решили везти заболевшую в Ленинград – было очевидно, что потребуется квалифицированная помощь. Но прошло еще несколько томительных часов, прежде чем Наталью Всеволодовну доставили в больницу.

Диагноз поставили без колебаний: острое нарушение мозгового кровообращения, попросту – инсульт. Но главное, что привело врачей в ужас, – это недопустимые действия родственников. Оказывается, больную категорически запрещалось трогать с места. Надо было любым способом доставить врача к ней. Увы, случилось непоправимое: половину тела Натальи Всеволодовны парализовало. Нарушилась и речь. Прогноз был неясен и оптимизма не внушал.