На следующее утро Миклош, как и обещал, пришел очень рано. Гизела только-только закончила одеваться.

Она почти не спала и всю ночь то и дело заглядывала в спальню отца, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке.

Доктор, видимо, дал ему снотворное, потому что проснулся он поздно и выглядел очень слабым. Гизела принесла ему воды и, выходя из спальни, молилась, чтобы Миклош не забыл своего обещания прийти пораньше.

Но ей не стоило беспокоиться.

Когда она вышла в гостиную, он уже был там, но не один — Гизела увидела там и леди Милфорд.

Заметив Гизелу, англичанка воскликнула:

— Милое дитя, вам надо было разбудить меня ночью! Я услышала о случившемся от горничной и сразу же помчалась сюда, чтобы чем-нибудь помочь!

— Вы очень добры! — сказала Гизела.

— Пустяки, — ответила леди Милфорд. — Ты же знаешь, что я хочу быть и твоим другом тоже. — Она посмотрела на Миклоша и добавила: — Молодой человек мне уже все рассказал. Эти ужасные немецкие солдафоны для всех представляют угрозу!

— Это правда. После победы над Францией они готовы пойти войной на весь мир, — согласился Миклош.

— Надеюсь, я не доживу до этого времени, — сказала леди Милфорд.

Понимая, что Гизела и Миклош хотят остаться вдвоем, леди Милфорд попрощалась и удалилась в свой номер.

Коридорный принес завтрак, предусмотрительно заказанный Миклошем для Гизелы. Есть Гизела не хотела, и Миклош стал уговаривать ее выпить хотя бы кофе.

Когда приехали врачи, Гизела сидела с отцом.

Врачей было трое: два хирурга и тот самый доктор, которого пригласил вчера Миклош.

Как она поняла из их разговора, один из хирургов был личным врачом герцогини и даже оказывал услуги самой императрице.

Врачи приступили к осмотру, и Гизела спросила, нельзя ли ей тоже присутствовать.

— Я думаю, вам лучше подождать нас в гостиной, фрейлейн, — сказал доктор.

На другой ответ она и не надеялась. В гостиной Миклош взял ее за руку, и это прикосновение немного успокоило Гизелу.

— Так не похоже на папу, — тихо сказала она. — У него всегда был беспокойный сон, а сегодня он спал так, словно ему нет дела ни до чего в этом мире.

— Я думаю, доктор дал ему снотворное, — сказал Миклош. — Сейчас ему нужно как можно меньше двигаться, чтобы не кровоточила рана.

— Это все из-за меня! — расстроенно произнесла Гизела. — Из-за того, что он хотел меня защитить.

— Я знаю, — ответил Миклош. — Этот пьяный юнец вел себя отвратительно, и я восхищаюсь вашим отцом, который дал ему отпор.

— Отец когда-то хорошо фехтовал, — сказала Гизела. — Но ведь это было много лет назад!

— И все же он не потерял форму, — с улыбкой заметил Миклош.

— Когда вы бросили вызов этому немцу, я услышала, как кто-то сказал, что вы — лучший клинок Венгрии. Это правда?

— Я завоевал этот титул в прошлом году.

— Как я горжусь вами! Вы поставили этого человека на место и заставили его почувствовать себя дураком.

— Он вызвал на дуэль вашего отца только потому, что был уверен, что тот никогда не держал в руках оружия и не способен защитить себя. Это поступок труса.

Миклош вспомнил испуг на лице Гизелы, когда началась дуэль, и, обняв ее за плечи, сказал:

— Все позади, моя милая. Я дождусь, пока врачи вынесут свой вердикт, а потом поеду в театр и сообщу управляющему, что ваш отец не сможет, к сожалению, выступать сегодня, а может быть, и завтра. Но я уверен, что его выздоровление — вопрос нескольких дней.

— Да… надеюсь… что это так, — произнесла Гизела, но в ее голосе прозвучало сомнение.

Они сидели, обмениваясь редкими фразами, но Гизелу не угнетала тишина, воцарявшаяся в паузах, потому что Миклош был рядом.

Будь Гизела сейчас одна, она мерила бы шагами гостиную, терзаясь самыми худшими предположениями.

Наконец дверь в спальню отца распахнулась, и на пороге появился доктор.

— Ваше высочество, не могли бы вы зайти на минутку?

— Да, конечно, — ответил Миклош и встал. Он вошел в спальню и закрыл за собой дверь, а Гизела успокаивала себя тем, что нет ничего удивительного в том, что ее не позвали — ведь она женщина.

Она была уверена в квалификации докторов, которых пригласил сам Миклош. Без сомнения, он уже оплатил их услуги, и Гизела подумала, что нужно будет обязательно вернуть ему деньги.

Но она подозревала, что услуги таких специалистов стоят немало, и боялась, что денег, которые успел отложить отец, не хватит, чтобы вернуть долг.

«Ему надо поправиться как можно скорее, — подумала Гизела, — и согласиться на предложение Иоганна Штрауса. Если его заработки возрастут вдвое или втрое, то, что бы ни случилось, мы не пропадем и сможем жить на отложенные средства».

Миклош все не возвращался, и Гизелу стали мучить дурные предчувствия. Она встала и стала шагать из угла в угол.

Официант убрал нетронутый завтрак, мальчик-посыльный принес цветы, но Гизела их даже не заметила.

Когда ожидание стало невыносимым, дверь в спальню открылась, и на пороге появился Миклош.

Увидев выражение его лица, Гизела побледнела.

— Что-то не так? — воскликнула она. — Что с папой? И где доктора?

С минуту Миклош молча смотрел на нее, а потом подошел и осторожно взял ее за плечи.

— Мужайся, дорогая моя.

— Что случилось? — вскрикнула Гизела. — Папа… умирает?

— Нет-нет, — быстро проговорил Миклош, — конечно же, нет. Но я боюсь, что с его рукой дело обстоит гораздо серьезней, чем я думал.

— Что вы имеете в виду?

Миклош замялся, подбирая слова, и Гизела воскликнула:

— Скажите же, я должна знать правду!

— Правду… — медленно произнес Миклош. — Кончик шпаги повредил сухожилие. Врачи сделают все возможное, но рука будет плохо сгибаться, а возможно, какое-то время даже не будет двигаться совсем. Гизела ужаснулась:

— Вы хотите сказать, что он… не сможет играть на скрипке?

— Для этого нужны специальные упражнения и массаж. Быть может, на полное восстановление уйдут годы.

Гизела закрыла глаза, и Миклош крепче прижал ее к себе.

— Я знаю, как вам тяжело, но всегда лучше знать правду, — тихо сказал он.

— Бедный, бедный папа! — повторяла Гизела. — Он сойдет с ума, когда узнает, что не сможет больше играть!

Она застонала от жалости и обиды.

— Что же с нами теперь будет?

Миклошу было невероятно больно слышать эти слова. Он обнял Гизелу еще сильнее и сказал:

— Тебе не нужно об этом тревожиться. Я позабочусь о вас, а когда твой отец поправится, мы поженимся.

Гизела подняла голову и недоверчиво посмотрела на него:

— По… поженимся?

— Этой ночью я понял, что ничего нет важнее любви. Отныне и навсегда я стану твоим защитником.

Гизела не в силах была вымолвить ни слова. Прежде чем продолжить, Миклош прижался щекой к ее щеке.

— Наверное, нам будет порой тяжело, моя милая, зато мы будем вместе, и никто не посмеет— обидеть тебя, как это случилось вчера в клубе, потому что я всегда буду рядом с тобой.

Он говорил с такой нежностью, что у Гизелы на глаза навернулись слезы.

— Я всегда буду… гордиться тем, что вы… сделали мне… предложение, — запинаясь сказала она. — Но поскольку я уважаю вас… и считаю вас… самым лучшим мужчиной в мире… я не хочу стать… обузой для вас.

— Ты никогда не станешь для меня обузой, — возразил Миклош.

— Нет, стану, — упрямо сказала Гизела. — Я много думала и понимаю, что вам нельзя жениться на женщине… моего происхождения.

— Я настаиваю на свадьбе, — твердо сказал Миклош. — Я тоже немало думал. И решил, что оставлю замок на своих родных, а мы с тобой будем появляться там только в случае крайней необходимости — например, если императрица Елизавета решит нанести нам визит. — Он обнял ее и продолжил: — А в остальное время мы будем жить в симпатичном охотничьем домике, который я построил в самом дальнем конце наших владений. Мы не станем великими людьми, зато будем счастливы.

— Но… как же… ваш долг?

— Мой долг — делать то, что необходимо, — с улыбкой сказал Миклош. — А ты необходима мне больше всего на свете.

Гизела хотела возразить, но не успела, потому что его губы закрыли ей рот.

Это был нежный, не страстный, а скорее дружеский поцелуй.

— Иди к отцу. Он тебя ждет. Мне надо кое-что сделать, но через час я вернусь.

Гизела растерянно посмотрела на него. Миклош поднес к губам ее руку.

— Положись на меня, дорогая, — сказал он. — Ты — моя. Судьба сильнее всех доводов, которые может привести разум.

С этими словами он вышел в коридор, а Гизела послушно направилась в спальню к отцу.

Сомнения не покидали ее, но сквозь них из самых глубин ее души поднималась радость, которую уже ничем нельзя было остановить.

Ближе к вечеру Миклош и Гизела обедали вместе, в то время как леди Милфорд сидела с Полом Феррарисом.

— Вы говорите, чтобы я не спорила с вами, но… я хочу, чтобы вы были предельно осторожны и еще раз хорошенько подумали… То, что вы собираетесь сделать, может подорвать ваш авторитет как главы семьи.

— Я все обдумал достаточно хорошо, — ответил ей Миклош. — Ты для меня важнее всего на свете, важнее сотни придирчивых родственников, важнее условностей света.

Гизела улыбнулась в ответ, и он продолжал:

— Во все времена музыканты, поэты, художники и писатели утверждали, что главное в жизни — любовь. Кто мы такие, чтобы это отрицать?

— Я люблю вас так, что просто теряю голову! — сказала Гизела. — Но именно потому, что я вас люблю, я не могу позволить себе… хотя бы косвенно причинить вам вред. — Помолчав, она добавила: — У меня есть… предложение…

— Какое же? — спросил Миклош.

— Я знаю… что с вашей… точки зрения… все-таки не совсем… правильно жениться на мне, — с трудом подбирая слова, сказала Гизела. — Поэтому мы с папой можем… жить очень скромно и тихо… где-нибудь в Вене или… недалеко от австро-венгерской границы… а вы… смогли бы иногда приезжать… навестить нас…

Гизела покраснела до корней волос и замолчала, но Миклош понял, что она хочет сказать.

Он понимал, что значит для нее сделать подобное предложение. Оно противоречило всему, во что она верила, и Миклош только сейчас понял, как сильно она его любит.

Она готова была поступиться своей чистотой и невинностью. Миклош был поражен в самое сердце. В его глазах появилось странное выражение, и он сказал:

— Посмотри на меня, милая.

Гизела не сразу нашла в себе силы поднять голову, потому что ей было стыдно.

Когда она все же посмотрела на него, кровь отхлынула от ее лица, а губы задрожали.

Миклош долго смотрел на нее, а когда заговорил, его голос был глубоким и немного неровным:

— Я обожаю тебя и преклоняюсь перед тобой. Твое предложение говорит мне о том, что твоя любовь столь же сильна, как и моя, а раз так, то поистине в этом мире нет ничего важнее тех чувств, которые мы испытываем друг к другу.

Гизеле казалось, что его голос проникает ей в самое сердце, а он продолжал:

— Но я не хочу видеться с тобой изредка, и тем более тайно. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, стала моей половинкой, и чтобы об этом знал весь мир. Ты — моя! Моя навсегда, и я готов объявить об этом повсюду и выбить это огромными буквами на каждой горной вершине Венгрии.

Он говорил так страстно, что Гизела не смогла сдержать слез — слез счастья.

— Я… люблю тебя, — сказала она.

— Я тоже тебя люблю, — эхом откликнулся Миклош.

Он протянул к ней руки, но в это мгновение послышался стук в дверь, и Гизела после минутной паузы сказала:

— Войдите!

На пороге появился мальчик-посыльный и сообщил:

— Джентльмен желает видеть фрейлейн.

— Джентльмен? — переспросила Гизела и посмотрела на Миклоша.

В голове у нее пронеслось множество предположений о том, кто бы это мог быть. Маловероятно, конечно, но она опасалась, что этот посетитель окажется столь же неприятным, как тот немецкий офицер.

Потом она подумала, что, может быть, кто-то из артистов пришел навестить отца.

— Как его имя? — спросил Миклош.

— Он сказал, что приехал из Англии, ваше высочество, — ответил посыльный. — Он спросил господина Феррариса, а узнав, что тот болен, сказал, что хочет поговорить с фрейлейн.

— Из Англии? — переспросила Гизела. — Не представляю, кто это может быть.

— Наверное, лучше пригласить его сюда, и тогда мы все узнаем, — предложил Миклош.

Он велел мальчику проводить к ним этого джентльмена. Увидев, что Гизела встревожена, он произнес:

— Не стоит расстраиваться раньше времени. Кто знает? Посланец из Англии может принести и хорошие новости.

Внезапно Гизелу осенило.

Поскольку они постоянно переезжали, те небольшие деньги, которые высылал Полу Феррарису его отец, с тех пор как тот поселился в Австрии, приходили нерегулярно, и сам Пол частенько шутил на эту тему.

Гизела подумала, что сейчас они пришлись бы очень кстати, тем более они давно их не получали и сумма, наверное, накопилась немаленькая.