Алина Кускова - Вам хорошо, прекрасная маркиза?

(Непередаваемая игра слов из советских кинофильмов.)

Ну, спорить с ним – себе дороже. К тому же пожар уже унялся, боевой состав пожарной машины сматывал удочки… вернее, рукава и прочие бесполезные принадлежности. Я вздохнула и пошла к себе в комнату.

Через полчаса, когда пожарный расчет с въедливым инспектором уехал, поймали Костика. Так как наш дом был ближе всего к месту пожара, разбираться с ним пришли именно в нашу гостиную.

– Костик, – елейным голосом говорила Фаина, – будь хорошим мальчиком! Разожми свой грязный кулачок. Покажи тете, что ты нашел!

– Фигу вам, – обрадованно отвечал тот, крепко сжимая эту самую фигу.

– Придурок! – нервничала Марина. – Ты все равно должен показать письмо заинтересованной общественности!

– Дамы, умоляю вас, давайте не будем ссориться! – суетился рядом Дуло. – Возможно, что у него там вообще ничего нет!

– Есть! – возмутился Костик. – Я его нашел! Шкаф сгорел не полностью, а частично.

– Костик, дорогой, разожми кулачок…

– Придурок, если ты сейчас мне не покажешь, я тебя убью!

– Вас посадят, – криво ухмыльнулся студент. – А я все равно не разожму!

– Ребятки, давайте щекотать ему пятки! – глубокомысленно изрек Заславский.

– Это страшная инквизиторская пытка, – сузила глаза Марина. – Начинайте, маркиз!

– С какой начать, госпожа? С левой или правой?

– А есть принципиальная разница?

– Конечно! Левая пятка связана с правым кулаком, правая, соответственно, с левым.

– Костик, разожми кулачок по-хорошему! Послушай свою тетю.

– Вы мне не тетя! Вы мне – никто.

Совсем сдурел, подумала я, перестав подслушивать у приоткрытой двери и собираясь спуститься вниз. От родных отказывается!

– В каком это смысле? – сразу заинтересовался Давыдов.

И он там!

– В прямом, – шмыгнул носом Костик. – Она меня купила за гроши! Чтобы я изображал ее родственника, потому что на самом деле у нее никого нет! А теперь и ничего не будет. Все будет у меня. Я теперь новый владелец поместья! Слышали все?! Видели?!

– Дурашка, – пропела Марина, – и что несет… Не в себе. Давайте, Степан Терентьевич, снимайте с него обувь!

– Вы не имеете права! Я новый хозяин…

Мне отчего-то было жаль Костика. Наверное, где-то в глубине души он хороший человек. Но это письмо сделало его полным придурком, Марина права. Богатство часто до неузнаваемости портит людей. Ну мне, как романтической дурочке, дороже всех богатств на свете, конечно же, любовь.

Через пять минут все было закончено. Я даже спуститься не успела. Дуло пощекотал Костику левую пятку, и тот, мучительно хихикая, раскрыл правый кулак. Там был зажат клочок бумаги, изучением которого решили заняться следующим утром. На оставшиеся пару часов сна клочок бумаги поместили в несгораемый сейф в гостиной дома.

Утро следующего дня началось для меня ровно в полдень. В канун новогодней ночи я обычно спала гораздо меньше, возникали непредвиденные дела или просто торчала на работе. В это время в театре игрались елки-утренники для юных зрителей. Как там Ванда? Как она одна справляется с костюмами? Артисты такие неуклюжие и неловкие! Всякий раз норовят что-нибудь порвать, зацепить и растянуть по швам. За ними постоянно приходится подшивать.

Я сладко потянулась в постели и прислушалась. В доме стояла тишина. Я бы назвала ее зловещей, но для этого недоставало парочки фактов: письма и собственно того, кто его нашел. В смежной комнате, а я уже встала, прокралась на цыпочках и подслушала, приложив ухо к двери, тоже мышь повесилась. Пришла мысль, что родственнички наконец-то разобрались со своим наследством, которое нашел Костик, и празднуют это событие в господском доме.

Костик! Он признался, что Фаина ему никто! Какой интересный факт. Я не успела подумать об этом вчера. А ведь и Дуло Фаине никто! Мы с Давыдовым подслушали разговор, когда она призналась, что всю жизнь любила одного-единственного мужчину. Конечно, если старший Давыдов был таким же харизматичным бруталом, как его сын, то я искренне понимаю эту женщину. Но тогда почему она представляла Дуло как своего жениха, а Костика – как племянника? Боялась предстать перед нами одинокой страдалицей по прошлому счастью? Вряд ли Фаина волновалась о том, какое впечатление произведет на меня. Скорее всего, весь этот театр был задуман для пасынка. А Артур Давыдов между тем сам одинок до неприличия, раз нанял меня и Заславского. Хорошая семейка! Милые люди, ничего не скажешь. Все друг другу врут. И в эпицентре этого вранья – я! Беременная сразу тройней.

Я схватилась за свой живот. Он чувствовал себя прекрасно и угроз для своей владелицы не представлял. Наспех накинув то, что попалось мне под руку, – джинсы и блузку, я поспешила спуститься вниз. По мере того, как я спускалась, дом оживал разными голосами.

– …овса четыре кило! – говорил мой мнимый папаша маркиз Заславский.

– Кило… метров здесь написано! Километров, – не соглашался с ним Дуло.

– Это рука Пушкина, – стонал Костик, – я ее узнал.

– Ничего подобного, – возражал Давыдов, – рукой поэта тут и не пахнет. Бумага серая!

– Это потому, что она горела…

Мужчины склонились над грязным куском записки и пытались понять, то ли Костик нашел или судьба опять жестоко посмеялась над ним. Я хихикнула. Ну, не верю я в то, что достается слишком легко и просто!

– А-а-а! Катя? – бросил на меня рассеянный взгляд Давыдов. – Уже проснулась? Будь добра, сходи в дом к Луше и попроси ее накрыть у нас стол.

– Как успехи? – я кивнула на стол.

– Ничего не понятно, – отмахнулся Давыдов.

– Руки оторвать тому гаду, который писал эту записку! – в сердцах признался Дуло.

– Они забыли алфавит, – презрительно поморщился Костик. – Тут все понятно!

Оставив мужчин наслаждаться разгадкой тайны, я набросила дубленку и вышла на улицу.

– Мороз и солнце – день чудесный, – продекламировала я Пушкина, вдыхая полной грудью свежую красоту зимнего рая.

– Отвратительный день! – возле нашего дома появилась Марина в длиной белой шубе. Она укуталась в нее и подняла воротник. – Столько усилий коту под хвост! Костик нашел не то, что нужно. Или то?

Она с нескрываемой надеждой посмотрела мне в глаза. Я пожала плечами.

– Значит, – процедила Марина, – убедительных доказательств все еще нет! Принеси мне что-нибудь поесть!

Отдав это четкое распоряжение, она не потрудилась обойти меня на узкой тропинке, и мне пришлось шагнуть в снег! Какое свинство, подумала я. Стоит лишь взять чьи-то деньги, как этот человек сразу начинает вести себя так, словно ты ему должна как минимум жизнь. Нужно будет отдать ей деньги! И сказать, что свою дизайнерскую майку я просто дарю.

Пропустив Марину, я выбралась обратно на дорожку и отряхнула сапоги от снега.

– Что там, Екатерина?!

Ну, разумеется! Следом за Мариной шла Фаина. Я демонстративно встала обратно в снег.

– Я так и думала, – прищурилась она, разглядывая мое бесстрастное лицо. – Пойду, проверю сама. Скажи Луше, чтобы накрыла стол в гостевом доме!

А я зачем иду, интересно?

– Луша! – я закричала с порога, начав внезапно торопиться. – Хозяйка сказала, чтобы ты перенесла завтрак в гостевой дом! Луша, ты где?!

Мне не терпелось вернуться обратно. Они там все, и все заняты чем-то интересным! И такое впечатление, что решили отделаться от меня, отправив к помощнице по хозяйству.

– Добрый день, новобрачная!

Я вздрогнула от неожиданности. Голос раздался у меня за спиной. Там была входная дверь. Надеюсь, это не маньяк, озабоченный уничтожением счастливых молодоженов. Я повернулась. Нет, это был не маньяк, с чего бы это мне вдруг показалось, а почтальонша Капитолина.

– Я принесла, – она мне подмигнула.

– Давайте! – обрадовалась я.

– Здрасьте вам всем, – не вовремя выкатилась Луша из кухни.

Рука Капитолины, держащая письменную корреспонденцию, застыла в воздухе. Она, видимо, собиралась торжественно описать большой эллипс, ну, как все почтальоны это любят – пригласить станцевать или что-то в этом духе… Но Луша помешала. Подпрыгивать за письмами мне показалось как-то неудобно. Я скорчила физиономию почтальонше, которой вроде бы доходчиво показала, чтобы она руку с письмами опустила вниз.

– Зуб болит? – поинтересовалась та участливо.

– Нет, мозги у некоторых, – пробурчала я, вращая глазами на почтовую корреспонденцию.

– А я тут почту принесла! – торжественно объявила Капитолина и руку опустила на журнальный столик.

Писем десять, прикинула я стопку.

– Как будто ты могла принести что-то другое, – хмыкнула Луша.

Десять писем, среди них вполне может оказаться то самое! Настоящее и ценное, тогда и мне цены не будет.

– Пойдем, – кивнула Луша почтальонше, – чаем напою. А вы, Екатерина Ивановна, не беспокойтесь. Передайте хозяйке, что через полчаса все будет сделано.

Как она это успеет, мне было наплевать. Но то, что она стоит и ждет, пока я уйду – бесило однозначно. И еще улыбалась при этом! Словно чувствовала, что мне очень хотелось прихватить все письма с собой. Я посмотрела на Капитолину, она в это время мне подмигивала всей краснощекой физиономией. Что бы это значило? А, я же пообещала ей деньги за письмо. Придется отдать, мой бюджет потянет такую сумму… И на всякий случай я улыбнулась. Пока тянула улыбку, искала повод задержаться и передать деньги. Второй раз возвратиться сюда незамеченной не получится – на входе дебильный колокольчик не даст проникнуть тихо и без проблем.

– Ну, так я пошла, – сказала я, опуская глаза в пол.

– Идите, Екатерина Ивановна, – сказала Луша.

– Ой! – крикнула я… какой все-таки талант пропадает в этой богом забытой провинции. – Смотрите! Там… крыса!

– Где?!

– А-а-а-а!

– Туда побежала! Туда! На кухню!

Луша, задрав юбки, резко освободила холл. Я спокойно передала купюру почтальонше, которая тут же с довольным видом поспешила за Лушей, сгребла в карман дубленки письма и пошла к выходу. Находчивость всегда следует проявлять в небольших дозах. Передозировка чревата подозрениями во вранье.

Любопытство – моя основная прогресс-черта. Любопытные люди – это толкачи нашего современного общества. Без их любознательности мир окрашивался бы только в серые тона и казался пустым набором бессмысленной ерунды. Можно было еще порассуждать над этим интересным моментом, но письма жгли карман. Я решила хотя бы посмотреть адреса отправителей. Остановилась под окнами библиотеки и принялась читать надписи на конвертах.

Разумеется, это мне ни о чем не сказало! На первый взгляд – обычные поздравления к Новому году. Оставалось надеяться, что внутри одного из них точно лежит то, что весь коллектив Давыдовых и к ним примкнувшие разыскивают который день. Я отошла под елку и стала на ощупь отделять толстые конверты от тонких. Через пять секунд у меня замерзли пальцы. Еще через пять секунд я поняла, что конверты все толстые. В каждом лежит или открытка или еще что-то. Тогда я решила вернуться к себе в комнату, закрыться и просмотреть все содержимое писем.

Мужчины, а с ними еще и две женщины сидели за столом в гостиной нашего дома и спорили. Когда я зашла, все затихли. Но, увидев, что это я, опять перешли к бурному выяснению отношений. Я помахала им рукой, сказала, что через полчаса мы все наконец-то поедим, и побежала к себе наверх. Если кто-то и заметил, что я не сняла дубленку в прихожей, то промолчал. А может, никто и не заметил, что очень хорошо.

Я закрыла дверь двумя стульями и уселась на кровать. Достала письма и углубилась в их изучение. Я не могла их разорвать как попало, ведь ненужные, а такими окажутся все минус одно, придется вернуть на журнальный столик.

Мама дорогая! Из десяти писем, адресованных Фаине, девять оказались банальной рекламой! Я-то думала, что ее кинулись перед Новым годом поздравлять друзья и хорошие знакомые! Ничего подобного. О ней 31 декабря вспомнили косметические салоны, спа– и фитнес-центры. И только одно письмо было от какой-то древней приятельницы. Судя по штампованным выражениям, она перед каждым новогодним праздником производила массовую рассылку поздравлений всем своим бывшим подругам.

И это было все! То есть больше ничего. Никаких намеков, никаких поэтов, никаких шифров и загадок. Того, одного-единственного письма не было и в помине. Я как-то даже стала сомневаться, а существует ли оно на самом деле. Не трюк ли это почившего в бозе хозяина дома, чтобы скрасить унылое существование своих оставшихся счастливо доживать наследничков?!

Только я подумала, что этой блестящей мыслью нужно будет поделиться с Артуром, как за дверью раздались его шаги.

– Катя, спускайся к столу, – позвал он.

И отчего эта простая фраза показалась мне приглашением в загс! Правда, сдобренным какой-то грустью и безысходностью. Письма-то нет!