Константин Сычев - Василий Храбрый

Смоленский посланец подробно рассказал о случившемся.

Князь с интересом слушал его повествование и долго молчал, задумавшись над словами смоленского гонца после того, как тот изложил все, что знал.

– Я вижу, – сказал, наконец, князь Дмитрий, – что дела в Орде непростые и близится великая смута! Не хотелось бы лезть в этот жар без особого смысла! Здесь можно не только потерять власть и землю, но саму жизнь!

– Однако в противном случае на твою землю придут татары Ногая с его зятем Федором Ростиславичем, нашим лютым врагом, – возразил смоленский посланец. – Тогда пострадает не только смоленская земля!

– Ну, что ж, ладно, – пробормотал покрасневший лицом князь. – Мне ничего другого не остается…Придется вступить в союз с твоим великим князем против этих злодеев! Там сейчас в Сарае мой сын Александр…Может он встретится с молодым князем Василием, и они вместе уговорят нового царя Тохтэ? А своему великому князю Александру Глебычу тогда передай, – Дмитрий Александрович встал и поднял вверх руки, – что я всегда готов воевать вместе с ним против наших общих врагов! Пусть отныне знает, что если ему будет нужна моя помощь, я всегда приду к нему со своим войском!

– Стойте же, мои верные люди! – кричал купец Стойко Лепкович, осаждая коня. – Прячьтесь за повозками! Здесь вас не достанут вражеские стрелы! Вот какая напасть впервые приключилась!

Купеческие слуги сбежались внутрь окруженного телегами пространства и выхватили свои боевые луки.

Татарский отряд из двух десятков всадников гарцевал вокруг телег, выпуская в защитников купеческого обоза одну стрелу за другой.

– Стреляйте, молодцы! – громко крикнул купец Стойко, видя, как упал сраженный татарской стрелой его верный слуга. – Нечего жалеть беспощадных врагов!

Стрелы купеческих слуг вмиг полетели навстречу нападавшим. Вот рухнул, пораженный стрелой, высокий чернобровый татарин, неосмотрительно подскакавший близко к самому купцу, а за ним еще и еще…

– Получите же, лютые враги! – закричал изо всех сил русский купец по-татарски. – Почему нападаете на своих данников и царских друзей? Вот, смотрите, у меня царская пайцза! Или не видите?! – Он распахнул на груди рубаху, сорвал с шеи серебряную пластинку на цепочке и замахал ею над головой.

Но татары не остановились! – Аман! Аман вам, урусы! – кричали они. – Мы не боимся твоей пайцзы! И хан нам тоже не указ! Оставляйте свои арбы со всем добром, а сами уходите по добру по здорову! Можете уходить с лошадьми: они нам не нужны! Но ваши арбы…

– Этого не будет! – крикнул купец Стойко. – Нам не нужны жизни, если мы потеряем царское добро! Здесь – государевы подарки! Вам не поздоровится, бесстыжие злодеи!

Вражеские всадники отошли от купеческих повозок шагов на сто, столпились и о чем-то между собой поговорили. Затем от них отделился худой рыжебородый татарин и, подняв руку, медленно приблизился к тому месту, где сидел седовласый русский купец.

– Слушай меня, урус! – сказал громким голосом разбойник. – Мы не ханские люди, а вольные! Мы не признаем ни молодого хана Тохтэ, ни славного темника Ногая! Мы сами для себя великие ханы! Если хочешь еще пожить, тогда оставь нам половину ханских подарков. Но если меня не послушаешь, тогда непременно встретишь свою смерть!

– Ты ничего не получишь! – закричал разгневанный купец и махнул рукой. – Стреляйте, мои верные люди!

Зажужжали спущенные тетивы луков и стрелы градом посыпались на рыжебородого разбойника, но только одна из них, скользнув по железной броне шлема, достигла цели, вонзившись в шею наглеца. Татарин покачнулся, зашатался и, наконец, выпал из седла закрутившейся на месте лошади, раскинув на примятой степной траве руки и выпучив остекленевшие глаза. Его товарищи, не ожидавшие такого развития событий, что-то между собой прокричали, погарцевали кучкой неподалеку от купеческого каравана и вдруг, засвистев и загикав, поскакали прочь в глубину бескрайней степи.

– Значит, уложили главаря, братцы! – радостно прокричал русский купец. – Так ему и надо, если занялся такими делами! А теперь осмотрите его, мои верные люди!

Купеческие слуги подбежали к телу мертвого татарина. Довольно быстро они сорвали с него железные доспехи и шлем и обнажили худую, поросшую редким рыжим волосом грудь, на которой лежал большой тяжелый сверток.

– Вот и богатства этого злодея! – весело сказал купец. – Несите же мне скорей эту сумку или что там у него!

Стойко Лепкович развязал бечевку, скреплявшую концы кожаного кулька, и высыпал на телегу, стоявшую перед ним, целую кучу серебряных слитков и персидских монет.

– Ого-го! – воскликнул он, любуясь блеском серебра. – Эти разбойники – не простые татары! Вот ведь разорили каких-то богатых купцов! Скорее всего, чужеземцев! Как это они осмелились? Неужели это люди государя Тохтэ? Ну-ка, молодцы, отодвиньте-ка телегу и освободите для меня проход! Я сам посмотрю на этого разбойника!

Подойдя же к телу убитого разбойничьего главаря, купец Стойко помрачнел и опустил голову.

– Наше дело плохо, мои верные люди, – сказал он удрученно. – Этот рыжебородый татарин не только разбойник! Я видел его в Ногаевом кочевье и не просто как воина или слугу, но как человека самого царя Ногая! Этот непотребный молодец пребывал в царской свите! А если это так, то нам надо спешить и без задержек идти до самого Сарая…Если будем тут сидеть, не успеем добраться до темноты. А вдруг поганые на нас ночью набросятся? В дорогу, молодцы!

И купеческий караван, быстро вытянувшись в одну длинную линию, уложив на повозку труп убитого в стычке купеческого слуги, двинулся в сторону татарской столицы.

Купец Стойко сидел на передней телеге и глядел по сторонам. Он мог бы и полежать, зная своих опытных бдительных слуг, но предпочел видеть все, что происходит вокруг, сам. Окидывая взором бескрайние зеленые просторы, он думал о жизни, мысленно обращаясь к прошлому. Непростое задание дал ему князь Олег Брянский! Стойко Лепкович, привыкший возить дань в Ногаеву Орду, вез теперь серебро и меха хану Тохтэ. – Попытай счастья в татарском Сарае, мой славный Стойко, – говорил ему в один жаркий июньский вечер князь Олег Романович. – А осенью повезешь дань царю Ногаю, если ничего не приключится!

Нелегко пришлось князю Олегу в сложившейся ситуации. С одной стороны, его беспокоил татарский воевода Ногай, называемый на Руси царем, который готовился передать Чернигов своему зятю Федору Ростиславовичу…С другой – настораживали слухи из Сарая, переданные ему племянником, князем Василием, во время его последнего приезда в Брянск, что молодой хан Тохтэ также недоволен им по причине уплаты дани не ему, но Ногаю. – Как между двух огней, – размышлял князь Олег, остававшийся еще пока великим черниговским князем. – Угодишь Ногаю – обидишь молодого царя Тохтэ, а угодишь Тохтэ – Ногай рассердится…

Во время своих тяжких раздумий князь Олег Романович вдруг вспомнил, что его именитый купец Стойко Лепкович хорошо знаком с тайным ханским советником Угэчи, другом его отца. – Поговори с этим славным Угэчи, – сказал, наставляя купца в поход, князь Олег, – и спроси, что нам делать…Может совсем отойти от этого Ногая и поддержать молодого царя Тохтэ? И дань возить только в Сарай? Что толку отдавать Ногаю серебро и меха, если он отдает Чернигов, кому попало? Где же его защита? Вот если бы мы не платили дань…

Так перед купцом Стойко возникла нелегкая задача: разобраться во всей ордынской сумятице, поговорить с Угэчи и, если можно, с самим ордынским ханом Тохтэ, чтобы получить ответ, кому из сильных людей Орды покориться: Тохтэ или Ногаю.

– Уж ладно, – задумчиво сказал сам себе Стойко Лепкович, сидя на телеге, – там увидим, как обстоят дела в Орде. Важно только, чтобы тот знатный татарин Угэчи, сын Болху-Тучигэна, не забыл меня…Вот уж сколько лет прошло с того времени, как мой покойный дед Илья подружился со славным Болху, а теперь его сын Угэчи – первый человек в Орде после самого царя! Летит время! Старые родственники и друзья уходят к предкам. Вот и схоронили в прошлом году дядюшку Избора, младшего брата батюшки…А в этом году скончался огнищанин князя Романа Михалыча, славный Ермила Милешич! – И он смахнул рукой непрошеную набежавшую слезу.

Похороны Избора Ильича были богатыми: сам владыка Арсений пришел проститься с именитым купцом. Горько плакали купеческие дети, родственники, слуги: смерть еще бодрого старика пришла так неожиданно! Даже сгорбленный старостью знахарь Радобуд не смог сдержать слез. – Не выдержало сердце за час пребывания в жаркой бане! – сказал грустно он.

Но особенно много людей явилось на погребение славного Ермилы Милешевича.

Сам князь Олег Романович не только поцеловал в лоб усопшего любимца своего отца, но даже отслужил по нему самолично заупокойную! Все священники, возглавляемые епископом Арсением, побывали на погребении. Каждый из них сказал немало лестных слов о покойном. Богаты были и поминки по умершим! Двери домов именитых покойников были широко раскрыты для всех…

– Батюшка Стойко! – раздался вдруг крик подъехавшего к купеческой телеге вернувшегося из разъезда слуги. – Сарай уже близко! За тем большим холмом!

– Слава Господу! – вскричал подпрыгнувший в телеге купец. – Давайте мне скорей лошадь: сяду-ка я лучше в седло для пущей важности!

Вечером купец Стойко Лепкович, разместив своих людей и обоз в гостевых юртах, построенных специально для купцов, отправился к дому ханского советника Угэчи. В руке он держал небольшой мешок с дарами для своего ордынского знакомца.

У двери юрты, обитой зеленым китайским шелком, стояли два вооруженных охранника. – Салам, отважные воины! – сказал им купец. – Скажите вашему хозяину, что к нему пришел кунак-урус из Брянска, по имени Стойко!

Один из охранников, самый молодой, услышав хорошую татарскую речь русского купца, быстро согнулся и вбежал в юрту доложить об услышанном. Едва ли не сразу он выскочил наружу и, низко кланяясь, указал руками на вход: – Входи же, почтенный урус!

Стойко Лепкович наклонился и не спеша переступил порог юрты.

– Салям галяйкюм, верный кунак! – донесся до него голос Угэчи.

– Вагаляйкюм ассалям! – улыбнулся в ответ русский купец, прижал к себе, обнял и троекратно, по-русски, поцеловал худого седовласого татарина. – А ты постарел, дядя Угэчи!

– А ты все так же молод, сынок, – весело сказал ханский советник. – Как там твой батюшка?

– Пока жив, – ответил с грустью в голосе Стойко, – а вот его младший брат, Избор, вот уже год, как умер!

– Все в руках Аллаха, – склонил голову Угэчи. – Только один Аллах знает, что будет с нашими жизнями…Мы не в силах остановить ход времени…

После преподнесения богатых даров Угэчи и трем его женам, которых ханский советник показал своему другу, русский гость уселся на скамью, принесенную по знаку Угэчи его слугами, напротив кресла знатного татарина, и старые знакомцы завели неторопливый разговор.

– Пока не ходи к нашему славному царю, – сказал во время беседы Угэчи. – Он очень расстроен. У нас в Сарае только что скончался сын великого коназа Суждалэ, молодой Алэсандэ! Все случилось так неожиданно…Был все время здоров и вдруг, без видимых причин, умер!

– Неужели?! – вскричал потрясенный купец. – Он же был любимцем великого суздальского князя! Вот горе-то какое!

– Этот коназ Алэсандэ был верным слугой государя Тохтэ, – грустно кивнул головой Угэчи, – и его батюшка во всем почитал моего молодого господина! Так мы и не знаем, откуда пришла смерть: может, от неведомой болезни, а может, его отравили… Поговаривают, – прошептал Угэчи, наклонившись к уху купца Стойко, – что это – козни старого Ногая! Или его зловредной супруги Чапай…

– Вот старая ведьма! – выругался русский купец. – Зачем мужняя женка лезет в такие темные дела? И что же тогда наш славный государь Ногай хлопает глазами? Разве он не именитый муж?

– Наш старый государь Ногай сильно изменился за эти два года, – грустно покачал головой Угэчи. – Подпал под влияние злых людей! А от этого недалеко до войны…

– Ой, ли? – вздрогнул купец Стойко. – Неужели близится смута?

– Да, сынок, – Угэчи поднял голову и посмотрел прямо в глаза русскому купцу. – Если не сейчас, то лет через пять точно будет большая война. Если, конечно, будет жив старый Ногай…Однако же, сынок, я расскажу тебе одну, пока тайную, правду, – ханский советник понизил голос. – Наш государь Тохтэ, Аллах ему судья, принял решение отстранить от власти твоего коназа Олэгэ…Пусть, сказал великий хан, этот коназ Олэгэ уходит на службу своему распятому Богу…Не годится, чтобы место коназа занимал Божий слуга…

– А как же тогда дань? – растерялся русский купец. – Кому ее отвозить? Старому Ногаю или молодому царю? И кого тогда назначит молодой царь Тохтэ великим черниговским князем?

– Не знаю, сынок, – грустно сказал ханский советник. – Могу только сказать, что об этом знают только сам государь Тохтэ и сын коназа Алэсандэ из Смулэнэ, молодой Вэсилэ…