– Царствие небесное и отцу твоему! – со вздохом сказал Матвей Фомич и снова трижды перекрестился. – Только вот родители его… ну ты сама все знаешь, Васенка!

– Знаю! – с вызовом ответила она. – И понять их можно! И вся деревня понимает!

– Да я чего ж? И я с понятием! Сынок единственный погиб, но ведь негоже горе водкой заливать! – тихо и как-то виновато проговорил дед. – Совсем ведь спиваются!

– Именно! А я и помочь ничем не могу, сижу тут на базе безвылазно! – сказала Василиса.

– Да чем уж им поможешь-то? Не беседы же душеспасительные проводить! Тебе самой-то годков мало! Тебя еще уму-разуму учить надоть!

– Хорошо бы и в церкву ходить чаще, – тихо произнесла она.

– Это да, это да! – согласился он. – Вот ведь как жизнь устроена! С малолетства нам внушали, что бога и нет никакого, что все это опиум! А вера-то все равно в умах осталась неискоренимая!

– Ты знаешь, что вышиваю я, что моя картина бисерная даже на выставку попала! – перевела разговор Василиса.

– Знаю, внучка! Таланты, видать, у тебя! – с гордостью произнес Матвей Фомич. – Дело-то хорошее, тем более при церкви эти курсы твои рукодельные. Но ведь ты уже давно все премудрости изучила, так что можешь и тут вышивать, когда время есть.

– Вот именно, когда время есть, – со вздохом заметила она. – Ну ничего, зимой забот поменьше, вот и займусь! А премудрости, как ты выразился, не все изучила! Рисунок никак не получается. Все криво, косо, ненатурально. Вчера пыталась камыш зарисовать. Уж чего, кажется, проще? Ан нет! Неживой и все тут!

Матвей Фомич зевнул и тут же перекрестил рот.

– Пойду-ка я вздремну, – тихо сказал он. – А то утро больно хлопотное было! Умаялся я!

– Хорошо, дедушка! – ответила Василиса, налила в тазик воды из чайника и начала мыть тарелки.

Когда она закончила уборку, то пошла на веранду и первым делом стянула платье, скинула босоножки и начала растирать онемевшие пальцы.

«И охота городским модницам так целый день маяться? – думала Василиса. – Ну просто колодки пыточные, а не обувь! Да и в платье чуть не задохнулась!»

Она накинула сорочку, улеглась на кровать и с наслаждением потянулась всем телом. Не заметила, как уснула.

Очнулась Василиса оттого, что кто-то касался ее волос.

– Кыш, Васька! – пробормотала она, не открывая глаз.

И перевернулась на бок, подложив руки под щеку. Почувствовав, что ей жарко под простыней, скинула ее.

– Вот это рубашенция! – услышала Василиса насмешливый шепот, вздрогнула и открыла глаза.

На низкой скамеечке возле ее кровати сидел Алексей. Она вскрикнула и натянула простыню до подбородка.

– Вы чего? – испуганно спросила Василиса и села, отодвинувшись к стене.

– Хватит «выкать» уже! – сказал он. – Ты прости, что разбудил тебя, но вообще-то всего пять вечера. Или вы тут так рано укладываетесь? – ехидно поинтересовался он. – Дед тоже храпит в комнате. Я уж будить его не стал.

– Я не храплю, – отчего-то обиделась Василиса. – Вздремнула немного. Я вообще-то корову доить встаю на заре, – зачем-то добавила она.

– Ну-ну, – усмехнулся Алексей, – на заре, значит, Буренку доишь.

– Не Буренку, а Зорьку, – зачем-то поправила Василиса. – А у вас в Москве что, так принято врываться в комнату к спящим девушкам? – в тон ему поинтересовалась она и опустила ноги на пол. – Вы бы отвернулись, мне одеться надо.

– Ты и так одета… в какой-то ситцевый мешок! – сказал он.

– Чего? – разозлилась девушка.

Алексей посмотрел на нее с непонятным выражением, встал и взял с тумбочки потрепанную книгу.

– Тургенева, значит, читаешь? – спросил он.

– Читаю! – с вызовом ответила она. – И что?

– Не люблю классиков, скучно, нудно, а уж природу описывают! Растягивают не на одну страницу! Тут у тебя и Бунин и Куприн… Неужели нравится?

– А что в этих книгах может не нравится? – с удивлением спросила Василиса.

– Длинноты! Да вот хоть, открываем Бунина «Темные аллеи» и первое предложение: «В холодное осеннее ненастье, на одной из больших тульских дорог, залитой дождями и изрезанной многими чёрными колеями, к длинной избе, в одной связи которой была казённая почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подкатил закиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом, тройка довольно простых лошадей с подвязанными от слякоти хвостами», – с выражением прочитал Алексей. – И это только одно предложение! Жесть!

– И что? Не пойму, что вам не нравится-то! – усмехнулась девушка.

– Несовременно! – резко ответил Алексей. – Сейчас информация коротко и емко передается!

– На то они и классики, чтобы несовременно, – запальчиво ответила она. – Зато я вот сразу представила и дорогу, залитую дождями, и избу, к которой подкатил… ну этот… тарантас. Хорошо все описано! Жизненно! И вовсе не нудно! – сказала она и встала.

– Да я про то, что зачем юной девушке все эти ветхозаветные истории! Ты бы современных авторов почитала что ли! Того же Пелевина или детективы Донцовой. И в вашем городишке наверняка есть книжные. Или ты из разряда так называемых «тургеневских девушек»?

– Тургеневских? – переспросил она.

– Есть такое понятие, – пояснил Алексей. – Несовременные девушки, словно сошедшие со страниц романов Тургенева, все такие романтичные, да и коса у тебя…

– Обычная я! – перебила его Василиса. – И хватит уже насмехаться!

– Да я серьезно! – сказал Алексей. – Все мои знакомые после окончания школы таких авторов и не читают! Это литература для пенсионеров. Вот моя бабушка, к примеру, зачитывается Толстым и тем же Буниным.

– Отвернитесь, я оденусь! – хмуро проговорила Василиса. – Курган, между прочим, столица Зауралья! Ясно вам? И книжных в городе полно! Нечего думать, что мы тут все отсталые. А детективы эти ваши я читала, в деревенской библиотеке брала, да не по вкусу мне все эти убийства.

– Ну понятно, тебе только про любовь подавай! Эх, девушки! – насмешливо сказал Алексей, перелистнул страницу и с выражением прочитал: «Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот… Поздно теперь укорять, а ведь правда, очень бессердечно вы меня бросили, – сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всём прочем». Это тебе и нравится! Страсти какие-то несусветные! – добавил он.

– И что? – с вызовом спросила она. – Что здесь плохого-то? Или вам любви не надо? Да такой, чтобы одна и на всю жизнь!

– Какие у тебя мечты нереальные! – пробормотал он и склонился над засунутыми за тумбочку «картинами» Василисы.

Это были ее «пробы пера». Дед по ее просьбе выпилил прямоугольные куски оргалита, и она пыталась рисовать на них, предварительно загрунтовав белилами. Алексей вытащил небольшую картину, на ней изображался стол, покрытый белой скатертью с вышивкой по краю, на нем стояла деревянная резная чашка, наполненная рябиновыми кистями. Рядом лежали зеленые и красные яблоки.

– А что! Очень даже недурно! – неожиданно похвалил Алексей. – Грубовато, правда, но и в этом есть свой стиль! Только явно не закончена твоя картина. Это ведь твоя? Я не ошибся?

Василиса уже натянула сарафан. Она быстро подошла к Алексею, стоящему к ней спиной и выхватила картину.

– Вы чего тут без спросу шаритесь? – раздраженно спросила она и засунула картину обратно за тумбочку.

– Интересно! – спокойно ответил он и посмотрел девушке в глаза. – Все же работать вместе придется, вот и хочу узнать, что ты за человек.

– Так спросите, чего надо, а вы сразу мои книги читать, мои вещи хватать! – с обидой проговорила она, накручивая на палец кончик косы.

– Так именно вещи скажут о человеке намного больше, чем его слова! – с улыбкой ответил он. – Я и вышивку вижу незаконченную… вон, пяльцы на стуле лежат.

– У меня бисерная икона на выставке первое место заняла, так-то! – гордо произнесла Василиса. – И вообще задержались вы тут! Да и без спроса вошли! А это моя личная территория!

– Сорри, – кинул Алексей и вышел за дверь.

Василиса глянула на лежащую на кровати ситцевую белую в мелкий синий цветочек рубашку производства местной фабрики.

«Чего он? Мешком обозвал! – раздраженно подумала она. – Самая обычная рубаха! К тому же новая и совсем не застиранная. Дурак какой-то! Даже неприлично так разглядывать спящую девушку! Да и книги мои листал, картины рассматривал. Интересуется моей персоной!»

Это предположение вызвало улыбку.

Василиса сунула ноги в растоптанные джинсовые шлепки и вылетела в коридор. Она бросилась на кухню, чтобы поставить чайник. И обнаружила, что ведро пустое. Схватив его, метнулась из дому, и налетела на Алексея, который сидел на крыльце спиной к двери.

– Ой! – пискнула она. – Простите!

– Шуму-то от тебя сколько! – проворчал он. – Не даешь тишиной насладиться!

– Тишиной? – неподдельно изумилась Василиса. – Вон как ветер шумит в лесу. Может, Бог даст, дождичка нагонит! Хоть бы бусинец прошел и то ладно, а то от жары высохло все!

Алексей повернул голову и глянул на нее.

– Что еще за бусинец? – уточнил он.

– Так это…, – растерянно ответила она, – дождь у нас так называют… ну такой мелкий-мелкий, как бусы, вот!

– А-а-а, – с непонятным выражением протянул он.

Девушка осторожно обогнула его и спустилась с крыльца.

– Ты за водой? – вяло поинтересовался он. – Может, помочь?

– Помогите, коли охота! – обрадовалась Василиса. – Под навесом второе ведро возьмите.

Колодец находился примерно посередине между домом егеря и гостиницей. Василиса бодро двинулась по тропинке, помахивая ведром. Алексей шел за ней. Колодец был довольно высоким с деревянным навесом. Василиса открыла крышку и опустила ведро, придерживая цепь. Она наклонилась. И тут же почувствовала, как Алексей привалился сзади и взялся за цепь поверх ее руки. Девушку бросило в жар, но она почему-то молчала и не шевелилась. Это длилось всего мгновение, но ей казалось, что время остановилось. Василиса лишь ощущала быстрое дыхание на своей шее и непонятное томление, разливающееся по всему ее телу.

– Давай я сам, – сказал Алексей, отстраняясь от нее.

Она отодвинулась, уступая ему место. Он наполнил ведра водой, потом уселся на небольшую деревянную скамью возле колодца и вытер пот со лба.

– Уже, считай, вечер, но как жарко! – заметил Алексей. – Дай воды!

Василиса сняла эмалированный ковшик с колодца, зачерпнула из ведра и подала ему. Он пил жадно, потом смочил лицо и волосы и заулыбался.

– Садись, – предложил Алексей. – Чего стоишь?

– Идти мне нужно, ужин готовить пора, вас кормить, – ответила Василиса, не двигаясь с места.

Она только перекинула косу с плеча за спину и чуть приподняла подбородок.

– Ужин? – засмеялся он. – Да я еще от обеда не отошел! Я обычно после девяти вечера ужинаю. Пока с работы доедешь, пока то, пока се.

– Ага, – закивала Василиса, приблизилась и уселась рядом, внимательно глядя на его профиль, – а там уже и жена ждет, наготовит всего для вас.

Алексей развернулся и близко заглянул ей в глаза. Лучи солнца позолотили его волосы и кончики ресниц. Василиса подумала, какие они у него длинные. А глаза в таком освещении показались ей скорее темно-голубыми, чем серыми.

– Нет у меня никакой жены, – сообщил он после паузы, во время которой не сводил глаз с ее лица. – Мне всего-то двадцать семь, рановато семьей обзаводиться, не находишь?

– А у нас в деревне рано женятся, – заметила она и отчего-то начала краснеть. – К вашему-то возрасту у всех уже дети!

– И ты что ли собралась? – рассмеялся Алексей. – И куда спешить, не понимаю.

– Нет у меня никого, – после паузы тихо проговорила она.

– И это кажется мне странным, – ответил Алексей. – Ты ведь красивая девушка!

– И вы красивый, – робко ответила она. – Но и у вас нет никого!

Он с изумлением глянул на покрасневшую девушку и засмеялся.

– Ужин все равно надо готовить, хотите вы кушать или нет, – недовольно произнесла Василиса и встала. – Дедушка всегда в шесть за стол усаживается. Режим у него.

Алексей тоже встал, подхватил оба ведра и направился к дому. Василиса шла сзади, изучая его спину в голубой тенниске и узкие бедра, обтянутые синими джинсами.

«Надо же, двадцать семь, – думала она, – а так и не скажешь! Я думала, младше он! И не женат! А чего? Парень видный, хоть и задавака!»