Лоретта Чейз - Вчерашний скандал

Его не должно было это особенно трогать: он держал в руках предметы гораздо более старинные, чем этот. Но ни один из них не касался его лично. У Лайла перехватило горло.

— Что это, ваше сиятельство? — спросил кто-то.

— Это совсем не то, что многие люди считают сокровищем, — сказал Лайл, немного успокоившись. — На этом документе от двадцать первого июня одна тысяча четыреста тридцать первого года стоит подпись короля Шотландии Якова Первого.

Толпа ахнула, и Лайл понял, что люди знают, насколько важная реликвия находится у него в руках.

Среди тихого шепота, доносившегося из толпы, Лайл различил спор братьев Рэнкин о том, мусор это или нет, пока кто-то не шикнул на них.

— В этой бумаге, — продолжил Лайл, — король дает моему предку, сэру Уильяму Далми, право построить замок Горвуд. «Замок или крепость, — сказано здесь, — обнести стенами и рвами и защитить его воротами медными или железными, а сверх того оборонительными сооружениями».

— Можем мы услышать все это, ваше сиятельство? — спросил Тэм Макэвой.

Лайл прочел документ сначала на латинском, потому что это звучало очень впечатляюще. Потом перевел на английский. Английский язык четырехсотлетней давности звучал не менее впечатляюще.

— Думаю, — сказал Макэвой, когда Лайл закончил, — это означает, что замок Горвуд целиком и полностью принадлежит вам, ваше сиятельство.

— Нравится это кому-то или нет! — крикнул кто-то.

Толпа взорвалась смехом.

— И мы тоже, ваше сиятельство, — продолжал Тэм. — Мы — со всеми нашими проблемами.

Толпа одобрительно загудела, снова послышался смех.

Лайл обвел взглядом всех, кто собрался здесь. Они смеялись, но не шутили. Лайл вспомнил все слова, что услышал вчера вечером.

Он почувствовал, как Оливия дотронулась до его руки, и посмотрел на нее.

— У тебя сейчас тот же вид, — вполголоса произнесла она.

— Какой?

— Вид человека, испытывающего угрызения совести.

— Эти люди… — пробормотал Лайл. — Мой отец. Что он натворил…

— Да, я понимаю. — Оливия сжала его руку. — Нам надо поговорить об этом, но позже.

Она осторожно положила документ назад в шкатулку и уже хотела было закрыть крышку, но помедлила и извлекла его назад.

— Что? — спросил Лайл.

— Там лежит что-то в уголке. Думаю, монетка. Или… — Оливия улыбнулась. Ее тонкие пальцы опустились в шкатулку и достали то, что там лежало.

Это было золотое кольцо, судя по виду, женское, украшенное рубинами или гранатами в форме кабошонов. Камни по цвету были близки к цвету волос Оливии.

Она подняла его выше, чтобы люди, стоявшие перед ней, могли его увидеть, а потом передать тем, кто стоял дальше.

В толпе раздавались охи и ахи и отдельные поздравления.

Из угла, где стояли братья Рэнкин, доносились стоны.

— Видишь? — Оливия взглянула на Лайла. — Это прекрасный, счастливый момент. Для всех, кроме этих негодяев. Наслаждайся этим.

Спустя несколько часов

Лайл стоял у оконной ниши и смотрел в ночь. На затянутом облаками небе звезд было немного.

К тому времени, когда иссякли все радостные восклицания по поводу сокровища и они опять погрузили сундучок в повозку и всей процессией направились в замок, было уже очень поздно. Даже леди были готовы отправиться спать.

Роя и Джока заперли в темницу в замке, решив заняться ими позднее.

Еще одно дело, с которым предстоит разобраться.

В Египте он сталкивался с массой подобных проблем: обман, воровство, драки и тому подобное. При раскопках случались травмы. Лодки тонули. Нападали крысы. Поражали болезни. Это была его жизнь. Временами она была интересной, даже кружащей голову. Сейчас…

Легкий стук в дверь заставил Лайла вздрогнуть. Он прошел к двери и открыл ее.

Перед ним стояла Оливия. Она была в белом халате, обильно украшенном всяческими воздушными штучками: ленточками, оборками и кружевами. Распущенные волосы лежали на плечах в восхитительном беспорядке.

Лайл увлек ее в комнату и закрыл дверь.

Но буквально сразу же передумал, открыл дверь и попытался вытолкнуть ее.

— Прими решение, — сказала Оливия.

— Глубокой ночью ты приходишь в спальню к мужчине в одном халате и ждешь от него решения?

Как давно это было? Давным-давно, целую вечность.

— Нам надо поговорить, — сказала Оливия.

Лайл опять затащил ее в комнату и закрыл дверь.

— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — сказал он. — Девушка, которая приходит в комнату к мужчине практически раздетая, ведет себя неосторожно.

— Да.

— Значит, решено.

Сказав эти слова, Лайл сбросил свой халат и теперь стоял перед ней обнаженный.

— О! — выдохнула Оливия.

Свет от камина окрасил ее рассыпавшиеся по плечам волосы в цвета рубина или граната. Кожа сияла, как летняя луна, а в воздухе витал ее легкий, едва уловимый аромат. Лайл подхватил ее на руки и понес к высокой кровати.

Удерживая ее одной рукой, второй он отбросил одеяло и посадил Оливию на край постели.

— Хорошо, — согласилась она, — поговорить мы можем позже.

— О да. Нам о многом надо поговорить, — пробормотал Лайл.

У них впереди была целая жизнь, чтобы наговориться.

— Ты отлично со всем справился. — Оливия подняла руку и коснулась его груди.

— Ты тоже.

Лайл поставил колено ей между ног, и она медленно отодвинулась назад, подняв ноги на кровать. — Даже не могу передать тебе словами, насколько это волнующе, — произнесла Оливия. — Можешь написать мне письмо. Позднее.

Лайл взялся двумя руками за края ее ночной рубашки и халата, поднял их и посмотрел на ноги Оливии.

— Тебе нравятся мои ноги?

— До безумия, — ответил Лайл, наклонился и поцеловал лодыжку.

— О, ты порочный мужчина, — сказала Оливия, — ты жестокий и бессердечный…

— Дьявольский, — пробормотал Лайл. — Не забудь это определение — дьявольский.

Он огладил внутреннюю часть бедра, дразня ее и поднимаясь все выше и выше. Оливия откинула голову назад. Лайл поднял ее одежду еще выше и слегка коснулся пальцами ее интимного цветка.

— О, эти руки, — выдохнула Оливия, — твои руки! — Она накрыла своей рукой его руку и крепче прижала ее к своей плоти. — О, ради всего святого! Что я должна сделать?

Оливия встала на колени, развязала ленточки своего халата и сбросила его. Потом потянула через голову ночную рубашку и отбросила ее в сторону.

Рыжие кудри рассыпались по плечам. Небольшой рыжий треугольник блестел у нее между ног. Теперь на ней ничего не было.

Так легко было представить ее танцующей в лунном свете пустыни.

— Довольно, — сказала Оливия. — Довольно этой чепухи. Я никогда не буду добродетельной. И не проси меня быть добродетельной.

— Об этом я меньше всего хотел бы тебя просить…

— Иди сюда. — Ее рука скользнула вниз по животу к шелковистому треугольнику между ног. — Иди сюда.

Лайл забрался на кровать и опустился перед ней на колени. Оливия взяла его за руки и положила их на свою грудь.

Лайл наклонился и поцеловал ее долгим и страстным поцелуем. Он ласкал ее грудь, а она, обняв его за шею, запрокинула голову, чтобы он прикасался к ней так, как хотелось ему и как хотелось ей.

Она тоже ласкала его, касаясь его плеч, спины, сжимая его ягодицы. Она придвинулась к нему ближе и прижалась к его паху. Возбужденная плоть с готовностью уперлась ей в живот.

Оливия взяла ее в руку и сжала. Ее рука начала двигаться вверх и вниз, потом замерла и тихонько потянула набухшую плоть. Лайл сдавленно охнул.

Оливия подняла на него глаза.

— Ты закончила с играми? — хрипло спросил он.

— Не совсем. — Оливия легонько толкнула его. Лайл понял намек и лег, а она уселась сверху.

— Я знаю, это можно сделать, — пояснила она. — Я видела картинки.

Лайл рассмеялся. Он приподнял ее бедра и одним движением вошел в нее.

— О-ох, Лайл, любимый мой! — выдохнула Оливия и наклонилась вперед.

От этого движения его плоть оказалась сжатой, и он задохнулся от полученного удовольствия. Она поцеловала его, и этот поцелуй был настолько глубоким и страстным, что уже через мгновение Лайл плавал в густом тумане страсти и желания. Он крепче прижал Оливию к себе, и она начала двигаться, сама устанавливая ритм.

Движения были быстрыми и мощными, как будто все происходило в первый раз, как будто они ждали этого целую вечность, берегли в себе, и теперь это был их последний и единственный шанс.

Лайл смотрел на Оливию, склонившуюся над ним. Ее синие глаза потемнели, как полночное небо, растрепавшиеся волосы, словно огненный ореол, окружали ее лицо.

— Я люблю тебя, — сказал Лайл.

Он потянул ее к себе, чтобы поцеловать, чтобы крепче держать ее, пока они вместе взлетали и падали, пока наконец не достигли высшей точки блаженства. Безумный восторг и волна пронзительного наслаждения накрыли их обоих. А потом вдруг все затихло.

Прошло довольно много времени.

Оливия приподнялась и легла на кровать рядом с Лайлом. Он лежал на спине, слушая, как успокаивается ее дыхание, и смотрел на полог над кроватью.

Она положила руку ему на грудь, которая все еще вздымалась от неровного дыхания. Он еще не совсем успокоился, но в одном был совершенно уверен.

— Я люблю тебя, — произнес он, накрывая своей рукой ее руку.

Оливия жадно впитывала его слова и позволяла им проникнуть в самое сердце. Там она станет хранить их вместе с остальными своими секретами.

А еще она упивалась тишиной. Толстые стены Горвуда защищали от внешнего мира и заглушали звуки внутри замка. Она слышала только потрескивание огня в камине, голос Лайла, тихий и хриплый, да быстрый стук собственного сердца.

Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него, не убирая второй руки с его груди. Под его твердой и сильной рукой, там, где уверенно билось сердце, было так тепло.

— Что-то в этом роде я уже начала подозревать, — сказала Оливия.

— Ты должна ответить согласием. Не понимаю, почему ты не можешь. Мы предназначены друг для друга. Это очевидно, в этом нет сомнения.

Оливия сделала глубокий вдох и протяжный выдох.

— Подожди здесь, — сказала она, соскользнула с кровати и, подобрав свою ночную рубашку, надела ее через голову.

— Оливия! — Лайл сел на кровати, потрясенно распахнув глаза. Свет от камина позолотил его кожу и ласкал бугрившиеся мышцы.

— Я хочу показать тебе кое-что, — ответила она. — Через минуту я вернусь.

К тому времени, когда она вернулась с коробкой в руках, Лайл уже встал и, надев халат, ходил по комнате.

— Прости, — сказала Оливия. — Бейли, как всегда, не спит, хотя должна спать. Она всегда начеку. Ей пришлось запихнуть меня в платье и поворчать о том, что я простужусь и умру. Иди сюда, к кровати. — Она поставила коробку на кровать и сама взобралась на нее. — Иди, — повторила она, похлопав по простыням, и села, поджав ноги. — Я хочу показать тебе свои сокровища.

— Я думал, ты уже показала, — ответил Лайл и, сев рядом, поцеловал Оливию в макушку. — Нельзя вскакивать с кровати через пару минут после того, как мужчина говорит, что любит тебя. Разве ты не понимаешь?

— Я хотела, чтобы ты увидел.

Оливия открыла коробку и начала вытаскивать содержимое: письма, которые он писал ей, маленького раскрашенного человечка из дерева — его первый подарок ей, браслет с синими камнями, кусочек гипса… и много чего еще. Маленькие сокровища, которые он прислал ей за десять лет. И носовой платок с его инициалами, который она украла несколько недель назад.

— Я люблю тебя, — сдавленным голосом сказала Оливия, подняв на него глаза, которые жгли слезы. — Видишь?

— Вижу, — медленно кивнул головой Лайл. — Я вижу.

Она могла бы все выразить словами, но она могла сказать все, что угодно, и заставить в это поверить.

Оливия знала это и понимала, что Лайл тоже это знает.

Коробка хранила ее секреты, то, что она по-настоящему хотела сказать.

Она позволила ему заглянуть в свое сердце, посмотреть на то, о чем она не говорила вслух, но что было правдой.

Лайл сглотнул и после нескольких мгновений звенящей тишины сказал:

— Ты должна выйти за меня замуж.

— Думаю, должна, — согласилась Оливия, глядя на свою коллекцию секретов. — Мне хотелось быть самоотверженной и смелой, но это мне не подходит.

— Правда? — Лайл смотрел на нее во все глаза, а она складывала назад в коробку безделушки и письма.

— Да. Против тебя невозможно устоять.