Даниэла Стил

Вдали от дома

Посвящается Марте Санс — благодарю тебя, дорогой друг, за твое ободрение, мудрость и любовь

Д. С.

ПРОЛОГ

Самоубийство или просто глупость — Адам Киркпатрик не мог решить, очевидцем чему он становится. В отсутствие других развлечений, сидя в подпрыгивающей на волнах лодке и ожидая, когда рыба проявит интерес к приманке, Адам наблюдал за женщиной в ярко-красной куртке. Время от времени она подступала ближе к краю утеса. Когда становилось ясно, что очередная волна лизнет неровную поверхность и стащит женщину с каменного карниза, она поспешно отступала. Казалось, незнакомка бросает вызов океану, играя с ним в некую нелепую игру, где все решает случай. Кому-нибудь следовало сообщить этой женщине, как редко океан терпит поражение в подобных играх.

В минуты, когда женщина предпочитала не искушать судьбу, она стояла неподвижно, уставившись вдаль и отводя от лица подхваченные ветром волосы. Адам находился слишком далеко от берега, но воображение помогло ему дорисовать тонкие черты лица женщины и хрупкую, как тростинка, фигуру.

Несомненно, это туристка, не подозревающая, какую опасность таит в себе живописный скалистый берег. За год, который Адам прожил в Мендосино, он узнал, что иногда здесь даже единственный неверный шаг ведет к трагедии. Почти постоянно случалось, что люди теряли бдительность и поворачивались к океану спиной в обманчиво-спокойные дни. Именно в такие моменты океан вздымался и уносил их мистической «седьмой волной», грозная сила которой оставалась незримой, пока волна не достигала берега и не обрушивалась на неосторожных.

В больших и маленьких отелях, рассеянных по всему побережью Северной Калифорнии, предпринимали меры, печатая предупреждения на оборотной стороне списков услуг в виниловых обложках или выкладывая эти предупреждения на столы с письменными принадлежностями, но требовалось действовать крайне осторожно, чтобы не перейти незаметную грань между оправданным предостережением и отпугиванием клиентов.

Женщина в красном оглянулась через плечо. Постояв минуту, она сделала несколько шагов вдоль берега, помедлила и снова застыла на краю обрыва. Она напомнила Адаму соседского кота, когда тот крадется по краю крыши, словно пытаясь вычислить, толчок какой силы понадобится, чтобы спрыгнуть на землю.

Волосы на затылке Адама встали дыбом. Его прежняя мимолетная мысль о том, что незнакомка либо слишком беспечна, либо намерена покончить жизнь самоубийством, касалась ее действий, а не побуждений. Существуют сотни гораздо более простых способов свести счеты с жизнью. Черт возьми, Адам мог бы назвать дюжину таких способов не задумываясь, но какой же человек в здравом уме…

По его спине пробежал холодок. Была ли незнакомка в здравом уме, если стояла на самом краю утеса, заигрывая с могучими волнами, способными опрокинуть поезд?

Воображение Адама уже успело и утопить незнакомку, и похоронить ее, когда женщина повернулась и направилась к шоссе. Адам не часто давал волю воображению, но когда такое случалось, мысли надолго увлекали его. Он вытащил, из кармана куртки яблоко, сунутое туда сегодня утром. Спустя минуту поплавок ушел под воду.

Пойманный Адамом палтус оказался несколькими дюймами короче двухфутовой мерки. Адам извлек крючок из пасти рыбины, отпустил ее в воду и снова закинул удочку. Грузило ударилось о дно. Адам укоротил леску на пару футов и сел ждать очередной поклевки.

Далеко от берега, почти у горизонта, на север прошло рыболовное судно — его путь отмечал одинокий белый хвост дыма на тускло-голубом фоне неба. В тридцати ярдах от Адама стая чаек вилась над водой, в ожидании завтрака лениво обмениваясь сплетнями. Вокруг не было заметно и следов тумана — редкое для июля явление. Такое утро любят показывать в рекламе фирмы, торгующие кофе, намекая на никчемность кофеиновой подпитки.

Высокая волна прокатилась под днищем лодки, приподнимая ее. С новой наблюдательной точки Адам взглянул поверх волн, бьющихся у подножия утеса. Лодка уже соскальзывала в пологую долину между соседними волнами, когда нечто возле утеса привлекло внимание Адама — красное пятно среди клочьев белой пены. Его мозг отказывался поверить увиденному, желудок медленно и мучительно сжался.

Адам вполголоса выругался. Должно быть, женщина вернулась, когда он отвлекся. Он вытащил нож и перерезал леску.

О спасении не могло быть и речи. Даже если женщина еще жива, она погибнет прежде, чем подоспеет Адам.

К тому же спасатель из него неважный. Все, что Адам знал о спасении утопающих в полосе прибоя, он услышал, сидя в барах Форт-Брэгга. Выбор у него оказался небогатым: Адам мог либо подплыть к утопающей на полной скорости, попытаться подхватить ее и вытащить из бьющихся волн, либо оставить лодку на якоре как можно ближе и поплыть на помощь. Доплыть в лодке можно гораздо быстрее, но если мотор вдруг заглохнет или вокруг винта запутаются прибрежные водоросли, ему ни за что не суметь повернуть лодку в волнах, прежде чем ее отнесет от берега.

Но если он поплывет, второй попытки у него уже не будет. В этой воде лед таял с трудом, без непромокаемого костюма приходилось надеяться лишь на свои силы и проворство.

Но если он потеряет лодку, надежда исчезнет для обоих пловцов.

Выбор был сделан.

Адам поднял якорь, добрался до мотора и дернул шнур, запуская его. Мотор закашлялся, выбрасывая клубы голубоватого дыма, поперхнулся, словно собираясь заглохнуть, и заработал снова. Дождавшись, пока мотор зафырчит с привычным звуком расстроенного желудка, Адам снял бейсболку с эмблемой «Гигантов» и бросил ее в ящик.

Войдя в зону прибрежных водорослей, Адам выключил мотор и привязал якорный трос к одному из плавающих бревен — хитрость, которой он выучился у опытных рыбаков. Теперь он оказался достаточно близко от женщины, но по-прежнему с трудом различал ее в волнах.

Адам расшнуровал теннисные туфли и стащил джинсы, избавляясь от лишнего груза. Решив, что спасательный жилет будет скорее помехой, чем подмогой, Адам глубоко вздохнул и бросился в воду. Воздействие ледяной воды оказалось столь же неожиданным, как удар ножа в спину.

Он всплыл на волне и перекатился вместе с ней, нырнув в последнюю секунду, чтобы избежать удара о камни. Оказавшись на поверхности, Адам огляделся и заметил женщину — до нее оставалось менее тридцати ярдов.

Треть футбольного поля.

Адаму показалось, что он уже проплыл гораздо больше. Утесы нависли над ним, вонзаясь вершинами в небо.

Когда это девяносто футов казались ему длинными, как три мили?

Адам попытался позвать женщину, но его голос утонул в грохоте волн, накатывающихся на утес и разбивающихся об него. Подплыв еще ближе, он увидел, как женщина выбросила из-под воды руку, открыла рот в беззвучном вопле и исчезла. Казалось, незримая безжалостная рука из глубин утащила ее под воду.

Адам знал, что нырять за ней бесполезно и все, что ему остается, — попытаться спастись самому. Вместо этого он ждал, борясь с волнами и пеной, набивающейся в рот и жалящей глаза, — ждал, когда женщина вновь всплывет на поверхность. Время превратилось в коварного врага; Адам заставлял себя считать секунды: тысяча одна… тысяча две…

Наконец он заметил женщину: она показалась из-под воды в стороне от него. Глаза незнакомки были закрыты, кровь заливала левую половину лица. Волны смывали алую струйку, но она тут же появлялась вновь.

Волна подхватила Адама. Он забарахтался в воде, нырнул глубже, бросая вперед отчаянными гребками вдруг отяжелевшее тело. Безотчетно он задавал ритм движения онемевшим от холода рукам и ногам: раз-два, гребок руками… ногами… еще один… быстрее… Его подгоняла мысль, что, погрузившись под воду в очередной раз, женщина уже не сможет всплыть.

Его руки расталкивали воду, как весла, ноги же больше мешали, чем помогали. Адам повторял, как спасительное заклинание: раз-два, гребок руками… ногами… быстрее…

Он оглянулся, проверяя, какое расстояние сумел проплыть. Проклятие, он совсем не двигался с места — или женщину относило от него.

В отчаянном рывке он приподнялся над водой и огляделся, отыскивая взглядом лодку. Она постепенно удалялась, уменьшаясь в размерах. Адам продолжал расталкивать воду руками, хотя внутренний голос настойчиво подсказывал: его усилия бесполезны. Адам никак не смог бы доплыть до женщины вовремя, безумием было даже пытаться.

Но Адам не мог вернуться в лодку один. Нет, он не принадлежал к разряду героев, жаждущих быть всегда впереди, — он просто не знал, как остановиться. Работая в Африке, в лагерях для беженцев, он оставался на своем посту, даже когда кончались припасы, и ждал, пока не подвезут новые, ибо был убежден: никто не должен умирать в одиночку.

Волны вздымались на несколько ярдов перед Адамом. Отгоняя тревожные мысли, он нырял и плыл — прочь от лодки.


Адам опустился на коричневый кожаный диван, прислушиваясь к неясным звукам из соседней комнаты. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так уставал. Мысленно он вышагивал по длинной узкой комнате, то останавливаясь, чтобы выглянуть в окно, то поправляя задетую по дороге плечом гравюру Нормана Рокуэлла, то стряхивая с одежды песок. Но его ноги и руки словно налились свинцом и отказывались подчиняться даже простейшим командам.

Он склонился вперед, поставив локти на колени. Нетерпеливыми, неловкими движениями потер глаза, прогоняя сонливость и усталость, он провел ладонью по еще влажным волосам.

Дверь открылась, и в комнату вошел Верн Лански — без своей привычной улыбки. Обычно врачебная практика Верна ограничивалась лечением растянутых щиколоток или вытаскиванием впившихся в тело рыболовных крючков, — воскрешение утопленниц в нее не входило. Не говоря ни слова, Верн прикрыл дверь, прислонился к ней и сунул руки в карманы накрахмаленного халата. Его густые брови сошлись в хмуром раздумье.

— Что с ней? — спросил Адам. Он успел проверить пульс женщины, как только втащил ее в лодку. Пульс был редким, но ровным — не так уж плохо для человека, только что извлеченного из ледяной воды. Женщина была без сознания, но Адам приписал это ушибу головы. И, конечно, потере крови. На ее голове виднелась заметная рана, а Адам по собственному опыту знал, что раны на голове всегда обильно кровоточат.

— У нее сотрясение, но, насколько я могу судить, больше ничего не сломано и не повреждено. Конечно, утверждать трудно, пока ее не обследуют в больнице.

— Ты вызвал «скорую»?

— Она уже в пути. — Верн пересек комнату и положил руку на плечо Адама. — Ты в порядке?

— Да, конечно. А что со мной могло случиться?

— Ничего, разве что ты мог оказаться на ее месте.

— Разница слишком велика — я никогда не последовал бы ее примеру.

Верн потер ухо большим и указательным пальцами — за год знакомства Адам уже выяснил, что для врача это признак волнения.

— Тебе известно что-нибудь об этой женщине?

— Ничего, — ответил Адам. — До этого дня я никогда не встречался с ней.

— Наверняка встречался, и не раз — просто не узнал ее в таком виде. Ее зовут Миранда Долан. Она снимает у меня дом, тот, что в Каспаре, уже целых полгода.

Адам порылся в памяти и покачал головой. Каспар находился всего в шести милях к северу от Мендосино и представлял собой скорее не город, а беспорядочное скопище домов. За покупками и развлечениями женщине ближе ездить в Форт-Брэгг. Не удивительно, что прежде их пути никогда не пересекались.

— Помню, недавно ты говорил, что для меня там найдется кое-какая работа. Ты даже хотел составить список, но так и не собрался. — Адам прищурился в задумчивости. — Но что случилось, Верн? Какая разница, знаком я с ней или кет?

— Я просто полюбопытствовал, только и всего. — И словно поняв, какой неубедительной выглядит эта отговорка, Верн быстро добавил: — Это совсем не то, что ты думаешь. Она ничем не больна, по крайней мере, насколько мне известно.

— Тогда что тебя тревожит?

— У нее шрамы — на руке, на плече и на животе, в области желудка. — Верн с надеждой взглянул на Адама. — Разве ты их не заметил?

Вопрос был резонным. Опасаясь переохлаждения, Адам стащил с женщины мокрую одежду сразу же, как только добрался до машины. Он завернул незнакомку в одеяло, которым обычно накрывал сиденье, и включил все обогреватели с ее стороны кабины. И все-таки по прибытии в офис Верна женщина казалась такой замерзшей, словно ее только что вытащили из воды.

— Я только заметил, как сильно она поранилась о камни… и какая она худая.

— Возможно, я ошибаюсь, но могу поклясться — это шрамы от пулевых ранений. Кто-то стрелял в нее, Адам, — трижды и совсем недавно.