Яна Перепечина - Вдоль белой полосы

— Ну, а теперь рассказывай, что случилось? — спросил Василий.

Картошка была вкусной, чай горячим, а пироги Васиной рукодельной жены пышными и такими ароматными, что Никита неожиданно почувствовал себя немного лучше и честно ответил:

— Семейная жизнь не ладится.

— Даже так?

Никита только вздохнул.

— Ну, тогда послушай меня. Я тебя постарше, и намного. И дам тебе один совет. Только ты не сердись и не обижайся, я от души. Потому как тебя с детства знаю, всегда считал отличным парнем и не хочу, чтобы ты себе ещё проблемы нажил…

— Говори, Вась, какие обиды…

— Если дела совсем плохие станут, ужом крутись, но первым на развод не подавай. Я твою Лику знаю. Помяни моё слово: подашь на развод сам, такого врага себе наживёшь, что только держись. Лучше потерпи немного. Думаю, ей и самой скоро надоест. Моя Ленка с Ликой твоей недавно на автобусе ехала. А они ж из одного двора, знакомы сто лет. Ну, и разговорились. Ленка моя долго челюсть подбирала после этого. Говорит, запросы у Лики такие, что ты и за сто лет столько не заработаешь, если, конечно, во все тяжкие не пустишься. А ты, насколько я тебя знаю, не пустишься. В общем, терпи. И скоро эта чудо-птичка — не сказать бы грубее — упорхнёт от тебя. А ты вздохнёшь свободно.

— Да не хотел я никогда этой свободы, — Никита махнул рукой и отвернулся. Его взгляд упёрся в отштукатуренную стену гаража, на которой ещё до свадьбы Лика, как-то пришедшая за ним, написала чёрной краской: ЛИКА, ХОББИТ, НИКИТА. Именно в таком порядке. Ему бы тогда ещё задуматься, кто он в её жизни.

— Ну, не хочешь — и не надо, — покладисто согласился Василий, сочувственно проследив за его взглядом. — Я и сам человек семейный. Мне вот, кроме моей Ленки, и не нужен никто. И без неё жизнь не в кайф. Она тут на каникулы с пацанами нашими к бабушке уехала. Так я первый день отдыхал, второй ещё туда-сюда, а на третий день взвыл, взял отгулы и к ним поехал. Но никто и не говорит, что ты один должен оставаться. Вот подожди. Уйдёт твоя цаца в свободное плавание, а ты только не хандри и по сторонам гляди. Может, счастье твоё совсем рядом, в соседнем дворе или на заводе нашем. А ты всё не туда смотришь…

— Ладно, — встал Никита, — спасибо тебе, Вась. Вот правда. Думаю, всё правильно ты сказал. Я это как-нибудь переживу. Дождусь, пока Лика дозреет, чтобы уйти. А там, может, всё и наладится.

— Вот! Молодца! А я что говорю? Кстати, забыл тебе рассказать: к нам тут в цех начальник твой заходил, интересовался, как нам с тобой работается. Не только я, но и все сказали, что ты отличный инженер. Думается мне, пойдёшь ты скоро на повышение…

— Поживём — увидим, — лишь отмахнулся Никита. — Чего раньше времени обсуждать?

Как и в их летнем лагере, в школе отношения среди старшеклассников были очень тёплыми и немного чересчур, на взгляд Агаты, свободными. У них было принято обниматься и целоваться при встрече, на переменах сидеть в обнимку на полу и вообще относиться друг к другу с большой нежностью. А ещё в своих одноклассниках Агата по-прежнему видела склонность к театральности, от чего страсти в старшей школе кипели нешуточные. То и дело кто-то начинал встречаться, ничуть не скрывая, а то и вовсе всячески демонстрируя возникшую приязнь. Но не менее часто и расставались. Со слезами, гипертрофированными страданиями и жаркими, но, как правило, недолгими перемириями, сотрясающими школу.

Молодые их учителя, кстати, от своих подопечных не отставали. Холостой директор Роман Олегович, долгое время встречавшийся, как небезосновательно заподозрили наблюдательные ученики с учительницей МХК яркой Ксенией Владимировной, неожиданно для всех женился на спокойной и гораздо менее симпатичной, на взгляд учеников, преподавательнице музыки. После этого один из школьных историков, явно влюблённый в неё, долгое время ходил с несчастным видом.

Агата за всем этим наблюдала с интересом, но и только. Зато одноклассники с удовольствием делились с ней подробностями своих многочисленных романов. Правда, Агата подозревала, что большинство из них было выдумано, чтобы не отставать от других. Ну, или во всяком случае сильно приукрашено и преувеличено.

И вдруг стараниями Димы эта сторона жизни приблизилась к Агате, которая ничего для возникновения романтических отношений не предпринимала и даже удивилась таким изменениям в её жизни.

Следующий «Стартин» прошёл ещё веселее. Всю неделю их команда репетировала выступление, поэтому они снова уже в самом начале отбора оказались на одной из сцен. И Агата постоянно ловила на себе взгляды синеглазого Димы, то танцующего внизу, около их сцены, то перемещавшегося вместе со своей командой на сцену напротив.

Нюра, которая от успехов команды и бурно развивавшегося романа с другом Димы, была ещё живее и жизнерадостнее, чем обычно, то и дело в танце шептала Агате:

— Что я говорила? Влюбился! Посмотри, глаз от тебя не отводит!

Сама Агата не знала, как к этому относиться. Такое неприкрытое любование ей было приятно и будоражило, но чувства к Никите никуда не делись, и ей казалось непорядочным по отношению к Диме поощрять или хотя бы молчаливо принимать его ухаживания.

А он именно ухаживал: в перерывах приносил разгорячённой Агате воду в пластиковом стаканчике, в забитом фойе помог найти спокойный уголок и галантно подавал то зелёно-фиолетовый пуховик, то пакет с сапогами. Агата от такого внимания терялась, но потом решила, что будет стараться вести себя непринуждённо и по-дружески, но не более.

Следовать задуманному плану было нетрудно. Дима оказался прекрасным собеседником и начитанным человеком, и они ещё во время телефонных разговоров быстро нашли общие темы.

В вагоне метро, снова забитом стартиновцами так, что и пошевелиться было трудно, они с Димой перешли на обсуждение живописи. А потом Агата вспомнила:

— А ты слышал, что в Манеж привезли выставку Фаберже?

— Да? — удивился Дима. — Не слышал. А ты откуда знаешь?

— В «Московской правде» прочла.

— Ты, конечно, не такая, как все. Я вообще впервые вижу пятнадцатилетнюю девушку, которая читает газеты.

— Ну, я всё больше про историю и культуру ищу статьи. Политику не люблю.

— И всё равно…

Дима был на голову выше Агаты и сейчас нависал над ней, глядя так внимательно и восхищённо, что ей было неловко под его жарким взглядом, и она попыталась не слишком изящно перевести разговор:

— Представляешь, как здорово: Фаберже в Манеже! Вот бы сходить.

— Да, было бы неплохо, — согласился Дима и немного отодвинулся от неё, словно почувствовав скованность Агаты.

— Дим! — крикнули ему через головы. — Наша станция! Или ты дальше едешь?

— Можно я тебя провожу? — Дима вопросительно глянул на Агату, но она решительно покачала головой:

— Ты что! До нас ещё ехать и ехать! А уже так поздно! Ты потом домой не доберёшься! — и, заметив его колебания, ладонями подтолкнула к выходу: — Иди скорее!

Поезд остановился. Толпа выходивших на этой пересадочной станции дрогнула и тяжёлым селем потекла к распахнувшимся дверям, увлекая и Диму. Агата улыбнулась и махнула рукой.

— Что? Сразила ты его? — в вагоне стало немного свободнее, и к Агате протиснулся Санька Оноприенко.

— Сань, да ну тебя. Как скажешь, — легко отмахнулась Агата и тут же забыла о Диме: в глазах одноклассника ей почудилась грусть. — Ты что такой невесёлый? Случилось что?

— Нет, всё в порядке, — залихватски улыбнулся Саня. Но Агата ему не поверила и до самого дома то и дело встревожено поглядывала на него. Тот смеялся и шутил, явно делая вид, что всё у него хорошо. Но глаза были по-прежнему тоскливыми.

Когда они вышли из метро, Агата дёрнула за рукав Фиму Покусаева и оттащила его чуть в сторону от остальных.

— Фим, слушай, а что с Санькой происходит? У него глаза такие…

— Какие? — беспечно отозвался Фима, но Агата почувствовала, как напряглась его рука под её ладонью. Почувствовала и сразу поняла: не ответит ей приятель, а если и ответит, то соврёт.

— Тоскливые, Фим. Неужели ты не видишь? Ты же его друг… — все же сделала она попытку добиться правды.

— Да всё в порядке, Агатик, тебе показалось.

Агата вздохнула, отцепилась от Фимы и ускорила шаг, чтобы догнать стремительного длинноногого Саньку. Просунув руку ему под локоть, она весело защебетала о всякой ерунде. Санька, сначала напряжённый, вскоре расслабился, стал поглядывать на неё всё веселее и, наконец, стал самим собой, немного циничным и саркастичным, но весёлым и понятным, без пугающей тоски в тёмных глазах.

Уже в постели она вспомнила взгляд Сани и странное поведение Фимы и вдруг поняла: такой взгляд она уже видела, и неоднократно. У себя самой. Если вдруг смотрелась в зеркало, после того, как бабушки при ней обсуждали, какой прекрасный парень Никита, и как повезёт той девушке, на которой он женится. Неужели у вечно не унывающего балагура Саньки тоже несчастная любовь? Вот ведь возраст какой у них. Сплошные страсти и разочарования…

Во вторник был последний день зимних каникул. Агата собиралась пойти гулять с собакой, когда раздался телефонный звонок.

— Это тебя! — крикнула младшая сестра Кира, которая очень любила разговаривать по телефону и всегда первой неслась к аппарату.

— Иду!

— Агатик! — без приветствия выдохнула в трубку Нюра. — Агатик! Что у вас с Димой произошло?!

— У нас с Димой? — не поняла Агата. — Ничего. Как расстались позавчера, так и не виделись больше. И не слышались тоже. Он не звонил, а я даже его номера не знаю. Ах, да! — вспомнила она. — Меня же вчера вообще дома не было. Я ездила к бабушке… А что случилось?

— Да я понять не могу, — в голосе Нюры слышалось безмерное удивление. — Позвонил он мне пять минут назад и начал рассказывать, какая ты у нас плохая, какая подлая и обманщица.

— Я? Я обманщица? — Агата изумилась так, что даже не могла найти слов.

— Вот и я обалдела! — поддержала её Нюра. — И, главное, когда и в чём ты его могла обмануть? Вы же виделись полтора раза!

— А что он ещё, кроме этого, сказал?

— Чтобы ты ему больше не звонила и его не искала.

— Весело. Особенно, если учесть, что я сама ему ни разу не звонила и уж тем более встреч не искала…

— Слушай, ты не расстраивайся! — зачастила Нюра. — Я сейчас попробую позвонить ребятам из их команды и узнать, что хоть произошло. Раз ты не в курсе.

— Нюрик, я не расстраиваюсь. Я просто абсолютно не понимаю, что случилось. В общем, не надо никому звонить. Не хочет человек общаться — не надо…

— Агатик, он ведь не просто растворился во времени и пространстве! Он ведь гадостей про тебя наговорил! Я так этого не оставлю! Что это такое вообще!

— Нюр, перестань. Я тебя прошу…

— Не перестану! Всё! До связи! — крикнула в трубку Нюра и отключилась.

Агата медленно встала. Сердце колотилось часто-часто, и было очень противно. Что случилось, она понять не могла. Впервые она услышала о себе такой отзыв от малознакомого человека…

Нюра позвонила через полчаса. Всё это время Агата перебирала в памяти те несколько разговоров по телефону и при встрече, которые были у них с Димой. Не то чтобы она переживала из-за разрыва. Ведь и отношений у них, по большому счёту, никаких не было. Ни дружбы, ни влюблённости. Ну, во всяком случае, с её стороны. И вдруг такое… Но ничего, что прояснило бы странный звонок Димы Нюре, она не вспомнила и постаралась отвлечься, занявшись делами. А тут снова подруга.

— Короче, Агат, — выпалила та, — бежать от этого Димы надо, ломая ноги. Он натуральный псих! Я потрясла всех, кого нашла. И просто в шоке.

— Да что случилось-то? Объясни толком..

— А случилось вот что. Помнишь, вы с ним позавчера обсуждали выставку Фаберже?.. Я рядом стояла и всё слышала…

— Помню. И что?

— А то, что он почему-то решил, что вы договорились встретиться на этой выставке вчера, то есть в понедельник…

— Мы договорились?.. Нет, конечно, не было такого…

— Да знаю я, говорю же, слышала собственными ушами. Но он почему-то так решил. И вчера с утра пораньше отправился туда ждать тебя. Простоял весь день, страшно замёрз и решил, что ты подлая обманщица.

— Весело, — оторопела Агата. — Но это же бред какой-то!

— И я то же самое говорю! Бред натуральный! Как хорошо, что он так сразу свою уехавшую крышу продемонстрировал. А то представляешь, что было бы, если б ты увлеклась им, а потом — та-дам! Здравствуйте, я ваша тётя!

— Мне и сейчас как-то не очень весело.

— А тогда было бы совсем не весело… — Нюра сделала паузу и тихо спросила: — Он тебе нравился, да?